КИАТТА
Авангард ехал шагом, рассыпным строем, когда на дороге перед ним внезапно появился толстый человек с трясущимся лицом.
Он просто стоял, скрестив руки на груди, хотя руки плясали от страха, и это было понятно каждому — тем более, тысячнику Лухару.
Лухар остановил коня на расстоянии нескольких шагов, но человек не сдвинулся с места.
— Кто ты? — спросил Лухар, движением руки остановив окружавших его солдат.
— Человек… — голос был неестественно напряжен, но незнакомец все-таки справился с собой. — Да, просто человек.
— И чего же ты хочешь, человек? — Лухар оглядел его с головы до ног.
— Я хочу… — он умолк, вращая глазами и кривя губы, и внезапно выкрикнул: — Я хочу остановить твое войско!
С этими словами он почти не целясь метнул в Лухара стилет. Все же бросок был неожиданным, хотя и неточным: Лухар едва не остался без глаза, уклонившись каким-то чудом; стилет ожог ему висок.
А незнакомец уже бежал во все лопатки в сторону крепостных стен Оро, видневшихся справа, за рощей благородных дубов. Он бежал, странно прижимая руки к бокам, выставив грудь вперед, откинув голову; так бегают скороходы на состязаниях.
Его догнали только в роще, причем всадникам пришлось спешиться.
Бегун едва ли сильно уступал в скорости лошадям, но в роще был довольно густой подлесок, и он замедлил бег.
Когда его схватили, Лухар уже подъехал к опушке и велел сообщить Карраху о странном бегуне.
Лухар вылез из седла, сел на пригорок под дубом, широко раскинувшим ветви. Лекарь хотел осмотреть его рану, но Лухар отмахнулся, лишь позволил вытереть кровь. Беглеца подвели к нему, причем двое держали его под локти, а еще четверо держались сбоку и позади. Кроме того, два телохранителя встали по бокам от Лухара, готовые к неожиданностям.
— Обыскали? — спросил Лухар.
Воин подал ему тряпицу, в которую было что-то завернуто. Но не оружие.
Лухар развернул. Кусочки пергамента, испещренные бисерным почерком.
— Что это? — Лухар оглянулся в недоумении.
— Это стихи. И еще — ноты, — сказал подъехавший Каррах.
Лухар поднял брови, а Каррах, взяв листки и с любопытством разглядывая их, пояснил:
— Нотами в Киатте умеют записывать музыку. Это сложное искусство, поверь мне.
От удивления Лухар забыл о субординации и спросил:
— Откуда ты знаешь?
Каррах улыбнулся, но не ответил. Присел рядом с Лухаром и обратился к пленнику:
— Ты — бродячий певец?
Тот неожиданно приосанился:
— Да. И очень известный!
— В Киатте?
— Нет! Меня слышали жители Ринрута и Таннета! Мне рукоплескали в Нарронии!
— В Нарронии? В Приозерье? — Каррах удивился, потом пожал плечами и сказал Лухару по- аххумски:
— По-видимому, сумасшедший. Но интересный сумасшедший… — и снова обратился к пленнику: — Как твое имя?
— Мое имя знают слишком многие! — заявил певец; его спесь была смешна, учитывая заломленные назад руки и пригнутую голову. — Я не хочу, чтобы оно произносилось здесь.
— Откуда ты знаешь аххумскую речь?
— Хм! Я знаю и хуссарабскую речь!
Лицо Карраха потемнело. Он кивнул ординарцу:
— Приведи сюда киаттских пленников.
Пленников привели — четверых знатных жителей Гинды, захваченных в качестве заложников. Они были закованы в ошейники, как рабы, и скованы одной цепью.
— Вы знаете этого человека? — спросил у них Каррах. — Кто он?
Пожилой киаттец сказал:
— Не вижу смысла скрывать. Это Ибрисс. Старший сын короля Эрисса. Непутевый, как говорят, сын. Бродяга, и помешанный к тому же. Он еще в детстве убежал из дома и вроде бы обошел весь мир. Возвращался ненадолго, отъедался и отсыпался, и снова уходил. Дромоман.
— Ясно, — Каррах поднялся. — Покажите мне этот стилет.
Ему подали стилет. Каррах повертел его в руках и внезапно спросил у Ибрисса:
— Так тебя подослал Фрисс?
Ибрисс промолчал. Каррах, не дождавшись ответа, сказал:
— Хорошо. Можешь спеть нам напоследок.
Ибрисс исподлобья глянул на него.
— Я не буду петь варварам.
— Дело твое, — сказал Каррах, садясь в седло. — Повесить его на этом дубе!
Пока не слишком привычные к ремеслу палача воины прилаживали веревку к ветке дуба, завязывали петлю и искали, на что бы поставить Ибрисса, тот пребывал в полуобморочном состоянии.
Бормотал нечленораздельно, глядел прямо перед собой, втягивал голову в плечи. Но как только дело дошло до петли, он вдруг словно проснулся.
— Фрисс запер меня в темнице, — сказал он осмысленным голосом. — Меня и королеву-мать…
Один из воинов остановился, другой сказал:
— Не слушай его. Он сумасшедший.
— Да, я сумасшедший, — так сказал Фрисс. Но он обещал мне свободу, если я задержу войско… Скажи, — обратился он вдруг к державшему его солдату, — Скажи, ты не знаешь, где сейчас мой брат Крисс?
Солдат оглянулся на десятника, командовавшего казнью. Десятник хотел отмахнуться, но передумал. Поставил ногу на положенное на землю запасное седло, предназначенное для казни:
— Какое тебе дело до Крисса? Он верно служил нашему царю…
Ибрисс сделал хитрое лицо:
— Да, Крисс очень умный. Самый умный из нас троих. Гораздо, гораздо умнее Фрисса!
Десятник неопределенно хмыкнул и сказал молодому солдату:
— Что стоишь? Позови-ка сотника, а еще лучше — кого-нибудь из штабных.
Каррах вскоре вернулся — для этого ему пришлось вновь остановить колонну и он был очень недоволен задержкой.
— Ну, так что же ты знаешь про Крисса? — спросил Каррах, удерживая разгоряченного скачкой коня.
— Крисс? Крисс — мой младший брат. Каласса сказала, вот придет Крисс, и прогонит Фрисса, и выпустит нас из темницы.
Каррах молча смотрел сверху вниз на Ибрисса. Наконец медленно проговорил:
— Колодку ему на шею — и на одну цепь с киаттцами!.. Кто-то очень хочет, чтобы мы штурмовали Оро.
Повернулся к ординарцу:
— И, кажется, мы его будем штурмовать… Объявить привал.
Тысячников ко мне!
