— Согласен, — кивнул Рубцов. — За дальнейшими деталями, как я понимаю, следует обращаться к вашему руководству?
— Так точно, — сказал Павлов. — Моей обязанностью было установить связь со всеми сторонами, а для большего я пока званием не вышел.
Тонкий ход. Таким, как Рубцов, западло с капитанами договариваться, им генералы нужны. И Павлов его сейчас утешил: мол, не прогнулся ты, Серёга, с перепугу сюда приехав, а лишь милостиво согласился встретиться с посланниками. Дали с шила патоки лизнуть, но много патоки. Даже медку.
Рубцов с Чистяковым удалились, сопровождаемые своей охраной. Вскоре мы увидели, как вдаль от нас по улице понеслись «Водник» с бронетранспортёром сопровождения. Я с тоской посмотрел им вслед. Нам бы пару «Водников», и по барабану все мосты. Так бы Волгу переплыли в любом направлении. Высокие, с гладким бортом, ни один мертвяк не залезет, с люками в крыше. Чудо что за машина, мечта идиота. Красиво жить не запретишь. А ведь делают-то их тут, рядом совсем, в Арзамасе.
— Ну видишь, как решилось, — хлопнул меня по плечу Белявский. — Дипломатия канонерок, главное — вовремя пальнуть. Дадут частоты опознания, и можем ехать.
— А здесь, как я понимаю, ВОП[41] организуют?
— Даже РОП[42]. Лучше НП в окрестностях нет, связь здесь поставят. Забор «егозой» заплетут, усилятся, жратвы закинут плюс наливник и пару дизелей. И всё, крепость — никто не сунется.
Сергей Крамцов
15 мая, воскресенье, день
Дело шло к темноте, поэтому выезд в промзону перенесли на следующее утро. Чистяков не обманул — хоть и не через тридцать минут, а часа через полтора, но с нами связались и дали пароли с частотами. Пароль был, так сказать, «гостевым» и распространялся на два открытых «уазика». Если бы с нами поехал кто-то ещё, то пришлось бы всё согласовывать заново. «Кремлёвские» пока не расслаблялись. Да и с чего им расслабляться? Не те люди, наивностью не страдают. Оказывается, там ещё и всё областное УФСБ с ними, и все прочие окрестные силовики, даже вертухаи с «кумовьями» из ближайших к городу зон.
С утра вояки помогли нам, подрасчистив пространство за воротами, и наши вездеходы рванули из тесноты двора на проспект, по которому в разных направлениях тупо бродили мертвяки. Однако, наблюдая в последнюю пару дней за происходящим, я обратил внимание, что зомби на улице стало вроде как меньше. Стрельба поутихла, и они начали сваливать с улиц.
Чем ближе мы оказывались к Сормовской промзоне, тем больше зомби было на улицах. Но я ожидал худшего, если признаться честно. Тех, что мы видели, было достаточно легко объезжать. Один из наблюдательных пунктов «кремлёвских» постоянно подсказывал, куда нам сворачивать, потому что подступы к промзоне выглядели как настоящий лабиринт. Отчасти из-за этого «заводские» оказались отсечены от остального мира — сами себя перехитрили.
Улицы были завалены машинами, автобусами и прочим железом, таким способом «заводские» рассекали и дезориентировали потоки мертвечины, шедшей в их сторону. У самой территории речного порта, где размещалось руководство «заводских», баррикады становились всё серьёзней, а затем начали попадаться целые улицы, перегороженные стенами из бетонных блоков с колючкой поверху. В стенах были бойницы, за бойницами — люди. Но таких проходов было мало, и стоило «кремлёвским» занять подходы к ним, как блокада оказалась абсолютной, да ещё и своими руками созданной.
В конце концов мы проскочили через целый лабиринт баррикад и стенок, упёрлись в мощные металлические ворота, которые начали открываться при нашем приближении. За ними нас ждали. «Четвёрка» аэродромного сопровождения, непонятно как очутившаяся на судостроительном заводе, встала перед нами, включив оранжевые проблесковые маячки, и покатила впереди. Нам оставалось только следовать за ней между каких-то заборов, складов, корпусов, пандусов, свалок металлолома, опор кранов — настоящий лабиринт. Наконец она тормознула возле четырёхэтажного административного здания, на крыльце которого стояли четверо в разномастном камуфляже, с автоматами на плече. С виду на все сто гражданские, по мордам и выправке видно.
Из «четвёрки» выскочил совсем молодой парень, лет восемнадцати с виду, с «укоротом» на груди, сказал, что нас ждут, и побежал впереди, заставляя нас спешить чуть не вприпрыжку. Парень пронёсся ураганом по коридору первого этажа, выскочил на узкую лестницу, по ней провёл нас на четвёртый, довёл до двери со свинченной табличкой, от которой осталось только невыцветшее пятно, постучал в неё и, не дожидаясь ответа, вошёл, приглашая нас за собой.
В комнате — огромном кабинете с длинным совещательным столом — было тяжело, до потери видимости, накурено, и сидели там не меньше десятка человек. Стол был завален картами и какими-то схемами. Некоторые из сидящих были одеты в гражданское, некоторые — в камуфляж, а двое были даже в морской форме. Нас встретили радушно, но не слишком внимательно, в стиле «заходи, раз пришёл». Кто-то предложил чаю, мы не отказались, и всего через минуту в кабинет зашла некрасивая полная девушка с подносом, на котором дымились штук десять разномастных чайных кружек. Кружки расхватали, девушка вышла.
Один из присутствующих, толстоватый мужик лет за пятьдесят с обветренным грубоватым лицом, пригласил нас присесть к директорскому столу, как у кого получится, сказав, что у большого стола всё равно поговорить не дадут. В это было легко поверить. Представились, принимавший нас оказался бывшим заместителем начальника грузового порта или кого-то в таком духе, я толком и не понял. Назвался Дмитрием Харламовым.
— Давайте, хлопцы, излагайте, чего хотели? Если договоримся с «кремлёвскими» о прекращении огня и о том, что они к нам не полезут больше, то мы вам век благодарны будем.
— Нам надо проехать на ту сторону реки с машинами, — сказал я. — Три машины, одна из них с прицепом.
— А там нет ничего, — вроде как удивился он. — Даже людей. Люди ушли, кто хотел — все давно перебрались на эту сторону. Есть наши люди в порту, разумеется, есть ещё отряд у складов Росрезерва. А больше никого, одни мертвецы. Зачем вам?
— Нам надо дальше, в область. Задание у нас, — ответил я.
— Задание… — хмыкнул тот иронично. — У них задание, едрить твою. А мы даже не знаем, есть ли сейчас нормальный проезд в ту сторону. Перебраться не проблема, у нас паромы есть для таких случаев и с той стороны опорные пункты у пристаней. Но что там дальше… дикие земли. Ни связи ни с кем оттуда, ни люди уже не приходят. Мы даже планировали взорвать дома с той стороны в некоторых местах, чтобы улицы завалило. На подходах к нашим объектам.
— Все коммуникации по реке планируете? — спросил Белявский.
— Конечно, как же ещё? — удивился замначальника порта. — Дороги опасны, а по Волге плыть — благодать. Половина России доступна. Мы даже планируем на следующей неделе целые экспедиции, вверх и вниз. Посмотрим, что в других городах делается, может быть, связь установим.
— А плотина ГЭС у кого сейчас? — поинтересовался я.
— У «кремлёвских», — лаконично ответил Харламов. — И Заволжье.
— О Горьком-16 вы что-то слышали? — влез в разговор Лёха.
— О «Шешнашке»? Вот вы куда намылились… — задумчиво кивнул Харламов. — Нет, не слышали мы о «Шешнашке» ничего. Хорошего в смысле. Слышали то, что все тамошние зоны разбежались и что там банд больше, чем людей. Люди оттуда бежали, раньше к Бору выходили часто, наши их переправляли или в порту селили. Такое рассказывают, что волосы дыбом. Если эти банды объединятся и сюда попрут, хуже Батыева нашествия будет. Про сам Горький-16 ничего не слышал, но вокруг — бардак и тихий ужас, лучше не соваться. Погибнете ни за грош.
Признаться, Харламов меня не то чтобы озадачил, я такого ожидал, а скорее укрепил в моих подозрениях, что выполнение воли покойного шефа — самое неудачное решение в моей жизни. Ладно ещё вывоз материала для исследования, это понятно, но предполагавшаяся доставка его семьи — нонсенс. Хорошо, что этот вопрос решён. Это с позиции гражданской наивности Дегтярёва Горький-16 виделся ему эдаким несокрушимым утёсом в бушующем море. Раз всё такое закрытое и секретное, то там все будут в безопасности.
Ну а что мне теперь прикажешь делать? Может, бросить всё к чёрту, повернуть обратно? Ведь устраивается новая жизнь, люди научились справляться с обстоятельствами. За каким дьяволом мне надо лезть в мясорубку и тащить туда друзей, свою девушку, наконец? Предсмертная воля свята, конечно, но тоже… в меру, всему есть предел.
С другой стороны, мне этот пенопластовый оранжевый контейнер не даст потом покоя. Наверняка это не единственный институт, который будет доступен, только не знаю я других. Не в Кош-Агач же переться, на самом деле? Да и при чём тут предсмертная воля, разве не сам себя я гоню вперёд, стараясь хоть немного исправить то зло, что мы причинили миру?
— Переправить можете к какой точке? — спросил я.
— К разным. Если дальше ехать намерен, то мы тебя до базы обслуживания флота докинем, так хоть через сам город не надо будет ехать. Ну и машины выехать с борта смогут. Только не ездил бы я туда на вашем месте. Ни за какие коврижки.
— Да знаю я… Думаете, мне охота? — вздохнул я так, что Харламов сразу мне поверил.
— Так за каким хреном тебя туда несёт?
— По поводу всей той хрени, что вокруг творится. — Я кивнул куда-то за окно. — Там военный центр по всякой заразе, вакцинами занимались. А у меня документы из московского института, которого больше нет. Кровь из носу надо туда довезти или, на худой конец, хоть узнать, существует ещё центр или уже нет. Да я вообще в эту историю влип, как кур в ощип, поручили мне… предсмертной волей.
— Попал, говоря проще? — уточнил Харламов.
— Именно, — согласился я.
— Ладно. Ты когда туда собираешься?
— Через пару дней. У меня здесь не вся группа, часть людей из ГУЦа забрать надо.
— Так сейчас ты на ГУЦ поедешь, так?
— Точно.
— Возьмёшь двух людей с собой? Надо начинать отношения устанавливать. У тебя ведь на две машины пропуск, не на какое-то количество людей?
— На машины. Только людей в камуфлю оденьте, чтобы среди нас не слишком выделялись. Хрен их маму знает, как они среагируют?
— Вот и ладненько. А насчёт одеть — сделаем. Погуляйте чутка, потом покормим вас — и поедете. Годится?
— Вполне.
Я хотел оглядеться, что делается в порту, и предложению прогуляться обрадовался. Мы вышли из кабинета, и к нам подошёл тот самый парень, который провожал нас сюда. Звали его Андрюхой, как он представился, оказался он дезертиром из Тульской дивизии ВДВ, можно сказать, сослуживцем Большого, и был сыном капитана какого-то буксира. Да и сам собирался после армии в Академию речного флота поступать. Предложил поводить нас по окрестностям, чему мы только обрадовались.
На территории завода работа кипела. Трудились все, шум стоял такой, что хоть уши затыкай. В одном месте стены и заборы разбирались, а в другом устанавливались. Работали огромные плавающие экскаваторы, вынимая песок со дна и наваливая его в гигантские кучи. Что-то делали ещё и с Сормовским Затоном, игравшим роль частной гавани завода. Ломался асфальт, рылись каналы. Строилось что-то. Чёрт ногу сломит, короче, но уважение вызывает.
Со слов Андрюхи выходило, что «заводские» вознамерились соединить всю Сормовскую промзону, включающую основные предприятия, в один анклав, огородить его не просто стенами, а ещё и каналами, и самое главное — сохранить производство на этих заводах. Пусть в сокращённом варианте, пусть пока как ремонтные предприятия, но не дать всему этому обветшать и развалиться. «Заводские», за исключением некоего вкрапления морячков из Каспийской флотилии, занесённых сюда судьбой, были в основном людьми гражданскими, рабочими и управленцами с заводов и из порта. Они чётко знали, что надо делать с их предприятиями, они умели быстро строить заграждения, но они плохо умели воевать.
