иммунитет к определенным фразам начальства. На протяжении восьми лет Максим Леонидович Степашкин встречал меня словами: «Опять опоздала!
Уволю!» В его системе координат это значило что-то вроде: «Доброе утро, как спалось?»
Поэтому я не обратила на Грушеньку никакого внимания. Вяло с ней поздоровалась и направилась к шкафу с видеокассетами. Сегодня мне предстояло смонтировать сюжет о коллекционере-миллионере. Вернее, монтировать будет специально обученный режиссер, а я просто тихонько посижу рядом и буду делать вид, что руковожу процессом.
– Ты что, не слышишь? – Грушечка, в отличие от Степашкина, так просто не сдавалась. – Я к тебе обращаюсь.
– Слышу, – вяло подтвердила я, – ну да, опоздала. Извините.
– Ты мне не хами! – вопреки всякой логике заявила слонопотамша в ответ на мои вежливые извинения. – И еще одно. Ты работаешь в приличной редакции, а не в публичном доме. Так что изволь в следующий раз напялить юбку подлиннее.
Я изумленно на нее посмотрела. В то утро на мне было платье, имеющее вполне социально спокойный вид. Легкая юбка в мелкий горошек была на два пальца выше колена, что, по моим представлениям, никак не могло противоречить офисному этикету. Я уж промолчу о том, что этикет этот сроду не соблюдался в редакциях.
Но это не самое главное. Потому что на самой Грушечке был умопомрачительный брючный костюм ослепительно белого цвета – тонкая ткань туго обтягивала ее рубенсовские бедра; сквозь нее просвечивали легкомысленные алые трусики-стринг. Надо же, а я и не знала, что бывают стринги такого размера. Хотя вполне возможно, что Грушенька шьет их на заказ. В таком случае, представляю, как веселятся работники ателье.
И она еще смеет делать мне замечания?!
– Хорошо, в следующий раз тоже надену красные трусы. Если здесь так принято, – огрызнулась я.
– Ты… ты… – ее лицо покраснело и даже как-то раздулось, как у мультипликационного чудовища, – советую тебе самой написать заявление! Потому что я сегодня же займусь этим вопросом. Я не позволю, чтобы…
Она вдруг осеклась на полуслове. Сначала я подумала, что зловредной редакторше стало нехорошо – ее остекленевший взгляд тупо сфокусировался на каком-то предмете за моей спиной. Но потом я все же догадалась обернуться, чтобы посмотреть, что могло отвлечь внимание монстра. Я обернулась и увидела незнакомую красавицу.
Красавица с деловым видом рылась в коробке с чистыми кассетами и не обращала на нас никакого внимания. У нее было правильное строгое лицо, может быть, чуть кругловатое, но это ее совсем не портило. Ее волосы были подстрижены так коротко, что, видимо, эта счастливица была избавлена от утомительной процедуры их ежедневного мытья и расчесывания. Такую шевелюру достаточно протереть влажной губкой. Подобная стрижка пойдет далеко не каждой женщине. Поверьте, уж я-то знаю это на собственном опыте. Когда-то, пару лет назад, меня угораздило побриться налысо. Знали бы вы, что я пережила за те бесконечные месяцы, когда мои волосы отрастали![2] А вот у этой красотки такой проблемы нет. Ее череп имеет настолько правильную форму, что прическа «под нолик» не только не портит ее, но, пожалуй, даже придает ей определенную изюминку.
Странно, раньше я здесь эту девушку не видела.
Мне казалось, что я успела шапочно познакомиться со всеми сотрудниками программы. Что ж, надеюсь, это просто случайная гостья. Терпеть не могу, когда в одном офисе со мной работает яркая красавица. Мне кажется, что этот факт косвенно ущемляет мои человеческие права. Такие, как право на комплимент (потому что все восхищенные слова достанутся не мне, а ей), право носить яркую соблазнительную одежду (потому что на ней все лучше сидит).
Я вдруг вспомнила слова Спиридоновой о том, что редактор Грушечка ненавидит красивых женщин. Представляю, как сейчас влетит нашей очаровательной гостье!
Так оно и вышло.
Надув щеки, Грушечка, как боевой слон, пошла в атаку. О моем существовании она мгновенно позабыла, а мне это было только на руку.
– Позвольте, девушка, а что вы делаете в нашем офисе?! – Грушечка нависла над стриженой красоткой. – Это частная территория, а не проходной двор!
Незнакомка непонимающе на нее уставилась. Наверное, подобных страшилищ ей раньше доводилось встречать только в Московском зоопарке. Но там они сидели в клетках и были безопасны. Наше же офисное чудо-юдо преспокойно разгуливало на свободе, носило красные трусы и орало на любую мало-мальски привлекательную женскую особь в радиусе десяти метров.
– Я просто… – начала девушка, и ее голос показался мне смутно знакомым. Где я могла ее видеть?
– А меня это не интересует! – перебила редакторша. – Я прошу вас покинуть мой кабинет!
Я едва не задохнулась от возмущения. Значит, общую комнату, рассчитанную на двадцать телевизионных работников, Грушечка без зазрения совести считает своим кабинетом? А я тогда, позвольте, кто? Ее личный секретарь, что ли?
– Грушечка, но это же я, – красавица наконец справилась со смущением и удивлением, – я, Лека Спиридонова.
Тут уже настал наш с Грушечкой черед удивляться. Редакторша открыла рот и глупо захлопала глазами. Подозреваю, что и я выглядела не менее идиотски.
Лека Спиридонова?!
Эта красотка – Лека?!
Некрасивая полноватая Лека с вечным застенчивым румянцем, тихим голосом и романтическими мечтами о роковой любви?!
Но этого просто не может быть!!!
Я подошла поближе.
Увы, это и правда была Спиридонова. Как ни странно, отсутствие кудрей сделало ее более женственной и соблазнительной. Я имею в виду – очень даже соблазнительной.
– Привет, Саш, – вежливо поздоровалась она, – тебе нравится моя стрижка?
– Ээээ… Ну-у… Очень, – вздохнула я, – если честно, я тебя даже сразу и не узнала.
– И все благодаря тебе! – с жаром воскликнула Лека. – Все-таки ты настоящий друг! Если бы не ты, я бы никогда не отважилась покрасить волосы и сделать такую короткую стрижку! Кто знал, что это так меня преобразит? Теперь он, – она понизила голос, – ты понимаешь, о ком я, да? Теперь он точно будет от меня без ума! А все ты.
Какой кошмар! Какой кошмар! Что я наделала? Кто меня за язык тянул? Естественно, я понимала, о ком она ведет речь. Да о моем бывшем женихе, отчалившем в жаркую Калифорнию, вот о ком. Я как наяву это вижу – Эдик встречается с ней взглядом и… о нет, о последствиях электрического разряда, который непременно проскочит между ними, я даже думать не хочу.
– А ты чего такая грустная? – улыбнулась Лека. – Все в порядке?
– Не выспалась, – ответила я.
– Так, девочки, прекратите болтать, – вмешалась Грушечка, которая успела оправиться от шока, – вы все-таки на работе находитесь!
Лека закатила глаза и смешно наморщила курносый нос. Ей-то хорошо было паясничать – она спиной к Грушечке стояла. А вот мне пришлось сохранить серьезное и даже немного скорбное выражение лица.
– Кашеварова, для вас есть сюжет, – Грушечка шумно вздохнула, словно давая понять, насколько раздражительным ей кажется мое присутствие в офисе. – Надо взять интервью у некоего Павла Подаркина, певца.
– Вы шутите? – оживилась я. – У самого Павла Подаркина?
– Только не говорите, что он вам нравится, – бегемотиха тут же напялила маску сноба-эстета, – что касается меня, то я никогда не могла понять, кто может слушать эти предродовые кошачьи завывания.
Развернувшись через плечо с такой резкостью, что ей позавидовал бы мастер кунг-фу, Грушечка стремительно отошла прочь, предоставив мне и Леке Спиридоновой замечательную возможность обменяться хлесткими о ней комментариями.
