контроля за краями сектора боковое зрение, но я и не ждал лучшего. Просто молча и решительно готовился к худшему.
Время уплотнилось.
Секунды уже не бежали, превращая кусочки жизни в песок, стекающий сквозь пальцы. Секунды даже не шли. Казалось, они тщательно вытирали ноги, затягивая время, прежде чем сделать следующий шаг или же осторожно крались, подражая нападавшим. Весь мир для меня сузился до кусочка пространства, ограниченного перелеском, и в этом замкнутом объёме у него были иные свойства, не объясняемые физикой. Обострённые чувства докладывали мне по-военному – чётко и по существу.
«…ближайший – справа… притаился в густом кустарнике… до него метров пятнадцать…»
«…средний сместился влево градусов на пять… помаленьку сокращает расстояние… наверное, ползёт…»
«…левый дальше всех… метрах в тридцати – тридцати пяти… всё больше смещается в сторону… сектор обороны уже увеличен до девяноста градусов…»
Сознание моё растворилось.
Я перестал быть нормальным человеком – живым существом, которое на сознательном уровне воспринимает реальность в основном посредством биологических органов чувств. Имеющих, по правде говоря, достаточно ограниченный диапазон чувствительности… Теперь я впитывал параметры окружающей среды буквально всей кожей, напрямую, или душой, если угодно. Улавливал их изменения на энергетических уровнях, куда более расширенных и тонких, чем грубые биологические.
Я слился с миром, обернулся на самом деле частицей единого, неделимого и нерукотворного. Я лежал, расширяя области восприятия своего сознания, распространяя эту способность вовне, по разным направлениям и особенно – назад… Не доверяя обычным ощущениям. Словно отделял от себя, раздвигал вокруг незримую чувствительную оболочку. Моя кожа при этом заметно потеплела и даже начала вибрировать, отзываясь на все звуки и движения в перелеске.
Я ощущал потоки энергии, текущие от неба, земли и деревьев. Мне казалось – от меня отделилась некая сфера и, постоянно расширяясь, росла и передавала мозгу свои ощущения, словно вторая кожа. И в который уже раз при вхождении в подобное состояние, как будто опять впервые, опять заново – меня захлестнули ураган чувств, потоки информации, большинство которых я просто не умел расшифровать…
Но в хаосе, обрушившемся на меня, чётко выделялись три схожие ритмические пульсации. Я сосредоточился только на них, постаравшись отключиться от всего остального. Биения стали восприниматься ещё более отчётливо, они уже определённо несколько отличались одно от другого по частоте ритма и тембру звука.
Это стучали сердца моих врагов!
И стук этот отдавался на поверхности моей кожи. Меня захлестнула волна холодного возбуждения, в сознании ярко вспыхнуло озарение… и я их увидел.
Я увидел троих воинов, облачённых в облегающие чёрные комбинезоны, полностью экипированных по образцу средневековых диверсантов «ниндзя». Я увидел это не с помощью глаз, просто ко мне вдруг пришла уверенность в том, что среди кустов, приближаясь ко мне, прячутся те самые легендарные «воины-тени». И ещё я понял – они меня пока не обнаружили. Возможно, ошиблись во мне, и сначала, тратя время зря, пытались обнаружить своими обострёнными сверхчувствами тяжёлое дыхание и учащённое сердцебиение перепуганного одиночки, звучащие громогласно, как радиомаяк.
Их энергия была враждебна. Она ощутимо колола ледяными иглами, когда, шаря в поисках врага по всему перелеску, периодически натыкалась на моё тело. Я уже не сомневался, что они пришли забрать мою жизнь. Но средневековый спецназ не учёл одного… Несмотря на мою склонность все осознанные годы только тем и заниматься, как играть своею жизнью, раз за разом ставя её на кон, несмотря на то, что устал от этого до чертиков, – я не собирался прекращать это утомительное, но уж очень понравившееся занятие.
Это более чем опасно для самочувствия, господа ниндзя, отнимать у иногда невзрослых их любимые игрушки! Вот и я не собирался её отдавать – мою по-детски плюшевую, большущую и во всех отношениях распрекрасную игрушку. Жизнь. Она была дорога мне как память. Память о подарившей её маме. Да и будущее своё, как ни крути, я без неё тоже не представлял… А посему выходило, что мы никак не сможем договориться не только о цене, но и о собственно товаре.
Тем более, что Мой дом, хоть и начинался на букву «М» – вряд ли это был «Магазин», скорее, всё же – «Музей». И там не было таблички «Покупатель всегда прав», зато имелось предупреждение: «Руками, ногами и другими частями тела – не трогать! Не продаётся».
Я продолжал впитывать и анализировать информацию.
«…самый ближний – справа… необъяснимо быстро приблизился… метров десять… по-прежнему не знает, где я…»
«…средний замер… почти не ощущаем…»
«…левый продолжает уходить в сторону… обходит по дуге… сектор увеличен до ста пяти градусов…»
Пора!
Я резко отпустил натянутые поводья. И моё внутреннее время ринулось лавиной, затаптывая собственные секунды, не успевавшие переставлять свои крохотные ножки. Я пытался поспевать за ним. Наверное, в чём-то сам уподобился времени – стал бесплотен, неотвратим и безжалостен. Все листья перелеска мгновенно слились в единый зелёный холст, на котором я двигался, смешивал краски, наносил быстрые и решительные мазки. Картина, которую я рисовал, по замыслу называлась «Победа», но пока это был только первый эскиз.
Всё, кроме врагов, перестало существовать и различаться. Замелькало. Размазалось…
Я незримым духом ушёл в сторону. Пропустил «правого» мимо себя, наблюдая, как он медленно возник чёрной кляксой на зелёном, как проследовал мимо, не сделав ни единого лишнего движения. Их внешнее время здорово отставало от моего, и потому движения врагов были сильно замедлены. Словно я просматривал лучшие моменты матча в видеоповторе, уже зная о результате встречи.
Как же медленно он полз!
Я еле дождался, когда наступит момент для броска. И вот…
Может быть, в представлении ниндзя смерть выглядит как старуха-японка в белом окровавленном кимоно, сжимающая в руках ржавую катану. Может быть. Это даже романтично, ведь при самом плохом раскладе, если этих таинственных ребят ненароком удавалось взять в плен, то их либо совали живьём в чан с кипятком, либо распиливали тупой бамбуковой пилой. Однако на самом деле сейчас для этого молодого диверсанта смерть выглядела иначе. Она носила камуфляж, боевой грим и служила в спецназе, в элитной группе «Эпсилон», предпочитая косовидной катане универсальный боевой нож «гарпия». А самое неожиданное – она оказалась мужчиной по имени Алексей. Который ещё полчаса назад даже не помышлял заниматься сокращением штатов в отделении ниндзя. Но, как говорится: «Кто с катаной к нам войдёт…»
Он умер хорошей для ниндзя смертью – мгновенно, так ничего и не сообразив. В первую очередь, не поняв, что уже не живёт. Лишь пронзительно дёрнулись глаза, навсегда отпуская кончик путеводительной ниточки взгляда, теряя способность впитывать. Теперь они только отражали – два бесполезных, ничего не видящих глаза на кусочке лица в скупой прорези чёрного капюшона. В них отражались листья. Целое зелёное мозаичное панно из листьев на голубом фоне…
А почему, собственно, на голубом, ведь сквозь листву над головой почти не проглядывало небо?
Если кто подумал/а, что я способен в перелеске, пропахшем смертью настоящей и будущей, стоять и размышлять о природе глаз, из которых ушло всё, кроме отражений, из которых я сам же распугал последние взгляды, то он/а крупно ошибся или ошиблась. Если бы я был к этому философическому мысленному разлагольствованию склонен, то не дожил бы даже до своей второй боевой награды. Просто первая – стала бы и последней… В этот миг я уже скользил ужом, заходя в тыл второму кандидату в покойники.
И мой персонифицированный компьютер «Ума Палата» добросовестно прокладывал оптимальный курс. А неожиданное присутствие голубого среди зелени он попутно анализировал каким-то «…надцатым»
