Акимин улыбнулся приветственно.
Нина поцеловала его в небритую щеку и сказала:
– Колючий.
Роман крепко обнял ее, прижал к себе. Стало немного легче, боль даже притупилась.
– Хочешь чаю? Того самого, китайского?
Она кивнула.
– Тогда завари сама, ты знаешь, где что, я хоть побреюсь.
Нина, раздевшись, отправилась в кухню. Акимин зашел в ванную, достал станок, включил воду. Не успел намылить щеку, как дверь распахнулась и на пороге показалась Нина. В руке она держала мусорное ведро.
– Что это такое? – спросила она, ткнув пальцем в обгоревшую фотографию и клок волос.
– Какая-то гадость, – пожал плечами Роман.
– Откуда она?
– Из-под кровати. – И добавил: – Марта нашла сегодня утром.
– Она была тут?
– Приходила за вещами. Уронила сережку, полезла за ней и нашла вот…
– Но откуда у тебя это? Я не специалист, но мне кажется, эта пакость как-то связана с черной магией. С нехорошим обрядом.
– Присушка, приворот или что-то вроде того. Так Марта сказала.
Нина, нахмурившись, погрузилась в раздумье. Затем поднесла ведро поближе к лицу, внимательно посмотрела на волосы и произнесла:
– Бьюсь об заклад, она еще добавила, что это я тебя, да?
– Да, – не стал отпираться Роман.
– А ничего, что у меня нет твоей фотографии?
– Этот портрет вырезан из журнала. Его можно купить в любом киоске.
– То есть ты ей поверил? – воскликнула Нина, гневно сверкнув глазами.
– Конечно, нет.
– Ни на миг?
– Не буду врать. На миг поверил. Ты теперь будешь меня за это ненавидеть?
Нина строго смотрела на него и молчала. Губы тонкие, сурово сжатые. Глаза сумрачные.
Но вдруг лицо стало мягче. Рот дрогнул. Глаза потеплели.
– Я не могу тебя ненавидеть, – прошептала она. – Ведь я тебя люблю…
Роман порывисто подался вперед и обнял Нину. Она прижалась к нему, поцеловала в шею. Она была колючей. Но Нина отстранилась не поэтому. Ей просто захотелось посмотреть Роману в глаза. Ей постоянно хотелось этого. В такие секунды она становилась его частичкой…
Они постояли немного, наслаждаясь моментом единения, потом нежно поцеловались и разжали объятия.
– Я все же побреюсь, – проговорил Рома, поворачиваясь к зеркалу. – А ты верни, пожалуйста, ведро на место. Я как побреюсь, выкину мусор.
– Находку она обнаружила при тебе? – спросила Нина.
– Нет. Я был в кухне в тот момент.
– Значит, Марта просто вытащила из кармана домашнюю заготовку и сделала вид, что нашла ее под кроватью.
– Она думает, что ты меня приворожила, вот и решила открыть мне глаза, сфальсифицировав, как сказали бы следователи прокуратуры, улики. Эта глупая попытка вернуть меня, очернив тебя, вывела меня из себя. – Он посмотрел на Нинино отражение в зеркале и смущенно добавил: – Я, к стыду своему, Марту выгнал.
– Правильно сделал! – заявила Нина решительно и вышла.
Роман добрился, умылся, смазал кожу гелем.
Нина была на кухне. Расставляла чашки для чаепития.
– Сейчас попьем, и я поеду, – сказала она, подняв на Акимина глаза. – Я и так задержалась дольше, чем планировала.
Акимин подошел, взял ее на руки и понес в комнату. Нина болтала ногами, пыталась вырваться. Но делала она это скорее шутя, и Роман без труда дотащил ее до кровати и поставил на нее. Потом бесцеремонно сдернул с нее юбку и колготки.
– Эй, меня уже не спрашивают, чего я больше хочу, секса или чая? – с деланым возмущением воскликнула Нина.
Роман мотнул головой и стянул с нее трусики.
Сначала он целовал ее живот, бедра, лобок. Нина опустилась на колени. И он стал целовать ее губы, шею, ключицы, грудь. Нина легла на спину, увлекая за собой Романа. Ее голова опустилась на подушку, ту самую, впитавшую ее запах, волосы разметались по наволочке. Акимин навис над Ниной и несколько секунд просто любовался ею. Когда он коснулся ее губ, она вдруг вскрикнула.
– Что с тобой? – испугался Рома, откатываясь. Он решил, что придавил ее или нечаянно защипнул кожу.
– Кольнуло что-то… Вот сюда! – И, сев, легонько похлопала себя по шее.
Акимин взял подушку, пощупал ее и тоже ойкнул.
– Да, там что-то есть, – пробормотал он. – Похоже на крупное перо, но подушка набита холофайбером.
Они вместе стащили наволочку с подушки. В ее чехле (раньше, помнится, когда подушки были перьевыми, их называли «наперниками») оказалась небольшая дырка. Рома засунул туда руку и снова укололся. Решив поберечь пальцы, все ж они для журналиста орудие труда, он разорвал чехол. Среди светлых кусков холофайбера оказался черный клубок ниток, в который были воткнуты закопченные иголки.
Акимин выругался, смачно, матерно. Он никогда не позволял себе ругаться при женщинах. Но не сдержался.
Нина удивленно кашлянула, услышав матерную тираду. Затем спросила:
– Эта фигня из той же серии, что и обгоревшая фотка с клочком волос?
– Точно!
– И каково ее назначение? Присушить тебя или очернить меня?
– Скорее причинить вред. Физический.
– Тебе?
– Похоже, тебе. Думаю, это тоже Марта подсунула сегодня утром.
– Откуда она узнала, что я сплю именно на этой подушке? Их тут две.
– Она знает, с какой стороны кровати я обычно ложусь. К тому же от твоей пахнет… – Он хотел сказать «диким вереском», но подумал, что это только его ассоциация, и произнес: – От твоей пахнет по-женски нежно. Сразу ясно, кто на ней спит.
– Слушай, я твоей Марте набью морду! – в сердцах воскликнула Нина.
– Ее не бить надо, а к психологу вести.
– Вот и отведи. – Нина встала с кровати и начала одеваться. – Она всегда была с приветом, или у нее после разрыва с тобой заскоки начались? Я имею в виду ее увлечение черной магией…
– Раньше не замечал. Она была только немного суеверна. И очень любила читать журнал, в котором я работаю. Особенно статьи про всякие обряды и ритуалы.
– Начиталась, – буркнула Нина. Сердитая, она была еще красивее. Акимин не удержался, притянул ее к себе. Но на сей раз Нина не поддалась. Отстранилась со словами: – Ром, я поехала на работу. Мне давно пора. А вот это, – она кивнула на клубок, – я с собой возьму.
– Зачем?
– Есть у меня знакомая колдунья, ей отнесу.
– Только не говори мне, что ты веришь в эту магическую дребедень.
– А ты нет?
