— Намекаете, что я залежался? На выписку готовите? Я готов…
Д'Арсонваль протестующе замахал руками:
— И думать не думайте! Вы наш человек, мы вас не бросим в беде — будете лежать, сколько понадобится.
— Это хорошо, — и Ватников снова усмехнулся, еще печальнее, чем в первый раз.
— Без соседа не скучаете? — Начмед кивнул на койку Зобова, где громоздился скатанный в рулон полосатый, в пятнах, матрас.
— Конченый человек, но дед был милый, не злой.
— Вот именно. Милые, добрые люди скоропостижно погибают… вы слышали о нашем профессоре?
— Разумеется, — кивнул Ватников, украдкой изучая д'Арсонваля.
— Это я его нашел, — признался начмед.
— Вот как? — Иван Павлович, казалось, не проявил к этому обстоятельству ни малейшего интереса.
— И Зобова тоже — ну, не первым, но осматривал место в числе первых.
— Вы расторопны.
— А вы будто бы и не любопытны, — д'Арсонваль шутливо погрозил ему пальцем. — Скажете, что вас и легенда о здешней Каштанке не интересует?
— Любителей сказок может заинтересовать, — Ватников демонстративно вытянулся на постели и заложил руки за голову. Он слышал уже и про цирк, и про кладбище.
Начмед помолчал. Потом, чуть передернувшись, глухо бросил:
— Я видел там следы. И в первый раз, и во второй.
— Вот как? — В глазах Ватникова сверкнул огонек. — И какие же — мужские или женские?
Д'Арсонваль придвинулся к нему вплотную:
— Иван Павлович, это были отпечатки лап пятиногой собаки.
10
Внутренний Хомский разрядил оба ствола, и у Ивана Павловича заложило в ушах.
— Вы сами их видели? — быстро спросил он начмеда.
Тот серьезно кивнул.
— Сам. Собака, по-видимому, побывала на улице — пришла оттуда, отпечатки были довольно грязные. Я разглядел и следы самого Зобова. У него были повреждены ноги, но расстояние между его следами вдруг резко увеличилось.
Ватников сел и взялся за виски.
— Так, — сказал он, не находя нужных слов. И обратился к Хомскому, который сидел себе на мозжечковом намете, свесив ноги в больничных тапках: 'Почему ты не скажешь мне всего напрямую, Хомский? Ведь ты знаешь все?'
'Многое ведаю, — согласился Хомский, — но уста мои на замке.'
'Тогда намекни, — взмолился Иван Павлович, — дай подсказку!'
Д'Арсонваль, склонив голову на плечо, наблюдал за Ватниковым, понимая, что тот занимается серьезным и почетным умственным трудом.
Молчание длилось довольно долго, потом Хомский прохрипел:
'Сходи на задний двор и погляди там. Сходи, погляди. Покружись там, порыскай'.
'И это все? А что дальше? Что мне искать на заднем дворе?'
'Пока это все. Терпи — скажу больше, если будет дозволено. На заднем дворе не искать ничего, тебя самого найдут'.
'Но кто?'
Хомский замолчал окончательно; он даже встал и повернулся спиной, выказывая откровенное неуважение корковым структурам мозга, ответственным за интеллектуальную деятельность.
Доктор Ватников перевел дыхание и посмотрел на д'Арсонваля.
— Выпить не желаете? — осведомился начмед.
Психиатр лишился дара речи.
— Не кривляйтесь, — и начмед, в свою очередь, скривился сам. — Здесь пьют все, и вы тоже пьете. Я просто жалею вас, я знаю, что вы стеснены в средствах. Вы все равно будете пить — со мной или без меня. Я угощу вас приличным напитком, а не овсянкой и не боярышником, которыми вы выжигаете себе паренхиматозные органы. Сколько килограммов вы сбросили на этих пузырьках, Иван Павлович? Восьемь? — У начмеда неожиданно проявился французский акцент. — Двенадцать? Я не имел удовольствия знать вас прежде, но выглядите вы неважнецки.
Ватников, немного подумав, не стал возражать:
— Плесните, — разрешил он осторожно.
Д'Арсонваль достал из кармана халата плоскую фляжку с водкой настолько знаменитой, что делать ей здесь рекламу нет никакой нужды. Он налил Ватникову половину железной кружки, но сам наотрез отказался, ссылаясь на совещание.
— Не у нас совещание, не в 'Чеховке', — уточнил он, так как Иван Павлович, конечно, не хуже других знал, что перед Николаевым с недавних пор дозволялось появляться в каком угодно виде и совещаться тоже о чем угодно. Главврач стремительно терял контакт с действительностью.
— Выездное? — Иван Павлович понюхал обломок печенья.
— Именно так. Слушайте дальше, Иван Павлович. Такие же следы — ну, не совсем, но похожие — я обнаружил на лестнице. Рауш-Дедушкин не шел в библиотеку, он стоял там, на ступенях, в полумраке, и ждал кого-то.
— Почему вы так думаете?
— Потому что пепел дважды упал с его сигареты.
'Именно такой помощник нам и нужен', — пробурчал Хомский, и эти слова эхом разнеслись по мозговым полушариям Ватникова, запрыгали шариками, заиграли весенними красками.
— А потом?
— Потом? Потом мне показалось, что он стал двигаться на цыпочках. Но это, — и здесь д'Арсонваль виновато вздохнул, — конечно же, было полнейшим идиотизмом с моей стороны — так считать.
— Конечно. Извините, — спохватился Ватников.
— Пустяки. Вы догадались?
— Конечно. Он бежал со всех ног, он спасался, и у него не выдержало сердце. На вскрытии нашли инфаркт? Или инсульт?
Начмед кивнул:
— Инфаркт. Обширный, с переходом на заднюю стенку. Бедняга много курил.
— А собачьи следы? Вы их видели?
— Видел, — мрачно ответил начмед. — Вы не находите, что этих следов слишком много — я имею в виду последствия природных отправлений? Больница перегружена собачьим дерьмом, комиссия следует за комиссией, но собаку не видит никто.
'Ба-бах!' — это выстрелил Хомский, и Ватникова осенило.
— Собаку не ловит никто потому, что каждый думает, будто она ему кажется. К чему же ее ловить?
11
Д'Арсонваль глубоко задумался.
