души, дождь, секатор рядышком. Ну я и пырнул… Потом вернулся в здание и занялся своими делами.
— Я-я-ясно, — протянула я. — Вернее не совсем. А вторая уборщица тут причем? Эта, как ее, Даша.
— А вот тут вступает в игру недоделанный Павел Игнатьич, чтоб ему! — Сулейман бросил негодующий взгляд на тюк полиэтилена. — Я ж ему, идиоту, говорил, что сам с «Осой» разберусь. Предупреждал, чтобы он не лез, куда не просят. А он… Да я сам, конечно, дурак… Понимаешь, когда мы с ним очухались после, так называемой, газовой атаки, я ж ему на радостях половину правды выболтал. Вот, говорю, открытие века сделал, и ты, говорю, Паня, к нему причастен… — Швейцер скрестил руки на груди, насупился. — Утром пожалел, конечно, да поздно. Пашка весь светится, меня чуть ли не «ваше величество» называет, сам весь раздувается от гордости. А несколько дней спустя подходит ко мне, радостный такой, и сообщает, что приготовил мне сюрприз… Знаешь, какой? Он, видишь ли, всю документацию по «Осе» — формулы, выкладки — законспектировал, отпечатал на машинке и отнес в патентное бюро. Чтобы, значит, мне не беспокоиться. Прикинь?
— Да-а. — хмыкнула я невесело. — Оказал тебе Пашка медвежью услугу…
— Ну, а я что говорю. Уж я его ругал… — Он тяжко вздохнул. — Да что ругать, если сам виноват. Этот идиотик ведь не знал, какие у меня планы на «Осу».
— И что ты сделал? — спросила я на всякий случай, хотя догадывалась «что».
— В патентное понесся. Прибегаю, а там Дарья Махална, сидит. Одна. Ну я к ней. Так и так, говорю, госпожа архивариус, вам тут мой ассистент документы принес, но я заявку на патентование не подавал, так что ошибочка вышла… А она хитренько так, знаю, знаю, господин Швейцер, о чем вы говорите, о некой «Осе», но мне Паша и заявку, и бумаги, все принес. И все это уже взято на учет, вот ждем Генерального, когда вернется из Стокгольма, подпись поставит, поедем юридически патенты оформлять. Так что, вернуть бумаги я вам не могу, извиняйте, только если с разрешения директора. Она вообще вреднющая баба была, эта Дарья Михална. Я обомлел. Вот, думаю, влип. — Сулейман вытер капельки пота под носом, выступившие от волнения. — А кто говорю, видел бумаги, кроме вас? Она, никто. Вот Генеральный приедет… Я заволновался. Покажите, говорю, бумаги, проверю, все ли правильно. Она достала папочку, тесемки развязала и подает мне стопку бумаг — листов 10, не больше. Вот тут я сглупил. Взял, да и разорвал в клочки все 10 листов…
— Почему сглупил? Правильно сделал. — Я одобрительно кивнула, рвать бумагу, все ж таки лучше, чем резать людей.
— Нет, не правильно. Когда клочки разлетелись по комнате, она укоризненно так на меня посмотрела и говорит, что же вы Сулейман Абрамыч, хулиганите? Все равно это ни к чему не приведет, у нас еще ксерокопия имеется, а где она хранится, я вам не скажу… А сама зырк на один из стеллажей. Ну, думаю, не говори, сам найду. Одна загвоздка, вечером нельзя — кабинет на сигнализации, а днем эта грымза постоянно в нем торчит. — Он сморщился. — Об этот я думал, выходя из кабинета. А возвратясь к себе в лаборантскую, я пришел к выводу, что у меня есть единственный выход…
— Убить грымзу!
— Нет, выкрасть бумаги, когда грымза будет убирать в туалете, на это время она свой кабинет не запирает, а сигнализацию подключает только после того, как вымоет свой участок. — Сулейман хихикнул. — А ты кровожадная! И мышление у тебя преступное. В прошлой жизни Джеком-Потрошителем не была? — он еще пуще разулыбался. — А убивать грымзу я не собирался. Но, по закону жизни, я тебе уже говорил… Пришлось. Видишь ли, она меня застукала, когда я в бумагах рылся. Вошла тихохонько в кабинет и говорит, вы, гражданин Швейцер, весь в отца — предатель. Я вас давно раскусила. Вы что-то там изобрели, но сделать это достоянием родины не желаете… — Сулейман фыркнул. — Тоже мне патриотка! Вы, говорит, гражданин Швейцер, преступный элемент. Вы вор и обманщик. И катитесь, говорит, из моего кабинета, пока я охрану не вызвала.
— Вот это да! А ты?
— А что я? Выкатился.
— А потом кокнул ее?
— Кокнул я ее на следующий день.
— Чего тянул-то?
— Искал, куда бы ее труп спрятать. — Сулейман завозился, пристраивая свой костлявый зад поудобнее. — Я ведь только потом понял, что сглупил, когда Симку на помойке оставил. Надо было оттащить ее, но я не додумал… Растерялся, сама понимаешь, в первый раз же, в конце концов. Зато второе убийство я решил обстряпать более профессионально. Чистенько убрать, труп припрятать. Пока гадали бы, почему Дарья Михайловна на работу не является, меня бы уже и след простыл.
— И что же не припрятал?
— А ты не знаешь? — ехидно пискнул он. — Все из-за тебя. Хотя, по большому счету… — Очередная пауза. — По большому счету ты не при чем. Я когда территорию осматривал, выискивая место для тайника, наткнулся на дыру в заборе. Я сразу понял, что это открытие огромной важности. Я даже расстроился, что раньше на нее не набрел, ведь была она под самым моим носом, тогда не пришлось бы вахрушку подкупать, светиться… И вот, стоя у забора, я придумал план, согласно которому я убивал сразу двух зайцев. Вернее, одного убивал, другого убирал. А план был таков. Демонстративно уйти с работы, пошуметь на проходной, чтобы меня запомнили, потом обогнуть забор НИИ, ты же знаешь, я езжу домой не на трамвае, как вы, а на маршрутном такси, и моя остановка правее вашей, так что вы не видите, поехал я домой или нет. Так вот. Вернуться в здание, а предварительно, я забыл тебе сказать, необходимо было оставить после работы Пашку, найдя ему срочную халтурку.
— А его-то зачем?
— Ты слушай, слушай… — Он подался вперед и начал деловито объяснять. — Смотри, я убиваю грымзу, нож уношу с собой, выхожу через дыру и еду домой на попутке. На утро, когда тело обнаруживают, начинается выяснение — кто был в здании в момент убийства. Потом выясняется, что…
— Я, кажется, поняла. Ты решил свалить вину на Пашку! — я даже подпрыгнула, вернее шаркнула задом по стулу, потому как исполнить полноценный прыжок мне мешали путы.
— Именно. А ножичек подбросить ему в стол.
— И что же помешало?
— Что, что? Закон подлости. Я когда в туалете Дашу ждал, делать мне было особо нечего, иногда в окно поглядывал. И вот вижу, идет мой благодетель Пал Игнатич, уши по ветру… Ну, думаю, дела, опять сердобольный Блохин сжалился над молодым дарованием — домой отпустил. И что мне было делать? Весь план псу под хвост! — Сулейман зло сплюнул. — Ну да ладно, думаю. Прикончу Дашку по быстрому, труп оттащу в подвал, а потом перепрячу. Но и тут неудача! Дашку я прикончил без проблем, веришь, даже угрызений совести не было. То-о-олько собрался отволочь, как слышу — шаги. А потом фальшивое женское пение. Кто, думаешь шел?
— Неужто я? — удивилась я — мне-то всегда казалось, что я хорошо пою.
— Ты. Я так разозлился, сто и тебя прирезать хотел. До кучи. Но вовремя одумался.
— Пожалел?
— Нет. Испугался. За такими, как ты, вечно выводок кобелей бегает. Вдруг, думаю, вассалы на лестнице поджидают, не вернешься во время — хватятся. Вот по этому я и скрылся. — Сулейман вздохнул. — Но самое ужасное — я не успел выкрасть бумаги.
— И как же ты? — растерянно заморгала я.
— Ой! Получилось даже лучше, чем я планировал. На следующий день я пришел в Патентное бюро и нагло так, уверенно обращаюсь к начальнице, так, мол, и так, говорю, Галина Иванна, я намедни патентик вам приносил на аэрозоль освежающий, но напутал в одном месте, позвольте, исправлю. Она без слов бумаги достала, мне дала, только, говорит, при мне исправляйте, выносить не положено. Я взял, тут же присел за стол и давай листами шуршать, а когда она отвернулась, я их подменил. Так просто, представляешь!?
— Ага! — воскликнула я. — Ясно! Вернее… — я нахмурилась. — Не ясно, зачем ты тогда бюро сжег. Ведь это ты?
— Я. — Он слегка поклонился, торжественно улыбаясь.
— А зачем?
