слушала.
– Да, узнала о себе много нового и интересного. Очень рекомендую этот способ самопознания, попробуй тоже, тебе понравится.
– Да обо мне наверняка никто не сплетничает за спиной, – помолчав, Ада добавила: – А жаль, было бы так интересно послушать!
Я ушам своим не верила. Еще минуту назад Грушечка раздувалась от злости, как мультипликационная жаба – вот-вот и лопнет. А теперь они с Адой болтают, как две старинные подружки. Что происходит в этой редакции? Почему все так странно себя ведут?
В любом случае миролюбивая беседа – лучший предлог для того, чтобы потихонечку выкарабкаться из этого клубка змей. Моего отсутствия никто и не заметит.
Стараясь не привлекать к себе внимания, я попятилась в другой угол комнаты.
Забившись в угол офиса, я оккупировала единственный свободный стул и мрачно уставилась в пустой блокнот. Мне предстояло написать закадровый текст к сюжету о коллекционере-миллионере. Многозначительно поведя бровью, Грушенька предупредила, что текст этот должен быть интеллигентным. Жаль, ведь я-то собиралась явить миру страшную правду: хваленый коллекционер – извращенец.
Ничего же хвалебного или даже нейтрального я придумать не могла, как ни старалась. К тому же в голове роились другие, унылые мысли.
Все плохо.
За два года серьезных отношений с Эдиком я успела соскучиться по свободной «холостой» жизни. Обычные девчоночьи будни рисовались мне в самом радужном свете. Я с тоскою слушала щебет подруг, которые охотно делились со мной впечатлениями от многочисленных свиданий. Кто-то из них постоянно звонил мне, чтобы одолжить на вечер платье, туфельки или сумку. Мне-то эти нарядные вещи были ни к чему, потому что большинство вечеров я, как степенная матрона, проводила дома, в обществе моего драгоценного Эдуарда. Нет, вы не подумайте, я его любила; наедине с моим избранником-домоседом я чувствовала себя счастливой, но иногда… Иногда мне казалось, что жизнь кончена. Остаток молодости пролетит за жаркой котлет. Пока другие будут веселиться и носить красное, мне придется копить жирок и вникать в подробности телевизионных ток-шоу. Когда я об этом думала, мне становилось страшно.
И вот когда я неожиданно вырвалась на свободу, радости моей не было предела. Проводив в аэропорт Эдика, я первым делом понеслась в ГУМ – выбирать новый гардероб на лето.
Мое свободное лето!
Только сейчас я наконец опомнилась и приподняла на лоб пресловутые розовые очки.
Какой же идиоткой я была! Ведь все это было в моей жизни раньше – я имею в виду эту проклятую нервозную свободу. И как же я, дура, умудрилась не вспомнить, что свобода – это не только трепет первого поцелуя и эйфория при покупке новых чулок. Нет, свобода – это еще и сами свидания, на которых в большинстве случаев выясняется, что твой избранник тебя совершенно недостоин. И вот целый вечер ты сидишь в ресторане (кафе, бильярдной, на парковой скамье) напротив очередного индивида, возомнившего себя воплощением мужественности. И думаешь – насколько было бы предпочтительнее провести этот вечер дома, да хотя бы и за жаркой котлет!
Долгожданная свобода, скажу я вам, – это когда в отчаянной попытке от нее избавиться ты знакомишься с целой галереей мужских пороков. Веренице красавцев мужчин нет конца. Один признается тебе в любви, а сам искоса посматривает на загорелые ножки твоей подруги. Другой, хамовато усмехнувшись, заявляет, что женское предназначение заключается в воспитании отпрысков, потому что все бабы – дуры (этот тип бесследно исчезнет из твоей жизни, когда ты по чистой случайности обмолвишься, что зарабатываешь больше него; он уйдет навсегда, но в твоих ушах еще долго будет звучать раскатистое: «Дур-р-ра!»). Третий вроде бы всем хорош, но зачем-то носит красные подтяжки и галстук в крупный горох. От четвертого ощутимо попахивает потом. Коронный номер пятого – в самый неподходящий момент исполнить сорокаминутный монотонный монолог об отличии понятия сансары в китайском и индийском буддизме начала тысячелетия. Шестой, немного выпив, начинает гнусавым голосом исполнять гитарные романсы, и тебе приходится уныло делать вид, что ты любишь как гитарные песнопения в целом, так и, в частности, мужчин с тембром голоса «козлетон». А седьмой… Ну, про седьмого мы вообще лучше промолчим, ведь он громко похрюкивает во время еды, и ты сбежала с первого же свидания, сделав вид, что направляешься в туалет.
Может быть, кто-то назовет меня придирчивой. Вы не поверите, но я давно не надеюсь встретить коронованную особь на белом коне. И от избранника своего требую одного – пусть он хотя бы будет всего- навсего нормальным. Не нужен мне ни красавец с литыми мускулами и смазливым лицом, ни богач, вертящий на пальце ключи от пятиэтажной виллы на Карибах.
Просто нормальный мужчина.
Не бабник, не зануда, не склочник. Да, и пусть он нейтрально одевается, не заплевывает зеркало зубной пастой во время утреннего омовения и не имеет тайных милых странностей типа коллекционирования велосипедных рулей или участия в спиритических сеансах. Я не возражаю, если он будет курить, а каждую пятницу играть с друзьями в баскетбол. Я не возражаю, если он будет вегетарианцем, любителем сопливых мелодрам, если он храпит (но только негромко и не каждую ночь), если он является неагрессивным антиглобалистом или ярым фанатом женского керлинга. Да все что угодно, лишь бы по большому счету он был нормальным.
Таких мало. В этом тебе и предстоит убедиться, хлебнув сладкой свободы, о которой ты так долго мечтала за жаркой котлет.
С чего я начала?
Ах да. Все плохо.
Моей бывшей университетской подруге предстоит занимательная встреча с моим бывшим женихом. Вот уж они повеселятся! Зная Эдика, готова поспорить, что он устроит Спиридоновой и съемочной группе вечеринку.
А я… Ну что я?
Я к тому же еще и работу стабильную потеряла, и некого в этом винить, кроме внутреннего голоса, который в ключевой момент скомандовал: «На старт!»
Да, коллекционер-миллионер, на которого я так рассчитывала, оказался беспринципным хамом.
Во всей сложившейся ситуации мне видится лишь один-единственный положительный момент. Спиридоновой-то, может быть, никакую визу и не дадут. Американскую визу получить очень даже непросто – так говорят.
Я представила, как зареванная Лека понуро выходит из здания посольства, сжимая в руках измусоленный паспорт. И впервые за последние несколько часов улыбнулась.
– А кстати, мне дали визу! – сообщила мне Лека Спиридонова, когда несколькими часами спустя я случайно столкнулась с ней в пресс-баре Останкина. – В следующий вторник улетаю!
– Как я рада за тебя! – воскликнула я.
А сама подумала, что я ненавижу, когда люди начинают фразу со слов «а кстати». Потому что, как правило, за этим многообещающим началом следует информация, которая приходится совсем, ну совсем некстати. Зачем мне знать о том, что долгожданная встреча бывших состоится уже в следующий вторник?
Скажу больше – после ее заявления у меня вдруг испортился аппетит. В другой день я, может быть, и не была бы против такой реакции организма на неприятное известие. Ведь я из породы вечно худеющих девушек.
Да, но я уже успела заказать блинчики с ветчиной и клубничный торт – и теперь получается, что я должна отказаться от этих весьма недешевых яств только потому, что какая-то Спиридонова испортила мне настроение?!
Ну уж нет, дудки, не позволю собою манипулировать.
И я принялась решительно наворачивать блины.
– Ну у тебя и аппетит! – не то поразилась, не то восхитилась Лека. – А я вот, что называется, от воздуха толстею.
