умный до неприличия, и до неприличия странный. Странности у него две: (вернее, их гораздо больше, но другие как-то теряются на фоне основных) стоит ему выйти из-за компьютера, он тут же засыпает, в любом положении и при любом шуме — это первая; а вторая — когда он не спит и не работает, он поет. Ходит по коридору — поет, кушает — поет, в туалете, говорят, тоже поет. А так как на Лучано Поворотти он не тянет, не смотря даже на его внешнюю с ним схожесть, то, можете себе представить, как нас его странности достали.
Вот он, уж точно, не мог! Не верю я, что такой сонный соловей может совершить злодейство.
Потом я осеклась… А ведь мог. По крайней мере, возможность у него была. Я помню, как он пропал минут на 40. Все тогда сидели за столами, а он тихонько выскользнул из зала и пропал на долго. Что он делал в это время? Он не курит, звонить ему некому — семьи нет, по нужде сходить за 40 минут можно раз 15. Не уснул же он на унитазе! Хотя…
Дальше — программист Сереженька. Юный паренек, еще студент. Хрупкий, медлительный. Этот не мог не только потому, что ни за что не справился бы с жилистыми уборщицами, но и потому, что в тот вечер был смертельно пьян. Помню я, как он оседал после каждой стопки и клонил свою буйную головушку на плечи сидящих рядом с ним дам.
Не мог!
Или он претворялся? А сам был трезв и полон злых умыслов. Что же до его силы, то мало ли какие потенциалы скрывает его тщедушное тело.
Следующего кандидата я никак не могла рассматривать отдельно от его напарника и последнего из «черного» списка — господина Санина Сан Саныча. Итак, два электроника Санин и Манин были неразлучны и похожи друг на друга, больше чем две капли воды, ибо были внешне совершенно разными, но при этом все их путали. Манин Петя был помоложе, имел редеющую соломенную шевелюру, усы, как у Ватсона, и стройную фигуру. Санин же напротив был толст, очень мал ростом и черняв. Однако, что-то неуловимое делало их похожими (как нечто делает непохожими идентичных с первого взгляда близнецов). То ли мимика, то ли походка, то ли привычка смотреть не прямо в глаза, а как-то в сторону. Словом, я не знаю, как вам объяснить, вы просто мне поверьте.
Сначала пара Санин-Манин показалась мне совершенно бесперспективной. Я просто не могла представить, что один из них, бросив другого, помчится мочить невинных уборщиц, при этом так увлечется этим занятием, что забудет о своем близнеце по крайней мере на 15 минут. Не может такого быть! Санин и Манин даже в туалет ходили вместе, не то что на такое важное мероприятие, как убийство. А если верить следователю, убийца действует в одиночку.
Значит, не они. Или они? Один убивал, другой «на шухере» стоял. По этому никто и не застукал убийцу за его тошнотворным занятием.
Вот и выходит, что все пятеро очень даже могли… И даже выходит, что в нашем отделе одни подозрительные личности работают. А еще выходит, что у меня больное воображение, и что Шерлок Холмс может спать спокойно — я ни за что не смогу составить ему конкуренцию.
Вот на такой далеко не оптимистической ноте я и закончила свои дедуктивные изыскания. После чего обратила взор на приятельниц.
— Как настроение? — бодро молвила я.
— Норма-а-ально, — протянули они без всякого энтузиазма.
Я замолкла, не зная, что еще сказать. Пока подбирала не такой банальный, как предыдущий, вопрос, тишину нарушила Маринка.
— Смотрите, — вяло, совсем ни как обычно, проговорила она и ткнула пальчиком в мутное окно.
Так же нехотя мы проследили за движением ее перста.
— Чего там?
— Три незнакомых мужчинки.
Встрепенулась только Маруся, да и та скорее по привычке рефлексировать на все слова с корнем «муж».
— И куда они?
— К крыльцу идут, что-то с собой тащат. Большое.
— Труп? — хмыкнула Княжна, проявив несвойственный ей черный юмор.
К окошку подошла Марья, пронаблюдала, как незнакомцы вошли в здании института, и выдала:
— Это шабашники. Ремонт у нас на втором этаже делают.
— А, — разочарованно протянули мы. Теперь все, что не связанно с преступлениями, нас мало интересовало.
Хотя, как я успела заметить, двое из троицы внимания заслуживали. Один был брюнетом — как я люблю, правда, несколько полноватым — что я не люблю. Второй же был еще лучше: имел прекрасную фигуру и веселенькую мелированную стрижку. Эх, в другие, более спокойные, времена мы бы с Марусей, тесня друг друга, вывалились за дверь и, перепрыгивая через две ступеньки, понеслись бы на второй этаж. Там по нюху и Марусиному наитию отыскали бы помещение, в котором парни шабашат, а, найдя, жеманясь и хихикая, пригласили бы их испить чаю. Вот такие мы вертихвостки!
Но только не теперь. Теперь мы серьезные, почти угрюмые, и на мужчин, даже таких молодых- пригожих, не делаем стойку. Просто удивительно.
— Просто удивительно, — прочитала мои мысли Эмма Петровна. — Что это вы дамы таких гарных хлопцев проигнорировали?
— Не до этого сейчас, Эмма Петровна, — сурово ответила Маруся. — Не до баловства.
— Тебе бы вообще, дорогуша, баловаться пора прекратить. Не девочка ведь, 35 скоро стукнет, а все туда же, глазки бы парням строить.
— 35 не 50, можно и построить, — с ударением на слове «пятьдесят» протянула Маруся. Типа, нам до вашего полтинника еще жить и жить, не одному успеем голову вскружить.
— И тебе 50 будет, не волнуйся. А от привычек своих профурсеточных пора избавляться уже сейчас.
— Вы тут матом не ругайтесь, Эмма Петровна, — обиделась на незнакомое слово Маруся. — И не вам советы давать, вы в мужчинах ничего не смыслите…
— Это почему же? — возмутилась бывшая учительница. — Только потому, что я не была замужем?
— Конечно, — с чувством превосходства ответила Маруся.
— Е-рун-да! Вот Лелька тоже не была, а вы с открытыми ртами об ее любовных приключениях слушаете, да еще советов спрашиваете.
Ну вот. И до меня добрались! Я вжала голову в плечи и попыталась не дышать — авось, пронесет. Но, не пронесло.
— Лель, — возопила Маруся. — Ну, хоть ты скажи ей, что ваше поколение, от ихнего отличается, как, как, как… «Мурзилка» от «Плейбоя»!
— Брейк, господа, — я сделала попытку утихомирить спорщиц, но не тут-то было.
— Вам Эмма Петровна полагалось замуж девственницами выходить.
— Прекрати, Маруся, — предостерегла представительница поколения «Мурзилки». — Я пошлости не потерплю.
— Да вы даже от слова «секс» краснеете.
— Хватит! — прокричала Эмма Петровна, заливаясь краской.
— Секс, секс, секс!
— А ну прекратите! — прикрикнула я.
Все остальные с радостным любопытством молчали и ждали продолжения. Княжна даже шею вытянула, чтобы ничего не пропустить — как-никак таких стычек в нашей комнате еще не было.
— И «Камасутру», поди, не читали?
— Зато я читала Пастернака и Ахматову.
— А что такое презерватив вы знаете?
— Знаю.
— А видели?
— Видела.
— Может, и покупали даже?
