На его — в тяжеловесах и хрусталях.
---------------------
Где будешь летом? Поправился ли Асеев? Не болей.
Ну, что еще?
— ВСЕ! —
M.
Замечаешь, что я тебе дарю себя ВРАЗДРОБЬ?
Начало этого цветаевского письма представляло собой краткий перифраз сочиненной ею в те же дни поэмы «С моря», о которой она писала Пастернаку 25 мая: «Ту вещь о тебе и мне почти кончила. (Видишь, не расстаюсь с тобой!)».
Приводим для сравнения начало поэмы, в которой ведущей становится излюбленная у Цветаевой тема «сна» (см. подробнее во вступлении):
С моря
С Северо — Южным
Знаю: неможным!
Можным — коль нужным!
В чем-то дорожном,
— Воздухокрутом,
Мчащим щепу! —
Сон три минуты
Длится. Спешу.
С кем — и не гляну! —
Спишь. Три минуты.
Чем с Океана —
Долго — в Москву-то!
Молниеносный
Путь — запасной:
Из своего сна
Прыгнула в твой.
Снюсь тебе. Четко?
Глядко? Почище,
Чем за решеткой Штемпельной? Писчей —
Стою? Почтовой, —
Стою? Красно?
Честное слово
Я, не письмо!
Вольной цезуры
Нрав. Прыгом с барки!
Что без цензуры —
Даже без марки!
Всех объегоря
— Скоропись сна! —
Вот тебе с моря —
Вместо письма!
Вместо депеши.
Вес? Да помилуй —
Столько не вешу
Вся — даже с лирой
Всей, с сердцем Ченчи
Всех, с целым там.
Сон, это меньше
Десяти грамм.
Каждому по три —
Шесть (сон взаимный).
Видь, пока смотришь:
Не анонимный
Нос, твердозначен
Лоб, буква букв —
Ять, ять без сдачи
В подписи губ.
Я — без описки,
Я — без помарки.
Роз бы альпийских
Горсть, да хибарка
На море, да но
Волны добры.
Вот с океана
Горстка игры.
Мало-помалу бери, как собран.
Море играло. Играть — быть добрым.
Море играло, а я брала.
Море теряло, а я клала
За ворот, за щеку, терпко, морско!
Рот лучше ящика, если горсти
Заняты. Валу, звучи, хвала!
Муза теряла, волна брала.
Крабьи кораллы, читай: скорлупы.
Море играло, играть — быть глупым. Думать — седая прядь! —
Умным. Давай играть!
В ракушки. Темп un petit navir'a [236][237].
Эта вот — с сердцем, а эта — лирой,
Эта — обзор трех куч,
Детства скрипичный ключ <...>
Вандея, St. Gilles-sur-Vie.
Май 1926 г. [238]
Глава V
Эпистолярная размолвка Цветаевой с Рильке возникла непредвиденным образом: Цветаева превратно, по-своему поняла его деликатные слова о болезни. Предупреждение Рильке о том, что помимо своей воли он может оказаться не в силах ответить ей, задело Цветаеву и было воспринято ею как
