хуже всего – погибнут из-за него побратимы, надеющиеся, что сбоку ли, сзади ли – страхует их жизни неумолимый сверкающий меч, а не ржавая полоса металла. Суровое наказание ждало любого, чья личная небрежность к оружию объявлялась подрывом боеготовности всего тумена. И ни один из друзей, ранее ушедших на Небо и принятых в Облачную Орду, даже не подумывал заступиться за него.
Сегодня Хасанбек не ограничился выслушиванием докладов от тысячников – поехал по рядам лично. Взгляд скользил по воронёным пластинам панцирей «хуяг»,* по нагрудным щиткам-зерцалам. Наткнувшись на провисшую упряжь или же на лошадь, пуще иных уставшую, терпеливо дожидался – заметит ли этот непорядок строевой командир, и как отреагирует…
В третьей тысяче темник спешился. Бросил поводья подоспевшему оруженосцу. Замер безмолвно за спинами воинов седьмой сотни.
Сотник Минагха в присутствии нойона принялся за осмотр с удвоенным усердием. Перешёл к следующему нукеру. Тот тут же подобрался и хрипло представился:
– Джельтэ, рода Есут… улус Орондай… седьмая сотня третьей тысячи Чёрного тумена.
И замер, как каменный истукан.
У его ног, как, впрочем, и у всех воинов, был расстелен «цув»,* на котором аккуратно покоились предметы вооружения и дополнительное снаряжение.
Сотник царапающим взглядом прошёлся по прямоугольным пластинам панциря, шлему. Не найдя изъянов, перешёл к упряжи и защите боевого коня, которой уделялось особое внимание. Тем более в гвардии, где не применялся мягкий доспех в виде попоны, обшитой металлическими бляхами, а был обязателен доспех твёрдый «ламилярный», из пяти частей, с налобной металлической полосой, который требовал более умелого пользования и повышенной выносливости лошадей.
Самым тщательным образом были осмотрены зубы скакуна, удила, а также крепящиеся к ним ремни повода и оголовья. Сотник подёргал рукой подпругу, стременные ремни. Особое внимание уделил эмээлу.* Седло, имевшее деревянный остов, было покрыто войлоком и обтянуто чёрной кожей, как и полагалось всаднику Чёрного тумена, и не имело никаких внешних повреждений. Он заставил нукера снять эмээл, потом находившиеся под ним кожаный черпак и войлочный потник – и убедился, что на спине лошади отсутствуют потёртости. Дотошный Минагха не ограничился внешним осмотром и, дождавшись, пока Джельтэ переседлает коня, пожелал лично убедиться в правильной подгонке конского доспеха и упряжи. Вскочив в седло, он пустил коня рысью, потом галопом. Вернувшись, спешился и сделал небольшое замечание – налобная пластина затянута немного туже разумного. На защитные функции это не влияло никак, а вот лошадь вела себя более напряжённо и могла устать раньше, чем должно. В целом же доспех был закреплён умело и надёжно – не болтался и не угнетал скакуна сверх меры.
Отдав поводья Джельтэ, сотник перешёл к осмотру личного оружия. В этом он был особенно въедлив. Хасанбек, продолжая думать о своём, рассеянно следил за его движениями. Тот поочерёдно брал с цува предмет за предметом, цепко выискивая взглядом изъяны.
Номо. Сотник вытащил его из кожаного саадака, осмотрел кибить, роговую накладку. Не обнаружив отслоений и трещин, перешёл к тетиве. Несколько раз резко растянул лук, остался доволен состоянием. Не забыл достать из саадака три сменных тетивы. Одобрительно качнул головой, обнаружив, что изготовлены они из разных материалов: из волокон конопли, из сплетённых воедино сухожилий, а также из женских волос – подобного добра было полным-полно в покорённых тангутских городах. Это говорило в пользу Джельтэ – каждая тетива предназначалась для своих погодных условий… Далее наступил черёд берестяного колчана со стрелами. Минагха не поленился и осмотрел каждый наконечник, причём тут же отметил отсутствие достаточного количества «срезней». Хозяин явно отдавал предпочтение трёхлопастным наконечникам, предпочитая стрелять наверняка, а не обвально, однако достижение общих целей обязывало воина иметь полный обязательный комплект боезапаса. Состояние стрел было отличным, наконечники изощрены, при колчане находился и массивный хурэ,* а также запасные костяные свистунки и маленький мешочек с ядом «могайн хорон» для смазывания наконечников перед боем.
Халха* ненадолго привлёк внимание дотошного сотника. Деревянный каркас, толстая кожа, наклеенная с внешней стороны щита, металлические сегменты, наклёпанные поверх неё, и войлочное покрытие с внутренней стороны – всё было в полнейшем порядке.
Черёд дошёл до хэлмэ,* лезвие которой было остро отточено, а клинок не имел трещин и ржавчины. В отличном состоянии были и ножны. Никаких нареканий на вызвало и состояние прочего оружия – «гулда»,* круглая булава из хорошего железа с втульчатым насадом, боевой топор «алма хунэ»,* и копьё «жада»* – всё так и просилось в бой!
Осмотрев оружие, Минагха добрался до вспомогательного снаряжения. Засапожный нож «хутуг»* в ножнах. Шило «шубгэ»,* скребница «зулгуур»,* кресало «хэтэ»,* волосяная верёвка «зээли»,* кнут «ташуур»,* иголка с нитями, три вида пут для лошади, палатка «майхам»* и многое другое – придраться было практически не к чему. Каждый предмет был на своём месте и в отличном состоянии.
Хасанбек усмехнулся, у него закралось подозрение, что Минагха нарочно так долго проверяет одного из своих лучших воинов. Наверняка выжидает, когда нойону надоест наблюдать и он проследует дальше. Видя, что нукер внимательно следит за проверяющим его командиром, темник протянул руку к ближайшему гвардейцу, жестом попросил его булаву. Неслышным кошачьим шагом подошёл сзади к Джельтэ. Выждал пару минут… и внезапно нанёс несильный точный удар, целясь прямо в ленточку на затылочной части дуулги.*
Булава рассекла воздух. В том месте, где только что была голова гвардейца.
Джельтэ, успевший подсесть и крутнуться вполоборота, встретился глазами с Хасанбеком. Расслабился, узнав темника. Нойон одобрительно покачал головой, оставшись доволен поистине звериной сноровкой воина. Похлопал его по плечу. Уже хотел сказать ему, что тот вполне достоин перевода в первую тысячу, и даже начал произносить имя:
– Джель…
Посторонний громкий шум оборвал его.
Успокоившаяся было ящерка вновь ожила. Царапнула по сердцу. Прикосновения её лапок были неприятными и пугающими, отозвались мелкими частыми уколами внутри.
«Что?! Что такое?!!»
Поднимая клубы пыли, в расположение выстроенного тумена ворвался всадник. Заметался по широким коридорам между выстроенными отрядами. Наконец определил местонахождение нойона и направил коня к нукерам третьей тысячи. От этой обречённой фигуры исходила незримая волна, заставлявшая увидевшего замереть и умолкнуть.
Весть, которую он нёс, не щадя себя и лошади, не могла быть радостной…
Хасанбек, стиснув зубы, наблюдал.
Как всадник вырвался из-за рядов соседней второй тысячи… Как принялся осаживать полуживого ошалевшего скакуна… Как спрыгнул с него… Повалился в ноги.
Судя по серебряному шлему с белым конским хвостом, это был нукер из личной тысячи самого царевича Тулуй-тайдзи.
– Говори! – Хасанбеку было не до церемоний.
– О достопочтенный!.. – голос гонца задрожал и прервался. – Выслушай мужественно…
– Говори!!! – зарычал темник, изнывая от когтистых лапок, истоптавших сердце. – Иначе бу…
– Великий Хан оставил нас…
Солнечный шар взорвался над головой темника! Лицо обожгло струями кипятка. И омертвевшая кожа до боли обтянула череп.
Жизнь остановилась.
– Что?! Повтори, что ты сказал! – это говорил не он. Шевелящиеся сами по себе губы. Онемевший чужой язык. – Повтори!!!
Это говорил кто-то из-под застывшей неподвижной маски, в которую превратилось лицо Хасанбека.
– Вечное Небо забрало его в Облачную Орду… – чёрные от пыли губы гонца шевелились как червяки. И Хасанбек едва удержался, чтобы не раздавить их одним ударом, вместе со страшными, невозможными словами.
Удержался. Гонцы не вольны толковать волю Неба. Не вольны воскрешать ушедших… Воскрешать даже на словах.
