едином стволе… оставим клерикальную демагогию любителям.
- Значит, господа, вы все-таки думаете их метить? Нас метить?
- Отстаньте вы с вашими кликушеством и поповством! Покажите мне зверя - кто здесь вышел из вод? Кто исчисляется тремя шестерками? Мы его вызовем… Бросьте, в конце концов, молоть чепуху.
В записи - пауза. По всей вероятности, настраивают экран с изображением.
Сердитый и агрессивный голос, согласный, однако, на примирение:
- Смотрите, вот же заснят весь процесс. Вот головка прорезалась… удивляюсь я вам, дамы и господа. Можно подумать, будто вас рожали как-то иначе. Не буду уточнять, во избежание склоки… Вот, уже вынули. Смотрите: ручонку прикладывают к цифровому комбинаторию. Все! Вся процедура! Какие тут чертовы метки? Они же, якобы, черные? Смотрите, какой у мальчугана номер!… Жить да жить!… Не забывайте, конечно, что номера меняются автоматически; они порядковые и не касаются судьбы… Сейчас ему вручат его пожизненный персональный даймер… прикрутят к ножке, вместе с бирочкой… видите, цифры забегали!… Ну, это ведется счет дням и часам, вы понимаете…
- Долго проживет, - кричит кто-то.
- Это бабушка сказала надвое, - доносится чье-то едва различимое ворчание.
Вмешивается старческий - а значит, умудренный, и потому - наверняка недоброжелательный голос:
- Почтенный коллега, а что вы нам тут художественно рассказывали о гноящихся пупах Земли, которыми все мы, если я правильно уловил ваш сарказм, себя почитаем? И о том, что надо бы смазывать лбы раствором бриллиантового зеленого? Вы знаете, каково предназначение данной процедуры? Какого сорта структуры занимаются ее осуществлением?
- Об этом вам будет сообщено во второй части моего доклада, - отозвался оппонент не без оскорбительного гонора. - Эта часть не для записи на манжетах. При переходе к ней выключите записывающую аппаратуру. Выходя из этого здания, каждый из вас даст подписку о неразглашении услышанного. Первую часть заседания международной комиссии «Человек человеку - брат» объявляю закрытой. Перерыв, господа, прошу в фойе. Вы можете посетить буфет, столовую… бар не могу рекомендовать, но не могу и препятствовать…
Шорох пленки не прекращается: кто-то, имеющий либо власть, либо мужество, а скорее всего - глупость, переговаривается шепотом с неустановленной особой:
- Вы не знаете, кому пришло в голову такое удачное название - даймер? Вот уж всем карточкам кредитная карточка. Не таймер, не будильник какой!
- Усыпальник. Понятия не имею. Ясно, что от английского „умирать“. Не нахожу ничего удачного… Довольно мрачно…
- А вы знаете, как они договорились с цыганами? О линиях жизни?
- Судьбы, вы хотите сказать?
- Плевать покамест на судьбу; я говорю то, что я говорю - о линиях жизни.
- Ну а как же. Им подарили целое государство, как евреям. Нарезали от соседей…
- К радости первых…
- И к восторгу вторых… Однако и первые не ликовали. Всех не переловили, но согнали многих - миллионы. Протянули проволоку. Демаркировали границы. Поставили пулеметы и велели делиться прабабушкиными секретами. Голос, хироманты-хиропрактики! Голос! Ав-ав!… Иначе - огонь! Выбирайте! Те смотрят себе на ладошки, и вроде бы помирать им не время, но вот уже первая очередь, поверх голов… Судьба начинает вмешиваться в намеченное… ангелы света и ангелы тьмы готовятся к рукопашной. Уже бьют крылами…
- Какой ужас. Это, конечно, не добрый старенький Павлов. Хорошо, что у Мальтуса не было ни автоматов, ни интереса к собакам. Мгновенный рефлекс. И что же те?
- Сначала, конечно, они прокляли нас всех и навсегда. Я хочу сказать: всех, кто не они. А когда увидели, что дело серьезное… Ну, опереточных баронов поназначали министрами, прочих - выборной демократией. Языки-то и развязались. Между прочим, раз уж заговорили о судьбе, то гуляют нелепые слухи, что по судьбе уже тоже получены некоторые, крайне скудные, данные… допускающие определенные перестановки…
Запись обрывается».
3. Основы нумерологии
- Итак, господа гимназисты, позвольте ознакомить вас с изменчивостью номеров. Записывайте: Дано…
Пожилая учительница в штопаной шали, ранее преподававшая невразумительное обществоведение, повысила - с учетом былых заслуг - квалификацию за государственный счет - и теперь преподавала основы народившейся нумерологии вкупе с началами мировых религий.
Кто-то плюнул ей прямо в заплату изжеванной промокашкой - попал.
Личный номер учительницы неуклонно полз вверх; впрочем, ее подопечные весьма удивились бы, узнав, что в иерархии выживания кое-кто из их братии находится еще выше. А чем выше - тем хуже, этому учат с яслей. Но никто не интересовался ее даймером. Да и за своими по молодости не особо следили.
- Дано… номера 20, 21, 22, x, y, b, z… Неожиданно стало: 40, а, с, 42, n, 43, 44… Вопрос: почему это произошло? Почему перетасовались номера?
Мертвая тишина в классе. Жужжит, разумеется, пронумерованная кем-то высоким, но никому не интересная муха. Очередность в мире людей принципиально не отличалась от таковой в мире животных и растений, но это были разные очереди. Они не пересекались.
- Настругали… - с последней парты раздается писк.
Учительница, что хватает силы, бьет указкой по стопке сочинений на свободную тему.
- Правильно, - переводит она дыхание. - По причине неожиданного прироста населения верхние номера сместились вниз… Вам нужно понять, что кто-то из новорожденных умрет в 40 лет, но другой, например, приговорен судьбой скончаться годиков в 60… или в два с половиной…
Она неожиданно хихикнула. Она почувствовала, что путается в цифрах, и ей самой солидно за 60. Она умолкла, и класс, который отреагировал послушанием не на увещевания, а на сдвиг, не без ужаса наблюдал, как учительница озирается по сторонам, но вместо учеников обнаруживает, следя за ними, внимающих ей заспиртованных змей, чучела птиц, головы крокодилов и прочих рептилий с амфибиями - биологические экспонаты, давно и далеко улетевшие в минус, если отсчитывать от нуля-эталона, и все это явственно отражалось в ее зрачках, как на экране, видное, будто по волшебству, даже с последней парты для дальнозорких.
Потом она замолчала, потому что ее уже ждали в хосписе, и она дорабатывала последние дни; хоспис был ей как обещан, так и оплачен школьной администрацией.
Потом учительница рухнула в кресло, из-за чего старые ножки - его, не ее, конечно, - захрумкали, будто свиньи, которым подложили морковь. Это произошло мгновением позже грохота, потрясшего класс: кто-то, балуясь, исподтишка раскачал стеллаж и обрушил его на шею соседа, который успел, управился высказаться на тему прироста населения и этим выполнил свою последнюю миссию в подлунном мире.
Скажи ему кто, что сейчас приведется опередить учительницу, он сильно бы удивился. Даймер, самоуверенно заброшенный вглубь ящика письменного стола, дома, жижикнул и выдал замороженный ноль.
4. Явление сна
Горы, скалы, сопки; выжженная земля. Ни травинки, ни ручейка. Изредка попадаются мелкие ямы, заполненные вечным снегом под корочкой пресного наста. Декоративное солнце, продолговатое рваное облако - невзирая на пронизывающий до костей ветер, замершее на месте.
Слепой поводырь, всего трое слепцов. Поводырь оступается, падает в пропасть; второй взмахивает посохом и отправляется следом. Откуда-то возникает четвертый, он норовит вцепиться в третьего, но поздно, все валятся в ущелье, где - странное дело - четвертый, возникший последним, погибает не сразу и продолжает шевелиться. Он делает загребающие движения; он даже и не слеп, он почему-то очень спешил задержать и спасти третьего, но просчитался. Однако он все еще знает, что ему делать: он пытается сесть, хотя ноги ему окончательно отказали - у него сломана поясница. Зато работают руки. И он, вместо ног, протягивает перспективные руки в ожидании веревки, как будто ему известно, что некто швырнет моток бечевки: он угадал, моток летит, разматываясь в полете; конец вервия падает прямо в руки четвертому с уже готовой петлей, куда тот суетливо просовывает кисти. Вообще, непонятно, что это за местность, откуда ландшафт. Камни, кривые тропы и звонки, звонки, звонки, очень тревожные. Но кому и откуда сюда звонить! Четвертый, просунув руки в петлю, дергает веревку, проверяя ее на прочность, и та, почти невесомая, падает на него, надеваясь неровными кольцами-поясами, выпущенная бросавшим сверху. А вот и кто-то новый, разрываемый звонками в болевые клочья, летит прямиком на четвертого, застывшего с разинутым ртом: это - пятый, явившийся с мотком, огромная туша, распластанная в холодном воздухе. Она сорвалась с горной тропы. Она целиком, наповал накрывает обезноженного паралитика, следящего за падением со связанными петлей руками, опутанного упавшими петлями; раздавливает четвертого и гибнет, исторгая самый главный звонок пробуждения.
Охотов звонил и звонил, часы показывали два часа ночи.
Тихон Пластинов взвился с постели, побежал в прихожую, сорвал трубку.
- Да! - закричал он. Пластинов, в ожидании важных событий, не собирался спать, но все-таки задремал.
Сонное ущелье с бесполезной, мягко падающей веревкой, по-прежнему стояло перед глазами.
Наученный ночными звонками отдаленных, особенно заботливых и тревожных Замыкающих-паникеров, особенно междугородними, он узнавал неприятные вести по их дикому торжеству, которому было тесно в прерывистом звуке, как и в самом Тихоне Пластинове. И приготовился умереть.
5. Перетасовка
- Да, - нарочито убитым голосом повторил
