— Да как ты…
— Замолчите! Обе! — гаркнула я.
Маруся закрыла рот, Эмма Петровна наоборот открыла, чтобы глотнуть воздуха. Остальные застыли в немом ожидании.
— А ты чего раскричалась? Командир нашлась, — зло зыркнула на меня Маруся, но, судя по всему, она уже поуспокоилась и начала приходить в себя. — Мы просто спорим. Да, Эмма Петровна?
— Дура ты, Маруся, — беззлобно выругалась ответчица.
— И вы дура, — радостно ответила Маруся. Она, видимо, уже раскаивалась. Вот такая она у нас, горячая, но отходчивая.
— Вот и ладненько! — обрадовалась я и, потирая руки, приготовилась испить чаю, но тут Эмма Петровна принялась за меня.
— А ты, Лелечка, зря с этими парнями не познакомилась.
— Я?
— Ну не я же, мне-то уже поздно. А вот тебе еще пока нет.
— Еще пока? Я что уже дряхлею?
— Нет, но скоро, лет эдак через 5, тебя будет тяготить одиночество. И ты выскочишь замуж за первого встречного, помяни мое слово.
— Но вы же не выскочили! — отбрыкивалась я.
— Потому что я не знала народной мудрости.
— Мужчина должен быть чуть получше обезьяны?
— Нет. — Эмма Петровна, выдержав длиннющую паузу, торжественно произнесла. — Плохенький хорошему дорожку торит.
— Что он с дорожкой делает, плохенький ваш, я не поняла? — заволновалась Маринка.
— Прокладывает, то есть. — Эмма Петровна по старой учительской привычку встала в стойку у стола. — Мне всегда мама говорила, пусть плохенький, но твой. Я фыркала, вот как ты, Леля, и все принца ждала. А зря! Сначала неказистый, потом получше, а там, глядишь и принц бы пожаловал. Начинать надо с малого, а потом по возрастающей. Они ведь мужики какие?
— Какие? — заинтересованно выпалила Маруся, хотя уж кто бы спрашивал, но только не эксперт по мужчинам, коим она только недавно отрекомендовалась.
— Приземленные. Мы, женщины, думаем как? Если нет достойного тебя мужчины, надо быть одной и ждать, когда достойный появится. А как рассуждают они? Раз одна — значит, некому не нужна. А раз некому, значит и мне. Что я хуже других?
— Я что-то не пойму… — начала, было, я, но Эмма Петровна остановила меня жестом и продолжила:
— Потом, не забывай, что мужчина охотник и забияка. Ему за женщину драться надо. Вспомни хотя бы оленей, которые из-за самки по весне рогами сталкиваются, или собак, или петухов. А с кем ему за тебя драться, коль ты одна одинешенька? Вот то-то и оно! — Эмма Петровна сделала глубокий, удовлетворенный вдох, после чего закончила свою эффектную речь словами. — По этому и говорят, что плохенький хорошему дорожку торит.
— Эмма Петровна, миленькая, да у меня столько этих плохеньких было, что если б они и впрямь что-то торили, то ко мне бы уже не дорожка вела, а трасса Е-95.
Все согласно закивали — знали, черти, как часто я связывалась с теми, кто этого был совсем не достоин. Даже Эмма Петровна глубокомысленно хмыкнула, отказавшись от дальнейшей дискуссии.
— Может, взбодримся, чайку попьем, — предложила Маринка.
Все оживились, захлопали ящиками, доставая свои бокалы и кружки. Маруся нежно вынула чайную пару немецкого фарфора, которой гордилась, как Брежнев своими геройскими звездами.
Княжна налила мне и себе по чашке (что в обычные дни делала только после долгих уговоров), сунула мне последний сухарик, поднесла свой бокал к губам, как вдруг…
Все еще четверг
SOS!
У-а-а! У-а-а! — раздалось оглушительное, надрывное, пронзительно-противное «уаканье» пожарной сигнализации.
— Что это? — охнула Эмма Петровна.
— Учебная тревога, наверное, — беспечно ответила Княжна и отхлебнула чай.
— Какая еще учебная! — вытаращилась Маруся. — Об учебной нас за неделю предупреждают. Это настоящая.
— О господи! — вторично охнула Эмма Петровна, после чего вскочила со стула и заметалась по комнате. — Надо спасаться! Девочки, хватаем личные вещи и бежим!
— Как бежим? — преградила путь перепуганной коллеге вездесущая Маруся. — Вы что забыли?
— Забыла, — прошептала Эмма Петровна, в ужасе прикрывая глаза. — Забыла. — Тут она рванула в кладовку и под оглушительный ор сигнализации начала вытряхивать из нее зеленые тюки. — Надевайте. Только быстро! Ну что же вы? — выкрикнула она, видя наше бездействие.
— Это противогазы что ли? — поинтересовалась Марья, подпинывая один из тюков.
— Да, да, — обрадовалась нашему прозрению Эмма Петровна. — Нам надо их надеть и эвакуироваться…
Мы переглянулись. Конечно, паниковать рано, (мы же не знаем масштабов пожара, может, у кого-то просто кипятильник задымился) тем более рано напяливать себе на лица резиновое, посыпанное тальком безобразие, но покинуть стены комнаты не мешает.
— Правда, пошли отсюда, — допив чай, решилась Княжна. — Может, домой пораньше сбежим.
— Как бы не так, — гаркнула Маруся. — Вы разве забыли, что мы члены противопожарной дружины?
— О-о, — застонали мы разом.
Дело в том, что наша чрезмерно активная Маруся умудрилась записать нас во все мыслимые комиссии и дружины. Мы и за соблюдением правил техники безопасности следим, и за зелеными насаждениями, и за тараканьим племенем наблюдаем, еще мы инспектируем территорию на предмет неубранного мусора, и собираем металлолом. Короче, благодаря Марусе у каждой из нас есть как минимум 4 разных повязки, 3 пилотки и две смены униформы, включающие в себя брюки, халат, фартук и еще какую-то мелкую дребедень неизменного синего цвета.
Знали бы вы, сколько раз мы пытались протестовать, когда начальник с хитрым прищуром сообщал нам о нашем членстве в новой комиссии, сколько раз грозились побить Марусю, с чьей легкой руки мы в этой самой комиссии и оказывались, но все без толку — начальник говорил, что ничего уже нельзя сделать, Маруся клятвенно заверяла, что больше так не будет, но по прошествии времени о своих зароках забывала и ввязывалась в новые авантюры, не забывая при этом втянуть в них и нас.
Членами противопожарной дружины мы стали совсем недавно. И членство наше ознаменовалось двумя событиями: первое — нам выдали зеленую форму, второе — плакаты с нашими фамилиями вывесили во всех коридорах НИИ. Так что теперь каждый нихлоровец знает, кто конкретно стоит на страже их противопожарной безопасности, и кто какими средствами за нее борется. Я, например, вывожу людей из здания, Княжна вызывает пожарных, Маринка работает с огнетушителем, а захапистая Маруся с песком и кошмой. Что такое «кошма» Маруся до последнего времени не знала, а напросилась с ней работать только потому, что ей слово понравилось. Когда же уразумела, что это кусок тряпки, которой сбивают пламя, жутко обиделась и даже попыталась выйти из дружины, мотивирую это тем, что ее обманом в нее заманили.
— Я думала, что «кошма» — это что-то вроде «кашпо» или «кашне», — верещала она, размахивая своими худенькими ручонками перед носом начальника.
— А зачем при пожаре горшок и шарф, ты не подумала? — резонно замечал начальник. — Кашпо на стену вешают, тебе с кошмой надо работать …
— Не буду я с тряпкой работать, — горячилась Маруся.
— Раньше надо было думать, а теперь ничего уж не поделаешь, — разводил руками Кузин.
Но и тут Маруся не сдалась без боя, с присущим только ей упорством она начала выклянчивать у Маринки огнетушитель, и та даже согласилась, но было поздно — плакаты-то уже на каждой стене, и как
