— Ну а объявление тебе как? — поинтересовалась подруга, видя, что я больше не буду ее ругать.
— Блестящее. Даже слишком. Скорее всего, альфонс.
— Или очередной шизик.
— Так зачем идешь? — удивилась я.
— Из любопытства. Потом, в азарт вошла. Я ведь теперь ни одного газетного жениха не пропускаю.
— Каждый развлекается, как может, — задумчиво протянула я, а сама в объявление вчитываюсь, пытаясь понять, что же в нем не то. И нашла! — Ты это видела? — Я постучала по двум буквам. — Есть у/с.
— Видела, — недовольно сморщилась Соня. — Все так хорошо было, доступно: эффектный, умный, высокий, и на тебе у-эс какое-то.
— Что же это может быть?
— Я уже думала, но ничего, кроме совмещенного узла в голову не приходит.
— Было бы с/с/у. Потом, он же не квартира, он жених.
— Ну-у-у я не знаю! — протянула Сонька.
— И я не знаю. — Я встала с корточек. — Во сколько свидание?
— В шесть.
— Вот и узнаем.
Два сюрприза
и одно несостоявшееся свидание
Мы сидели в кафе «Уют». Сонька за одним столиком, я за другим. Больше никого, не считая бармена, конечно, в кафе не было. Я пила пиво, а подруга моя, как и подобает скромной невесте без вредных привычек, дула чай.
Было уже десять минут седьмого. Мы волновались, то и дело поглядывали на дверь и друг на друга. Недоуменно пожимали плечами, подмигивали, разводили руками, закатывали глаза, и это наша пантомима почему-то очень нервировали бармена. Наконец, я не выдержала.
— Опаздывает женишок-то.
Мой голос прозвучал неуместно громко и напугал нервного бармена так, что он выронил из рук кружку, которую протирал, и убежал в подсобку.
— Может, в пробку попал? — предположила Сонька.
— Ты чего? Какие пробки в воскресный вечер? — И я, наплевав на конспирацию, пересела за ее столик, не забыв прихватить свою еще не опорожненную кружку. — Давай пивка со мной, все равно он не придет.
— Не, подожду, может, у него машина не заводится.
— Откуда ты взяла, что у него машина есть?
— Чувствую. — И она вновь уставилась на дверь. Я хмыкнула и сделала глоток.
Вдруг Сонька напряглась и прищурилась. Значит, кто-то вошел. Но кто, я не могла видеть, так как сидела теперь спиной к двери.
— Наш что ли пришел? — спросила я, почему-то шепотом.
— Не знаю, — зашептала подруга в ответ. — Этот далеко не блондин, и расточку в нем от силы метр 75.
— Но хоть красив?
— Для колобка ничего. Румяный.
— То есть?
— То и есть, что 150 кг.
— Ну? — я хотела, было, обернуться, но Сонька не дала. — Сиди смирно. Авось, не признает меня. Я за тобой спряталась.
— Да это и не он, наверное.
— Он, — упавшим голосом констатировала подруга. — К нам катится и улыбается при этом.
Я замерла и прислушалась. Услышала тяжелую поступь, шарканье одной толстой ноги об другую и, наконец: «Сердце красавицы, склонно к изме-е-не!». Когда топот замер, и песня оборвалась, у моего уха пророкотало:
— Вы ль та самая Софья?
Подруга с глупо-испуганной улыбкой кивнула, после чего я посчитала нужным вмешаться:
— А это наш программист Зорин. И в его случае у/с означает — удивительное самомнение.
— Леля? — шарахнулся Зорин, приложив пухлую руку к груди, словно опасался, что я вырву у него сердце.
Пока мы выражали свой восторг от встречи, Сонька еще что-то увидела. И теперь ее реакция на увиденное сильно отличалась от предыдущей. Она вся засияла, приосанилась и блаженно протянула:
— Вот он идет, наш эффектный блондин. Все, как писано, красавец, обаяшка, лапочка. — Я нахмурилась, что-то не припомню, чтоб в объявлении было про «лапочку». — Просто прелесть. И у/с есть.
— И что же это?
— Улетное самбреро!
Я чертыхнулась и повернулась всем корпусом.
По проходу меж столиков пробирался молодой мужчина. Был он высок, красив, светловолос. Но ростом он был не больше 185 сантиметров, годков не 33-ех, а скорее 25-ти, на голове было не самбреро, а бейсболка, и волосы я бы назвала скорее русыми, чем белыми. Самое же ужасное, что в мужчине я узнала Геркулесова.
— Вы Софья? — выпалил он, когда поравнялся с нами.
— Я, — пропела довольная Сонька. — А вы тот самый…
— Нет, я не тот. Я…
— Значит, он тот самый, — Сонька с ужасом уставилась на Зорина.
Только тут Геркулесов узнал стоявшего рядом с ним толстяка. И недоуменно спросил:
— А вы что здесь делаете?
— А вы? — с большим чувством поинтересовалась я.
Вот тут он заметил и меня. Не скажу, что сильно обрадовался, я бы даже сказала, расстроился, потому как физиономия его стала такой кислой, будто он лимон сжевал.
— Опять вы! Куда не пойду, везде вы. Надеюсь, никакого трупа мне сегодня не подкинете? У меня выходной.
— У меня тоже, господин жених.
— Я не жених.
— Нет? — разочарованно прогнусила Сонька.
— Я следователь по особо важным делам Геркулесов Николай Николаевич.
— Я арестована? — жеманно улыбнулась моя подруга. А глазками как стрельнула, вы бы видели!
Геркулесов сделал глубокий вдох — явный признак раздражения — и сунул под Сонькин нос газету с объявлениями.
— Вы пришли на свидание с этим господином?
— С этим, — согласилась она, даже не взглянув.
— 33 года, рост 190, у/с и прочее? — после очередного Сонькиного кивка он продолжил. — Так вот он не сможет придти, вот и попросил меня предупредить.
— А почему не сможет?
— Потому что он арестован.
— Поняла! — хлопнула я себя по лбу. — У/с — это ученая степень.
— Почему? — все еще сверля Геркулесова взглядом, спросила Сонька.
— Потому что твой эффектный красавец блондин ни кто иной, как наш страдалец Лева Блохин.
— Тот самый, что на гоблина похож? — опешила Сонька. Она ни одного из моих коллег не видела, но почти о каждом была наслышана.
Я кивнула, подруга моя со словами «кругом один обман» хлебнула добрый глоток из моей кружки. После
