– Чего? – тут же отозвался Декстер.
– Ничего. Это я так, сам с собой, – Степа прикусил язык. Еще не хватало объяснять Шойсу и остальным, что он разговаривает с белым «нечто».
– Аа-а, – как будто он понял, о чем речь, протянул сакс и замолчал.
Степа чуть напрягся. Он что, тоже с ними чувствует? Но переспрашивать не стал. Тем более что до места таким ходом остается не более двадцати минут.
А классная штука – убээс. Оказывается, «маршевый режим» – это запрограммированный набор действий, который сам скафандр выполняет при ровном беге на длинных дистанциях. Включил, и все, что остается, просто двигать ногами, задавая импульсы направления. Остальное за тебя доделают «мышцы» убээса. Красота. Конечно, в таком режиме любой может стать космоштурмом. Но тут Степа вспомнил, что бег – это далеко не все, и устыдился. Забрало шлема исправно показывало красно-зеленый калейдоскоп, кружащийся в смертельном танце. Зеленых сдвоенных точек стало меньше. Не ощутимо, но меньше. Степа осознал это, и на душе стало погано. Это не точки, это двойки космоштурма, гибнущие там каждую минуту. А он бежит тут, радуясь, что не приходится утруждаться.
Долго еще? Сквозь нерадостные мысли Степа глянул на неутомимо двигающуюся вперед спину сакса. Шойс пробивал дорогу, как настоящий кабан. Ветки, камни, лужи – это все отлетало либо вбок, либо доставалось в обнаруженном и сильно усеченном виде Степе, идущему вторым. На долю третьей, Селены, к счастью, не оставалось ничего. А единственной головной болью замыкающего короткую процессию Петрухина было только не отстать. Последнему в таких пробежках всегда идти тяжело.
В темноте что-то метнулось наискосок, и Декстер на бегу подхватил импульсник. Степа для равновесия схватился за плазменник. Что? Нет, ничего. Тишина и темнота. Только выныривают из темноты ветки, бросаются под ноги камни и кто-то смотрит тяжелым взглядом внутрь черепа. Бр-р. Степа поежился. Неприятное ощущение.
Декстер вдруг остановился. Не стал как вкопанный, обнаружив что-то неизвестное и непонятное, а просто остановился. Выпрямился, опустил оружие. Степа последовал его примеру. Пришли? Он осмотрелся вокруг и вдруг понял, что рисунок на забрале шлема как-то поблек, смазался. Что такое? Донкат моргнул и вдруг удивился. Как это он так не заметил? Все пространство перед ними было залито жемчужным светом. Причем его не только что включили. Он был здесь все это время. А они как-то подошли и не заметили. Чудеса. Степа присмотрелся внимательнее. Ой, мама. Этого же только что не было.
Они стояли на краю тумана. Того самого. Молочного. Как в Степином сне. Вот сейчас из него появится кто-то. Степа замер в ожидании… Предвкушении… Ну же. Ну!
Никого. Тишина, молчание. Перекрученные ветви деревьев, тянущиеся в туман. Трава на изболоченных кочках, над которой стелется белая пелена. Неподвижные камни, окутанные плотной ватой струящихся спиралей молока. И четыре фигуры, замершие на краю белой стены.
– Пришли, – профессор завороженно вышел из-за спины Степы и подошел к стене.
Протянул руку. Стена отпрянула. Донкат замер, профессор повернулся к стоящему рядом Декстеру и улыбнулся.
– Оно. Все, как в прошлые разы. Не хочет со мной знаться.
Он еще раз протянул руку, и опять в молочной стене появилась выемка. Петрухин шагнул вперед. В стене образовалась ниша. Он сделал еще один шаг и… пропал.
– Профессор! – Декстер бросился вперед и отпрянул.
С ним туман тоже не желал иметь ничего общего. Перед саксом образовалась такая же ниша, только размером раза в два побольше.
– Странно, – раздался в наушниках голос Селены. – А я как раз вообще ничего не чувствую. Может, подождать?
И тут в клубах молока раздвинулась завеса, и появился Петрухин. Довольный, как девственник после первого раза. Выражение лица, по крайней мере, было один в один.
– Здорово, – восхищенно выдохнул он. – Конечно, подожди. В прошлый раз он тоже не сразу принял тебя.
– Что здесь здорового? – нахмурился Степа, прерывая их диалог. – Он же с вами не хочет общаться.
– Я такое сказал? – лучезарно удивился профессор. – Извините за неточную формулировку. Он не хочет меня касаться. Пока. Но ощущения внутри него совершенно фантастические. Общаемся мы замечательно.
– И что он говорит? – Степе очень хотелось узнать, что это не он один такой ненормальный, который общается с белым «нечто».
– А это у каждого свое, – ясно улыбнулся профессор. Он как будто помолодел лет на десять. Морщины разгладились, напряженные складки между бровей и около рта разошлись. Даже кожа как будто стала более упругой. Степа присмотрелся. Ничего себе. Или это освещение такое?
Петрухин тем временем сделал приглашающий жест.
– Не желаете?
– В другой раз, – открестился сакс. – У нас еще пара незаконченных дел есть.
– Точно, – подпрыгнул на месте Степа. – Там же наши.
Он перевел взгляд на забрало.
– Ой-е…
– Угу, – согласился с ним Декстер. – Вот и я про то же.
Забрало шлема напоминало забытую под дождем палитру, состоящую из двух красок. За расплывшимися линиями было невозможно угадать ничего. Кто там с кем воюет? Да и воюет ли вообще?
– Профессор, – сакс повернулся к впавшему в медитацию Петрухину. – Вам нужна помощь?
– А, что вы сказали? – Петрухин обернулся к Декстеру. Даже через забрало шлема был виден отблеск молочной белизны, играющий на его лице. А ведь он отвернулся…
– Я спрашиваю, нужна ли вам физическая или иная поддержка в ваших экспериментах. И можете ли вы некоторое время обойтись без нас?
– Сколько угодно, – безмятежно ответил профессор. Но у Степы сложилось полное впечатление, что он плохо понимает, о чем его спрашивают. – Вы можете идти, если не собираетесь присоединиться ко мне. Здесь мы с Селеной в полной безопасности. Вам не удастся причинить нам вред, даже если захотите.
– Не захотим, – уверил его сакс и начал пятиться.
Степа тем временем подошел к Селене и поднял забрало шлема, отключив внутреннюю связь.
В нос ударил запах… фиалок. Вот чего Степа не ожидал, так это их. В смысле не именно фиалок, а цветов вообще. Вокруг болото, а тут фиалки.
– Селена, – справившись с удивлением, тихо проговорил Степа.
– Да? – Селена тоже подняла забрало.
Отсвет стены тумана коснулся и ее лица. Оно стало каким-то далеким и еще более красивым. Степа даже смешался. Но беспокойство пересилило.
– Он в порядке? – Степа указал глазами на замершего профессора. – С ним что-то не то.
– Не обращай внимания, – она чуть улыбнулась, став опять той Селеной, которую Степа знал. – Он всегда такой в этих местах. Минут десять, и он отойдет и начнет работать.
Она нахмурилась.
– Странно только, что я ничего не чувствую. Как будто на меня не смотрят.
– Не переживай, – теперь уже улыбнулся Степа. – На тебя нельзя не смотреть.
Селена улыбнулась в ответ и показала пальцем на его запястье.
– Потом. Когда вернемся. Помнишь? Не сейчас.
Степа надулся от… чего-то. Хорошего, понятно. Конечно, помнит.
– Ну, мы тогда отлучимся ненадолго, ладно?
– Куда вы? – на лице девушки промелькнула тревога, а Степе вспомнился вдруг гала-люкс. Он чуть улыбнулся.
– Чему ты улыбаешься?
– Вспомнил, как ты на гала-люксе также беспокоилась. Потом улыбалась, потом злилась. Здорово было.
