– Тогда говори, когда мне снова прийти за ответом, – спросил мужик, поддавшись на его хитрость. – Мы можем и подождать, да уж больно-то не тяни, хозяин. Ждать долго мне не с руки.
– Ну что ж, молодец. Приходи-ка ты дня через два-три. Вот тогда я тебе и отвечу на все сразу. Договорились?
Мужик помолчал, что-то трудно обдумывая. Наконец он ответил неуверенно:
– Ладно, хозяин. Можно и подождать, но не больше трех дней. Понял?
– Ну вот и ладненько! – воскликнул Сафрон. – Сейчас вторник, да? Так в пятницу после обедни и заглядывай. Как раз управимся с делами. Подходит, мил человек? Так в пятницу?..
– В пятницу так в пятницу, – неохотно согласился мужик. – Тогда до пятницы, хозяин, будь здрав, – он неуверенно переступил порог хором и тихо затворил за собой дверь.
В горнице наступила тягучая тишина. Каждый был погружен в свои мысли. По лицу Спиридона Сафрон видел, что такая история совсем не нравится хозяину, но сказать такое старшему и уважаемому человеку он не решался. Да и понимал Сафрон, что сам навлек на друга немалую беду.
– Сафрон Никанорыч, как же дальше-то быть? – спросил Спиридон.
– Думать надо, Спиридон Карпыч. Пока не знаю, но сдается мне, что оставаться тут нам небезопасно. Да и тебе теперь дела со мной иметь будет негоже. Однако надо все хорошенько обмозговать, а уж потом решать. Дело-то завертелось ой как круто.
– Хорошо, что дурак этот хоть три дня дал нам на раскачку, – сказал Спиридон про мужика. – Видать, не такой он уж шустрый. Умом Бог, видимо, обделил. Кузя на такое бы не попался. Тот пошустрей был.
– Да уж, это ты точно сказал. Ладно, отдыхай, а я подумаю. Надо и дела здесь свернуть, убытка не поиметь, а то останусь с пустым кошелем. Почивай пока, Спиридон. Будь здрав, я пошел.
Спиридон тяжко вздохнул и с сожалением поглядел вслед Сафрону.
Петька, прислушивавшийся за дверью к переговорам, тотчас отскочил и помчался к Гардану. Потом передумал, тут же развернулся и, нахлобучив шапку, на ходу просовывая руки в рукава полушубка, устремился на улицу. Он едва успел заметить, куда свернул тот мужик.
Часом позже Петька уже рассказывал Гардану о своих успехах.
– Я опять сыском занимался, Гарданка! Мужика выследил. Потом даже конец разговора слышал, стоя у сарая. Он за церковью живет. Я схоронился и все слышал.
– Ну и что же? Важное что-то услышал?
– А как же! Мужик, его зовут Филька, рассказывал своему дружку, Степке, что, мол, дело почти сделано. Что купцы пошли на сговор, испугались, стало быть. И что они и не собираются держать слово и выдадут нас с потрохами царским опричникам. За это им тоже перепадет малость от приказного. Так что побегу к тятьке, пусть знает, что его ожидает. Пусть поторопится.
– Не его, а всех нас, Петька. И мне несдобровать. Как докажешь, коли слушать никто не захочет, что я не изменник? Беги к отцу, Петька.
– Как ты-то, Гарданка? Отоспался?
– За последние дни мне лучше стало, скоро и костыли брошу. Завтра на коня попробую влезть и проехаться. Поглядим тогда. А теперь беги к отцу. Торопись, Петька.
Сафрон выслушал сына серьезно, погладил по голове, чмокнул в макушку, вздохнул тяжко и сказал:
– Видать, Петушок, дела наши совсем худо складываются. Спиридону Карпычу поведай об этом, а я помозгую малость. Задача, видишь ли…
Он помолчал, почмокивая губами. Зло вытер вдруг вспотевший лоб.
– Эх, знал ведь, что так выйдет! – зло брякнул Сафрон, в сердцах стукнув кулаком по столу. – Знать, не судьба нам спокойно здесь пожить и домой возвернуться. Слухи текут самые плохие. Новгород в разорении, в голоде. Цены такие, что простой люд начинает тощать, а потом и помирать зачнут. Ох, горюшко, горюшко, сынок.
Петька молча слушал причитания отца, и в сердце заползали помаленьку неприятный липкий страх и неизвестность. Что будет с ними? Куда от напасти скрыться? Все это не вмещалось в его голову, по сути еще детскую.
– Ну да мы погодим тревогу бить, Петр. Времени у нас малость есть, а там авось и придет в голову дельная мыслишка. Иди, не тужи, – и отец любовно прижал к себе сына.
У Петьки защипало в носу и в горле, но он сдержался. Пятнадцать лет скоро будет, некоторые уже в его возрасте настоящими мужиками были, а он… И Гарданка не чета ему – воин. И рассуждает по-воински. Оружный и на коне. Себя в обиду не даст. Петька вздохнул горестно и тихо отошел, предоставив отцу самому выискивать дальнейшие пути спасения.
Два последующих дня Сафрон мотался по городку, вел нескончаемые беседы с торговыми людишками, словом, старательно наводил мосты, по которым совсем скоро должен будет вывести свой обоз в безопасное место.
Сегодняшний послеобеденный отдых закончился. Сафрон уже никуда не спешил и сидел на лавке, почесывая под рубахой грудь. Его ноги в шерстяных носках безвольно свисали почти до пола. Спиридон еще не вставал, и в хороминах было пока тихо.
Что-то омрачало думы Сафрона, однако это длилось недолго. Он встрепенулся, быстро оделся и направился на двор. Постоял малость и с решительным видом направился к флигельку. Там никто не спал, все занимались пустяшными безделицами. Сафрон постоял на пороге, присел на лавку и с некоторым сожалением в голосе сказал:
– Вот и все, ребятки, кончились наши посиделки. Через час в путь. Так что собирайтесь. – И обратился к Пахому:
– Ты, Пахом, как хочешь, но я за службу даю тебе коня с санями. Ты тоже сегодня уматывай из городка, подальше от беды. Сам выбирай теперь свою дорогу. Как ты на это посмотришь?
– Хозяин, – ответил Пахом после недолгого молчания, – благодарствую за заботу, однако ехать мне вроде и некуда. Никто и нигде не ждет.
– Родовичи же есть у тебя, вот к ним на первое время и поезжай, а потом видно будет. Таскать тебя за собой не имею больше охоты. И так набегался ты со мной. Пора хоть тебе пожить спокойно.
Пахом сопел, кряхтел, по лицу его не было заметно, радуется он такому повороту или наоборот. Наконец он вздохнул и молвил:
– Стало быть, хозяин, отпускаешь ты меня от себя? Ладно, так и быть…
Сафрон решил, что одно дело свалил с плеч, и обратился к Гардану:
– Ты, Гарданка, тоже можешь с ним ехать. Конь у тебя есть, нога зажила. Видел я, как ты и верхом уже ездишь. Так что решай сам, я тебе больше не указ. Однако мы тронемся последними, так надо…
– Гарданка! – вырвался вскрик Петьки. Он в смущении опустил голову с покрасневшими лбом и щеками. Дальше он продолжать не стал и замолчал в растерянности.
Наступило тягостное молчание. Все понимали, что хотел сказать Петр, и всем стало немного неловко. Наконец Гардан произнес с неуверенностью в голосе:
– Что ты, Петька? Ты хотел что-то сказать? Говори, а то разъедемся и останется между нами недоговоренное.
– Да что говорить, Гарданка? Уже и так все ясно. Привык я к тебе, жаль с тобой прощаться. Вот и все.
– Тогда, ребятки, времени не теряйте, – сказал Сафрон. – Собирайтесь, и начнем жизнь снова на новом месте. И пусть вам всем повезет на этот раз больше. Ну и нам, конечно… Пахом, запрягай своего коня, ну и наших тоже напоследок помоги наладить.
Он ушел тяжелой походкой, скрип его валенок громко отдавался в наступившей тишине.
Пахом заторопился, засуетился, что-то бормоча себе под нос. А ребята насупленно молчали, боясь взглянуть друг другу в глаза. И вдруг Гардан неожиданно сказал:
– Погодь, Петька, а чего это мне надо будет вас покидать? Сафрон что, разве меня гонит? Я ведь здоров уже, делать буду все, в чем нужда случится, да и оборониться помогу. Поеду-ка я с вами, Петька. Привык я к вам. Да и поглядеть на новые места мне завсегда было охота. Что на это скажешь, а?
Петька и опомниться не успел, ничего толком не сообразил, как оказался около Гардана и, обхватив его руками, не смог сдержать хлынувших благодарных слез. Он просто захлебывался от переполнивших его
