Персия, Италия, Венгрия, Германия… Ленин был готов пожертвовать Россией, чтобы инициировать хотя бы континентальный пожар. Поход на Варшаву, напомним, был осуществлен по личной инициативе вождя, и попытка эта, по словам Троцкого, 'обошлась страшно дорого'. Он писал, что польская 'ошибка' не только 'привела нас к рижскому миру, который отрезал нас от Германии, но и дала, наряду с другими событиями того же периода, могущественный толчок консолидации буржуазной Европы'. И тем не менее Троцкий, такой же якобинец, как и Ленин, воспевает ленинское 'мужество замысла. Риск был велик, но цель превосходила риск'.
Троцкий не пишет, что безумная идея зажечь революционный факел в Европе стоила жизни нескольким десяткам тысяч российских солдат. Я уже не говорю о том, что великое государство, благодаря бредовой политике Ленина, унижаясь, платило военную контрибуцию своей бывшей провинции — Польше (более 30 млн. рублей золотом). Буквально за два месяца до военного краха Германии в 1918 году Ленин соглашается на отправку в Берлин 93 тонн царского золота (оговоренных брестскими соглашениями).
Для Ленина соображения морального порядка не имели никакого значения в его международных проектах и планах, имевших часто тоже просто бредовый характер. Если выразиться точнее и корректнее, вождь большевиков был главным носителем исторической безответственности. Идея сделать планету 'красной' основывалась на ложной посылке кабинетного человека, который на протяжении долгих лет строил многочисленные схемы мировой коммунистической революции, не учитывая множество таких факторов, как этнический, национальный, религиозный, географический, культурный, научный и т. д. Ленин признавал только классовые политику и экономику. Для него существовала лишь одна ценность, которую он был готов защищать какой угодно ценой, — власть. Именно с помощью этого рычага вождь надеялся рано или поздно сделать российскую революцию международной.
Исторический Ленин чувствовал ответственность только перед большевистской властью. Но его никогда не смущали 'химеры' общечеловеческого, демократического, гуманистического характера. Как я мог установить (не нашел ни одного свидетельства!), Ленина никогда не мучили угрызения совести: за то, что он похоронил первое в истории России демократическое правительство; унизил Россию преступным миром; разогнал Учредительное собрание; ликвидировал имевшиеся гражданские свободы и права человека; разрушил экономику гигантской страны; низвел Советы до придатка партийных комитетов; изгнал цвет национальной интеллигенции за пределы отечества; ликвидировал российскую социал-демократию; уничтожил царскую семью; подавил в крови тамбовское, кронштадтское, донское, ярославское и другие народные восстания; почти уничтожил церковь; с помощью террора, голода и развязанной гражданской войны в стране погубил в России 13 миллионов человеческих жизней…
Перечень неполный. Но и Ленин пока не совсем 'исторический'.
Ленин не был честолюбив. Он редкий тип человека, который искренне отождествлял себя с идеей, в которую он верил, с делом, которому он служил. Потерпев в конце концов историческое поражение, Ленин тем не менее смог добиться невозможного: превратил бредовость своей политики в программу миллионов людей на многие десятилетия. Произошло это прежде всего потому, что эпохальные, континентальные, исторические планы Ленина были густо замешаны на христианской идее социальной справедливости, которая вечна и бессмертна… Ну и, конечно, все это стало возможным благодаря неограниченному насилию — универсальному методу большевиков.
Ленин всегда претендовал на родство октябрьского переворота большевиков в 1917 году с Французской революцией. Но он, по крайней мере, неточен: российские ниспровергатели унаследовали лишь якобинский радикализм, отрицая идею свободы французских революционеров как основную ценность. Как выразился известный итальянский ученый Витторио Страда, 'траектория коммунистической революции окончена. Но историческая реальность говорит нам также, что живы ее последствия'. Они далеко не однозначны и не исчерпаны. Ленинизм жив и имеет много сторонников. Даже люди, многие годы служившие этим идеям и испытавшие горечь поражения и разочарований, не спешат с ним расстаться: они боятся духовного вакуума. Их можно понять.
Повторю: ленинский бастион в моей душе пал последним. Пал тогда, когда я осознал исторический крах ленинского 'дела'. Попытка исторического опережения естественного хода событий обернулась огромным историческим отставанием. Этому способствовало и то, что я смог ознакомиться с тысячами ленинских документов, которые медленно, слишком медленно становятся доступными для критического анализа многих людей.
Приходу в нашу жизнь правды о Ленине мешала не только вся система идеологического манипулирования общественным сознанием людей, но и возведенные в ранг национальных событий годовщины и юбилеи ленинского дня рождения, конкретные даты появления его книг, статей, произнесения речей.
Как обычно это делалось?
Отдел пропаганды готовил кучу документов к памятной дате. Сталину, например, докладывали два:
'Товарищу Сталину И.В.
Представляю Вам проект доклада на торжественно — траурном заседании, посвященном 26-й годовщине со дня смерти В.И.Ленина.
Прошу указаний.
16 января 1950 г.
П.Поспелов.
Копии проекта доклада посланы: тт. Маленкову, Молотову, Берии, Микояну, Булганину'.
Докладывался Сталину и проект постановления ЦК ВКП(б) 'О 26-й годовщине со дня смерти В.И.Ленина'. В документе, который Сталин утверждал, и он публиковался, о Ленине говорилось мало. Несколько страниц живописали, как, 'выполняя заветы Ленина под мудрым водительством товарища Сталина', перевыполняют планы промышленность, сельское хозяйство, осуществляется сталинская программа преобразования природы, возводятся великие стройки коммунизма. И все это удается в условиях 'милитаризации капиталистических обществ и снижения жизненного уровня трудящихся буржуазных государств'. Империалистические страны перешли от подготовки к прямым актам агрессии. И далее все в том же духе, с указанием, что все всемирно-исторические победы СССР стали возможны благодаря 'гениальному руководству нашего вождя и учителя товарища Сталина'.
В конкретной части постановления указывалось: что печатать в газетах в честь этой даты, какие фильмы крутить, в какие сроки проводить собрания… Даже предписывалось 'литературно-художественным журналам публиковать материалы, посвященные памяти В.И.Ленина'. В редакциях загодя, за несколько месяцев находили очевидцев исторических событий, видевших или слышавших Ленина и Сталина в годы революции и гражданской войны. Могли помочь и сами писатели своими воспоминаниями о Ленине; следовали звонки П.А.Арскому, 'штурмовавшему' Зимний дворец, А.И.Безыменскому, лицезревшему вождя на комсомольском съезде, В.Н. Биллю — Белоцерковскому, прошедшему дорогами гражданской войны, Е.Я.Драбкиной — бывшему секретарю Свердлова, А.М.Коллонтай, лично выполнявшей поручения Ленина, И.Г.Эренбургу, встречавшемуся с Лениным в Париже еще в начале века…
Тысячеустый и тысячеголовый легион рабочих, крестьян, писателей, военных, профессиональных революционеров, вспоминавших мельчайшие детали из жизни вождя, из года в год создавал героическую летопись необыкновенного человека с гениальным умом, радевшего о каждом человеке. С детского сада дети, еще говорившие мало слов, кроме 'мама' и 'папа', старательно выговаривали 'дедушка Ленин'. До 1953 года — в дуэте с 'дедушкой Сталиным'. Шло великое, неповторимое, непрерывное, массированное оболванивание миллионов людей. Неважно, что многие из них не могли назвать ни одного выдающегося российского философа, историка начала XX века, считали всех меньшевиков предателями революционного дела, искренне верили, что в мире существует гигантское коммунистическое движение, которое вот-вот возьмет судьбы человечества в свои руки.
Хотя, когда начиналась эта многолетняя промывка мозгов нации, даже сами вожди были откровеннее.
…Институт Ленина в конце декабря 1924 года обратился к ряду вождей, в том числе к Сталину и Зиновьеву, с просьбой выступить на инструктивном собрании с установками, что и как рассказывать о Ленине. Сталин пишет записку Зиновьеву.
'Ей-ей, не могу, не хочу готовиться, и, вообще, хотелось бы уйти к черту, от всякой 'подготовки к
