Великая любовь может рождать только любовь. У ненависти иные корни.
Ленин не сразу стал таким. Но его эволюция к тому, что я сказал выше, была без больших зигзагов.
Ранний Ленин на пороге века был почти типичный российский социал-демократ с радикальным уклоном. Это тот Ленин-Ульянов, который, наблюдая за Россией из-за рубежа, мог строить абстрактные революционные схемы, злобно поносить царя, давать советы из спокойной Европы по активизации революционных выступлений. На этом раннем этапе происходит размежевание Ленина с либеральной социал — демократией и переход на радикальные рельсы. Ленин еще со времени первой русской революции повел яростные атаки на либералов. В кадетах, либеральной интеллигенции, людях типа Струве, Кусковой, Прокоповича, Пешехонова, Анненского, Муромцева, Чупрова он увидел чуть ли не главную опасность своим планам. Антилиберализм Ленина (не все тогда это поняли) — это противостояние свободе как политической и нравственной ценности. Происходит 'большевизация' сознания. Похоже, что ранний Ленин, осев за рубежом, не видел для себя места в России. Только в случае революции. Но еще в январе 1917 года он мало в нее верил.
Зрелый Ленин — это лидер большевиков в годы империалистической войны. Ульянов-Ленин оказался одним из немногих социал-демократов, который увидел в империалиста ческой войне своего союзника. Он понял раньше других, что самодержавие пало в результате неспособности довести войну 'до победного конца'. Война же явилась и главной причиной поражения Февральской революции. Победители Февраля не знали, как достойно выйти из войны. А Ленин — знал, даже если это недостойный путь. Ленин приходит к парадоксальному выводу, глубоко антипатриотическому по своей сути: войну нужно похоронить, даже ценой поражения России. Исторический Ленин — это человек, сделавший в революции главную ставку на поражение России в войне. До этого никто додуматься не смог. Ибо для этого нужно было не любить свое отечества Он предал союзников России, они потом, победив Германию и без России, помогли вернуть Ленину гигантский кусок российского государства, который тот отдал немцам.
Весь вопрос тогда упирался в политическую методологию: как использовать войну для инициирования революционного взрыва. Ленин против мира — так может быть похоронена революционная идея. В октябре 1914 года, когда европейские социал-демократы лишь искали пути, как принудить свои правительства к миру, Ленин писал Шляпникову: 'Неверен лозунг 'мира' — лозунгом должно быть превращение национальной войны в гражданскую войну'. На этом Ленин не остановится: будет добиваться поражения в войне собственного правительства. Это национальное преступление мы десятилетиями считали великой ленинской политической мудростью.
Этот момент для понимания исторического Ленина чрезвычайно важен: для достижения своей цели он готов переступить через святыни патриотизма, национальной чести и просто гражданской порядочности. Цель превыше всего!
Поздний Ленин (если так можно выразиться) — человек, ставший главой революционного правительства. Вооруженный только теоретическими схемами и никогда никем не управлявший, Ленин просто беспомощен перед обвалом проблем. Он может вначале выдвинуть лишь конфискационную идею: изъять, реквизировать, экспроприировать. На этом пути одно средство — беспощадная диктатура. Еще два- три месяца назад с серьезным видом рассуждавший об отмирании государства, Ленин вынужден лихорадочно создавать армию, трибуналы, наркоматы, инспекции, секретные отделы, дипломатическую службу. Лишь обращение к презренным буржуазным 'спецам' позволяет хоть как-то наладить функционирование государственных структур. Распоряжения Ленина, как и Совнаркома, на первых порах поверхностны, случайны, непродуманны, но жестки и жестоки. А ведь сколько после появилось апологетических книг, сборников и диссертаций типа 'Ленин о государственном строительстве'…
Исторические штрихи на портрет Ленина нанесли многие люди, как большевики, так и лица, которых нельзя заподозрить в ношении 'пролетарских очков' или классовом пристрастии. Эти свидетельства весьма важны, ибо многотомье партийных воспоминаний большевиков повторяет лишь на разные лады одно слово: 'гений'. Только немногие из этих воспоминаний, и прежде всего Н.К.Крупской, Троцкого, Зиновьева, Каменева, Бухарина, Раскольникова, Луначарского, Крестинского, Иоффе, Ганецкого, Малькова и некоторых других, привносят в палитру красок портрета некие новые человеческие черты исторического Ленина, а не большевистской иконы. Тем более что до недавнего времени воспоминания В.А.Антонова-Овсеенко, А.С.Бубнова, Н.П.Горбунова, М.С.Кедрова, Г.И.Ломова (Оппокова), В.И.Невского, И.А. Пятницкого, В.Я.Чубаря, А.В.Шотмана, И.С.Уншлихта, Б.З.Шумяцкого и некоторых других были сокрыты в секретных хранилищах (как же — ведь это 'враги народа') партии, прямо причастной к уничтожению этих и миллионов других людей. Даже после смерти Ленина не могли быть опубликованы честные воспоминания. Он еще при жизни был превращен партийной пропагандой в некоего идола, о котором можно было говорить и писать только в соответствии со сложившимися идеологическими канонами.
Справедливо писал после смерти Ленина большой российский интеллигент, лидер кадетов Павел Николаевич Милюков, что 'над самой личностью человека, совершившего над своей страной из убеждения величайшее злодейство, которое когда-либо удавалось совершить профессиональному тирану, суждение истории сложится не сразу. Надо будет начать с отделения лица от легенды, которой успело густо покрыться его имя'.
Постараюсь к тому, что я написал в книге, добавить наиболее характерные мазки некоторых людей к портрету, эскиз которого — передо мной. Надеюсь, что это придаст больший исторический характер силуэту человека, которого нет среди нас уже семь десятилетий.
Н.К. Крупская. 'Таких жестов, как битье кулаком по столу или грожение пальцем, никогда не было… Говорил быстро. Стенографисты плохо записывали… стенографисты у нас были тогда плохие, и конструкция фраз у него трудная… После споров, дискуссий, когда возвращались домой, был часто сумрачен, молчалив, расстроен… Никак и никогда ничего не рисовал… Очень любил слушать музыку. Но страшно уставал при этом… Как правило, уходил после первого действия как больной… Перед всяким выступлением очень волновался: сосредоточен, неразговорчив, уклонялся от разговоров на другие темы, по лицу видно, что волнуется, продумывает. Обязательно писал план речи… Копанье и мучительнейший самоанализ в душе ненавидел… Адоратскому до деталей рассказывал, как будет выглядеть социалистическая революция…'
Г.Е. Зиновьев.'..А было ли сознание (ощущение), что он (Ленин. —
Ленин любил пугать: если будем делать ошибки — полетим и т. д.'.
М.И.Ульянова. 'Больше чего-либо другого занимало Владимира Ильича в этот период (1922–1923 гг.) сельское хозяйство. 'Если нельзя заниматься политикой, надо заняться сельским хозяйством'… Мысли о занятии чем-либо иным, а не политикой, приходили, однако, Владимиру Ильичу в голову лишь тогда, когда он чувствовал себя плохо и пессимистически смотрел на возможность выздоровления. Но стоило наступить хоть небольшому улучшению, как все мысли его направлялись опять-таки к политической деятельности'.
В.М.Чернов. 'Ум Ленина был энергетический, но холодный. Я бы сказал даже: это был прежде всего насмешливый, язвительный, циничный ум. Для Ленина не могло быть ничего хуже сентиментальности…* Это был отличный революционный и государственный деловик, но исторический провидец это был просто никакой. Его 'малый политический разум' был блестящий; его 'большой политический разум' был перманентным банкротом… Как человек 'с истиной в кармане', он не ценил творческих исканий истины, не уважал чужих убеждений, не был проникнут пафосом свободы… Воля Ленина была сильнее его ума. И потому ум его в своих извилинах и зигзагах был угодливо покорен его воле… Ленин был добродушен. Но добродушие и доброта не одно и то же… Это добродушие есть просто побочный продукт благодушной удовлетворенности, происходящей от сознания силы. Таким же добродушием большого сенбернара по отношению к маленьким дворнягам был полон и Ленин по отношению к своим 'ближним'.
Анжелика Балабанова. 'Ленину нужны были соучастники, а не соратники. Верность означала для него абсолютную уверенность в том, что человек выполнит все приказы, даже те, которые находятся в противоречии с человеческой совестью… Ленин никогда не отрицал тех действий и поступков, за которые он нес ответственность, так же как не пытался он уменьшить тяжесть их последствий, потому что он всегда действовал с самонадеянностью в правоте своего дела и был пропитан уверенностью, что только его теория
