– Ну, лучше поздно, чем никогда, – проговорила она и тут же осудила себя за язвительность и за употребление затасканного выражения.
Джеймс не ответил. Едва он отдышался, как тут же вскочил на ноги и принялся подбадривать Финна криками. Тот, услышав голос отца, просиял и обернулся, мгновенно забыв обиду и все простив, как это умеют делать дети.
Больше они не разговаривали до конца матча, пока к ним не подбежал радостный Финн – его команда победила со счетом пять – четыре, повис у отца на шее и спросил, придет ли он пить чай. Стефани заметила, как Джеймс нервно взглянул в ее сторону.
– Пожалуй, я… – начал он, но Стефани перебила его.
– Конечно, папа будет рад, если только у него нет срочных дел, – сказала она, сумев подкрепить слова улыбкой. Финну это доставит радость, вознаградит его за пережитое разочарование.
Джеймс благодарно улыбнулся ей в ответ:
– У меня нет абсолютно никаких дел.
Во время раннего ужина Стефани показалось, что Джеймс выглядит подавленным. Она приготовила ужин в шесть, рассчитывая после него уединиться в своей комнате, пока Джеймс и Финн поиграют часа два в саду, прежде чем Джеймс вернется в свой мотель.
Джеймс дурачился, вспоминал старые считалочки, которые заставляли их обоих хохотать и которые имели скрытый смысл только для них обоих. Но Стефани чувствовала, что мыслями он где-то далеко. Финн ничего не замечал, он был в восторге оттого, что отец видел, как именно с его решающей подачи был забит третий гол, но Стефани заподозрила: что-то произошло, и более серьезное, чем его прежние неприятности, и он намерен поделиться этим с ней. Она не чувствовала уверенности, что сможет войти в эту новую его проблему, она сейчас была озабочена тем, как и когда обрадовать Майкла доброй вестью. Пока она, сама не зная, почему, оттягивала этот момент.
Уже в половине восьмого усталый Финн сам захотел спать, и было ясно, что Джеймс пока уходить не собирается. Стефани неохотно открыла бутылку каберне-совиньон и предложила ему бокал.
– Я могу выпить хоть целую бутылку, ведь завтра на работу мне идти не нужно, – мрачно усмехнулся Джеймс и замолчал, ожидая, чтобы она спросила: почему? И она, естественно, спросила.
Когда Джеймс дошел до звонка референта Чарльза Салливана, Стефани сразу догадалась, откуда ветер дует.
– Это была женщина? – спросила она.
– Какая женщина? – переспросил Джеймс, озадаченный ее странным интересом.
– Референт, который звонил. Это была женщина, ты не знаешь?
Джеймс наморщил лоб:
– Вроде бы да. Но какая разница?
Стефани чувствовала, что сейчас не сможет рассказать ему все. И если даже впоследствии решится это сделать, то сперва все тщательно продумает.
– Просто стало любопытно. Ну, продолжай.
Когда он рассказал, как Гарри уволил его, она громко выдохнула. Вот куда уже все зашло! То, что, ко всему прочему, Джеймс еще и оказался без работы, отразится и на ней и, что гораздо более важно, на Финне.
– Не знаю, что мне теперь делать, – грустно проговорил Джеймс, и вид у него был такой несчастный, что она не могла его не пожалеть.
– Я думаю, придется все-таки продать дом, – сказала она, и ей показалось, что Джеймс сейчас расплачется. – Купим взамен два маленьких домика.
– Нет! Я говорил уже, что этого не будет. Я вовсе не потому рассказал тебе. Обещаю, что как-нибудь выкручусь сам.
Он завершил свой рассказ тем, как, торопясь успеть на матч Финна, нахамил Гарри по пути к выходу. Когда он описал, с каким изумлением вылупился на него бывший босс, Стефани не смогла сдержать смеха.
– Неужели ты и правда сказал ему это?
– Правда.
– Очень своевременно!
– Он сделал такое движение, словно хотел убить меня на месте, но на руках у него была чихуа-хуа, так что выглядел он не таким мачо, как рассчитывал, – сказал Джеймс, невольно улыбаясь.
– Тебе следует заявить на него в полицию. Пожалуйся, что он угрожал тебе собакой. Их приравнивают к смертельному оружию.
– На ней была малиновая попонка, – уточнил он, неудержимо хихикая, – а на коготках – лак. Я отчетливо разглядел. И тоже малиновый!
Стефани вытерла глаза.
– Наверное, она собиралась изменить форму носа!
– Или увеличить объем грудей, – добавил Джеймс. – Всех шести.
– Хочешь еще вина? – спросила Стефани и сама себе удивилась.
– Спасибо, – кивнул он, подставляя ей бокал.
Когда часа почти через два с половиной, в течение которых они болтали и смеялись и Джеймс даже почти перестал жалеть себя, он ушел, Стефани кинулась звонить Кати. Ее поступок потряс Стефани. У нее горели щеки, когда она вспоминала, что идея мести принадлежит ей. Правда, честно говоря, на эту мысль навела ее Наташа, а в данный момент Стефани испытывала противоречивые чувства к Наташе с ее советами. Она старалась не думать о том, как вела себя с подругой во время последнего разговора. Такими темпами скоро все, о чем она ни подумает, будет вызывать неловкость и тревогу.
В трубке слышались долгие гудки, и в конце концов телефон переключился на автоответчик. Стефани оставила сообщение, пытаясь говорить дружелюбнее, но она хотела, чтобы Кати перезвонила. «Кати, привет, это Стефани. Позвони мне. Мы так давно не разговаривали». Потом она оставила такое же сообщение на ее домашнем телефоне.
Спустя примерно час она снова перезвонила – и снова безрезультатно. Она оставила новое сообщение, в котором очень просила Кати непременно перезвонить сегодня же, невзирая на позднее время, и заранее благодарила. Она положила мобильник на тумбочку возле кровати и легла спать очень злая.
Спала Стефани плохо. Она со страхом представляла, до чего еще способна дойти Кати. Эта женщина просто сошла с ума и уже не может остановиться. Досадить Джеймсу – это одно. Но разрушить его жизнь полностью – совсем другое. Стефани считала, что наказание должно соответствовать преступлению. Да, она хотела, чтобы он пережил унижение, потому что сама его пережила. Да, ей хотелось, чтобы он почувствовал стыд, боль, раскаяние.
Но они с Кати смогли собрать свою жизнь по кусочкам. Как бы он с ними ни поступил, у них все равно оставались и работа, и жилье, и друзья. На этом прочном фундаменте они могли выстраивать жизнь заново. Было слишком уж сурово лишать Джеймса всего, что он имел, оставлять его ни с чем. Уж не говоря о том, что вред такого рода, причиненный Джеймсу, непременно отразится на Финне. Финн уже потерял отца и теперь, возможно, потеряет дом и сад, который так любит. Они вполне могли бы устроиться с удобствами и в доме поменьше, этот для них двоих на самом деле слишком велик, но дело в другом. Дело в том, что сейчас Финн больше всего нуждается в стабильности.
Она встала в половине седьмого, сварила кофе и попыталась чем-то занять себя, чтобы удержаться и не позвонить Кати в такую рань. Она принялась пылесосить палас, из-за шума проснулся Финн и вышел из комнаты, чтобы узнать, в чем дело. Когда Стефани отвела его в школу и вернулась, было уже девять. Теперь она могла звонить, не боясь нарушить приличия.
Но по обоим телефонам Кати снова никто не отвечал. Ночью Стефани пришло в голову, что Кати просто ее избегает. Теперь она представляла, как Кати стоит с мобильником в руке и проверяет, от кого звонок, прежде чем решить, ответить или нет. Она оставила еще два вежливых, но натянутых сообщения, которые уже не звучали так дружелюбно, как вчерашние: «Кати, я в самом деле хочу поговорить с тобой, узнать, как твои дела. Позвони мне». С ума сойти! Теперь Кати может до конца жизни не отвечать на ее звонки, если не захочет. Следовало что-то срочно предпринять.
Когда Джеймс вернулся домой – точнее, в мотель, который отныне заменял ему дом, – он
