смутила татуировка. Он вдруг заявил Жанне, что ничего такого он не имел в виду, на замужество вовсе не намекал, кольцо подарил просто так, в знак дружеской симпатии, и вообще – у него давно есть жена, даже две (думаю, про вторую он ввернул для красного словца).
Что здесь началось! Жанна, будучи натурой, склонной к показательным истерикам, затеяла демонстративное самоубийство. На глазах у неверного Ибо она приобрела в аптеке упаковку снотворного и хирургический скальпель. Целый день она изображала из себя воплощение скорби – она даже наведалась к турецкому нотариусу и составила завещание на ломаном английском. Но Ибо остался равнодушен – он просто не поверил в то, что Жанка и в самом деле решила расстаться с жизнью.
И правильно сделал – потому что она и не собиралась. Поняв, что затея с самоубийством провалилась, Жанна поменяла билет и вернулась в Москву. Через какое-то время она забыла о турецком обидчике. «А как же теперь быть с татуировкой?» – не могла не поинтересоваться я. «Легко!» – весело подмигнула Жанна, задрав майку. Я посмотрела на ее живот и расхохоталась – аккурат над пупком готическим шрифтом было выведено: «… Ибо все мужики – козлы!..» Так вот имя экс-любимого трансформировалось в философский лозунг.
По степени абсурдности с этим может сравниться только история, которую я однажды услышала от знакомой. Одна девушка совершила отчаянный поступок – вытатуировала имя любимого – «Слава» – на левой ягодице. Вы и сами можете догадаться, что произошло потом. Они расстались. Вскоре у смелой девушки появился новый обоже по имени Петя. Все было замечательно, только девушка боялась оказаться с ним в постели – татуировку вывести не так-то просто. В итоге она подошла к проблеме творчески. Вместо того чтобы изводить старую татуировку, она сделала новую – соответственно на правой ягодице. И теперь ее зад украшала новая надпись, гласившая: «Слава Пете!» Честное слово, так и было, я не преувеличиваю.
В самолете я наконец рассказала Лерке о наболевшем. Она как раз разглагольствовала на тему «На день рождения можешь подарить мне вибратор, потому что мужчины меня больше не интересуют», когда я бесцеремонно прервала ее пылкий монолог убийственной фразой:
– Лер, меня Эдик замуж зовет.
Она умолкла на полуслове и непонимающе уставилась на меня.
– Что?!
– Что слышала. Пять дней назад он сделал мне официальное предложение. Я сказала, что подумаю. И теперь не знаю, что делать. Через неделю он ждет ответ.
Лера посмотрела в иллюминатор, на сахарные верхушки облаков, потом перевела взгляд на меня. Вид у нее был, мягко говоря, ошарашенный.
– По-моему, нам стоит попросить у бортпроводника шампанское, – наконец выдала она.
– И это все, что ты можешь сказать?!
– Если честно, я просто в шоке… Но почему ты мне раньше не сказала? – немного обиженно спросила Лера.
– Мне очень хотелось! – воскликнула я. – Но как я могла рассказать о таком, если всю неделю ты причитала, как ненавидишь мир.
Лера вдруг замерла.
– Бог мой, а ведь теперь мне и тебя придется ненавидеть, Кашеварова! Какой кошмар!
– Меня-то за что? – опешила я.
– За то же, за что и всех остальных. Ты выйдешь замуж и начнешь читать мне мораль. О том, что я неустроенная в свои тридцать лет. О том, что я старая дева. А потом родишь ребенка, и вообще…
– Эй, полегче на поворотах! – рассмеялась я. – Какого ребенка? Я еще не решила, что ему ответить.
– Постой, а разве ты в него не влюблена?
Что-то в изменившемся выражении ее лица показалось мне подозрительным. То ли изумленный взгляд, то ли улыбка, медленно сошедшая на нет.
Неужели даже моя лучшая подружка, еще более легкомысленная, чем я, непозволительная ветреница, немного инфантильная, – неужели даже она меня осуждает?
– Влюблена, – сказала я, но, помолчав, куда менее уверенно добавила: – Кажется.
Лера вопросительно приподняла аккуратно подведенные коричневым карандашиком брови.
И вот тогда меня, что называется, прорвало.
– Я была уверена, что люблю его, пока все шло по накатанной. Мне было с ним очень хорошо, и я даже не задумывалась, любовь ли это… Потому что зачем задумываться, если тебе и так хорошо? Но потом ему захотелось перемен, и он сделал это проклятое предложение. И я поняла, что не могу решить, люблю ли его по-настоящему… А если я сомневаюсь, значит, это ненастоящее, да? А может быть, я просто боюсь замужества. Лер, мне почти тридцать лет. Я привыкла жить одна. Я люблю быть свободной… Но с другой стороны…
– Именно поэтому ты и согласилась полететь со мной на Кипр, – констатировала Лера. – Вообще, я была уверена, что ты откажешься.
– Ничего себе! – возмутилась я. – Да ты мне не оставила выбора!.. Надеюсь, что, если побуду недельку одна, без Эдика, смогу во всем разобраться.
Нас прервал мелодичный голос стюардессы:
– Через десять минут наш самолет совершит посадку в аэропорту Ларнаки. Температура за бортом – тридцать два градуса выше нуля. Просьба оставаться на своих местах до полной остановки лайнера.
Лера улыбнулась и выгнула спину, как только что проснувшаяся кошка.
– Ты не перестаешь меня удивлять, Кашеварова. То, что ты мне рассказала, – высший пилотаж. Теперь он к тебе намертво привяжется.
– Почему? – От изумления я даже забыла о том, что надо пристегнуть ремни.
– Вот увидишь. Если дать мужику понять, что не так-то он тебе и нужен, то мужик этот станет как шелковый. У меня вот никогда не хватает духу. А ты молодец. Хвалю.
– Но я это сделала вовсе не для этого… Мне и правда надо было остаться одной. Подумать. И проверить. Буду ли я без него скучать.
– Скучать? – Лера искоса посмотрела на рослого блондина, сидящего через проход. – Ну, это вряд ли.
Я открыла было рот, чтобы объяснить ей, что она все поняла неправильно, что все гораздо серьезнее, чем она себе представляет, что я на перепутье. Но потом подумала – а надо ли? У Лерки, как она сама выражается, кризис среднего возраста. Она потратила кучу денег, чтобы расслабиться на южных берегах. Ей хочется дефилировать по пляжу в новом купальнике, танцевать до упаду в прибрежных диско-клубах и окунуться с головой в опасный опыт мимолетной курортной страсти. А здесь я со своим нытьем. Нет уж, свою проблему мне придется решить самостоятельно. Все, что для этого нужно, – остановиться и задуматься… Чем я и собираюсь заняться на кипрских берегах.
Надеюсь, взбалмошная лучшая подруга не будет меня очень сильно отвлекать.
– Я влюбилась! – зловещим шепотом объявила Лерка минут через десять после того, как мы появились на пляже.
– Да ну? И в кого же?
– Посмотри направо. Только не сразу. Он сидит на камне, брюнет в красных плавках.
Я покосилась в указанную Лерой сторону. Давно заметила эту пикантную особенность женского зрения – мы способны производить детальный осмотр окрестностей, не поворачивая головы, особенно если в энном радиусе находятся достойные внимания мужчины.
У самого моря, на потрескавшемся от иссушающей жары камне, восседал один из ярких представителей местной касты Аполлонов. Высок, плечист, темноволос и явно очень доволен собой. На нем не было ничего, кроме загара и миниатюрных ярко-красных плавок, скорее привлекающих внимание к интимным частям его тела, нежели скрывающих их от посторонних глаз. В приморских южных городках такие персонажи попадаются на каждом шагу – ровный загар цвета соевого шоколада, безупречная, словно у породистого коня, мускулатура, мужественное, может быть, чуть грубоватое лицо и сальная сахарная улыбка.
– Ну что, правда хорош? – Лерка толкнула меня локтем в бок.
– Ну не знаю. Не в моем вкусе, – я пожала плечами.
