- Нет уж, я лучше сам, - не очень вежливо отказался Олег, торопливо попрощался, повернулся и зашагал прочь.
Кое-как продремав на лавке в предбаннике конторы, куда пустил его сторож, Олег ранним утром на молоковозе подъехал к ферме.
Раньше ему не приходилось писать о сельском хозяйстве. И на фермах бывать тоже не приходилось. Горожанину в нескольких поколениях вид раскисших весенних дорог, коров, месящих грязь в стойлах, запахи навоза и силоса показались малопривлекательными. На территории фермы, состоящей из нескольких убогих, на взгляд Олега, строений, возились одетые в резиновые сапоги и телогрейки мужики. Он спросил одного из них, как ему найти Павла Стечкина, и тот зычно крикнул: «Паша! По твою душу!» Из ближайшего строения появился огромный парень в поношенном камуфляжном костюме, с вилами в руках.
- Ну? Чо надо? - недовольным тоном человека, которого отвлекают от важного дела, пробасил он.
Олег шагнул к нему, представился, протягивая руку:
- Корреспондент «Новостей России» Олег Камнев. По вашу душу, как вас уже информировали.
Парень тщательно обтер свою лапищу о штаны, сжал ладонь Олега и энергично тряхнул. Олег едва сдержался, чтобы не охнуть, - силища у парня была необыкновенная.
- Из самой Москвы, чо ли? - широко, белозубо улыбнулся «эксприятор», как называл его Прокудин.
- Жалуются на вас, приехал за правдой, - невольно улыбнулся в ответ Олег.
- Еще и в столицу затеялся жаловаться, тля зеленая! - беззлобно ругнулся Павел. - Слышь, москвич, ты походи тут, погляди, как мы живем, а мне телятам насыпать надо. Управлюсь - найду тебя, обустрою с дороги.
Олег выбрался со двора фермы, и его повела утоптанная тропинка. Земля одевалась первой весенней зеленью, и он с наслаждением вдыхал ее запах. Тропинка взобралась на пригорок - и внизу Олегу открылось большое круглое озеро. Полуденное солнце искрилось на воде, вытапливало последние островки льда. Олег присел на большой, выглаженный, наверное, многолетними посиделками валун…
Здесь и отыскал его через некоторое время Павел.
- Чо, москвич, нравится у нас? - Павел хозяйским жестом с гордостью раскинул руки. - Красота! Воздух пить можно… Я, когда это озеро увидел, сразу сказал: здесь жить будем! Ну чо, пидэмо куштуваты?
Олег с интересом поглядел на него:
- Ты кто? То «чокаешь», как сибиряк, то «хекаешь», как украинец, да еще и словечки украинские…
Павел хохотнул и произнес какую-то гортанную фразу.
- А это на каком? - спросил Олег.
- Это на афгани. Вернее, не на афгани, а так… - Павел смущенно хмыкнул и объяснил: - У меня врожденная способность к подражанию. Как у скворца или… попугая. Где живу, там и нахватываюсь - и словечек, и акцентов. Это абсолютным музыкальным слухом называется. А вообще я русский, просто вырос на Украине, в Николаеве, - знаешь такой город? Мой батька долго там служил. Он военный летчик у меня.
- Мой тоже летчиком был. Испытателем.
Они посмотрели друг на друга с откровенной симпатией.
На видавшем виды «козлике», близнеце того, на котором Олега подвез к Прокудину словоохотливый шофер, приехали в село, прошли в бревенчатый дом, добротный, но далеко не новый.
- Хозяйка моя на ферме, так что кормить я тебя сам буду, - сказал Павел, выставляя из холодильника тарелки с нарезанным розовым салом и деревенской колбасой. Задумчиво постоял и решительно захлопнул дверцу старенького «Минска».
- Ты извини, москвич, выпивать вечером будем, лады? У меня еще дела на ферме. А пока давай, чем богаты…
Павел, достав из печи чугунок, стал разливать по глубоким тарелкам щи. У Олега, ранним утром выпившего одинокую чашку холодной водицы - кофе-то он Марине Карповне подарил! - аж голова закружилась.
- Ух как пахнет! А я только вчера впервые увидел русскую печь. И еду из нее впервые попробовал.
Павел взглянул на него с добродушной иронией:
- Темнота столичная! Да уж, в ваших ресторанах такого никогда не приготовят. А тут Аленка еще и картошечки натомила - с сальцем, с лучком… Ты погоди, она вечером еще шанежек напечет - тогда скажешь. Что медлишь? Давай, садись.
- Павел, а где твое «чо»?
Так я с москвичом г’ва-арю, - подчеркивая твердое «г» и растягивая «а», объяснил Павел. - Абсолютный слух, что поделаешь…
Во время обеда они почти не говорили, потом так же молча одновременно закурили, и Павел, пристально глянув на Олега, сказал:
- Спрашивай.
Олег нашел в сумке Прокудинское письмо и молча протянул его Павлу. Тот прочитал, с досадой помотал русоволосой головой.
- Зачекай хвылечку… - вернул письмо Олегу и скрылся за плотными пестрыми шторами, отделяющими кухню от «залы». Через минуту вернулся, сел, развязал тесемки потрепанной папки с надписью «Дело №».
- Тут, москвич, не все так просто. Вот смотри, ферму эту я выкупил, правда, не за большие деньги, но по всем законам. И то, что я купил, слова доброго не стоило. При Советах нормальное хозяйство было, небольшое, но отлаженное. Но потом быстро пришло в упадок, запустело: народ кто в челноки подался, кого за счастьем в город потянуло, кто спился совсем. Тогда-то Прокудин ферму и приватизировал. Как уж это ему удалось - не знаю, не вникал. Только повел он дело, на мой взгляд, странно: коров перерезал и мясо продал, а тех, кто под нож не сгодился, - голодом уморил. Такой вот фермер… В общем, к тому времени, как мы с женой приехали, Прокудин был гол как сокол. А нам место сильно приглянулось, я говорил уже. Я, как отвоевал в Афгане, к родителям вернулся, они тогда уже в Подмосковье жили. Тут меня с Аленушкой судьба свела. И вот женился я, а работы путной не найду никак. Пробовал и охранником, и телохранителем - не могу, в лом… А больше - ну ничего, хоть наизнанку ввывернись! Аленка и говорит: поехали на мою родину. Я потосковал-потосковал да и согласился. Так что ферму эту я законно приобрел, и врет Прокудин про угрозы, он мне ее с радостью отдал, еще и «спасибо» говорил.
Олег слушал, просматривая бумаги.
- Вот тля зеленая! - вспомнил свое любимое ругательство Павел. - Ведь только на ноги вставать начали, кредиты возвращать! Народ поверил, потянулся работать на ферму. А тут эти дела пошли! Ты думаешь, это Прокудину надо? Нет, москвич, тут люди покруче интерес имеют… А Прокудин что - он теперь за поллитру на все готов. Мне его, дурака, даже иногда жалко, скоро человеческий образ совсем потеряет. А надо это олигарху одному, ему места здешние приглянулись - и лес, и озеро, рыбалка отличная. Он ко мне подъезжал: отдай, мол, землю под усадьбу… А мне самому здесь по душе. Понятное дело, не согласился… Он здесь виллу отгрохает, пляжи с лодочными станциями заведет, заборов понаставит, а люди к нему в услужение пойдут? А они, мужики здешние, даже пить стали меньше, а бабы рады как! Думает, если олигарх - так все может? Работу мою угробить? Жизнь мою всю переломать?…
Павел разволновался, заходил широким шагом по кухне, натыкаясь на стулья и табуретки. Олег сидел, уставившись на крохотную дырочку в клеенке и куря сигарету за сигаретой. Он чувствовал, что предстоит очень нелегкая борьба. Он уже твердо знал, что обязательно будет бороться на стороне этого парня. Только бы Ланка его поняла и поддержала, только бы она не испугалась… Ей ведь рожать скоро.
А дальше был очень тяжелый год. После первой статьи Олега подожгли ферму Павла, только половина стада уцелела. После второй статьи Олег получил пулю в легкое, чудом выжил. После третьей статьи Павлу устроили автомобильную аварию. И опять только чудом можно объяснить то, что Павел остался жив. А потом - то ли олигарх нашел себе землю получше, то ли понял, на чьей стороне Бог, то ли все-таки восторжествовала законность - Стечкина оставили в покое и даже выплатили моральный и материальный ущерб. Павел тогда приехал в Москву, повел Камневых в ресторан.
- Москвич, - сказал он тогда, - не знаю, как ты на это посмотришь, но я считаю, что у нас с Аленкой
