Крома?!), раскачивая колыбель цивилизации, общались исключительно на современном русском языке первой половины двадцать первого века по грегорианскому летоисчислению… А потом деградировали? Как деградирую сейчас я, усиленно размышляя на ту тему…
«Ладно, хватит ёрничать! Лучше вспомни, как ты общался с пленным французским гусаром. Тоже ведь, за пять минут до этого „ни мусье, ни канальи“… напрочь не врубался в лопотание этих „лягушатников“. А поди ж ты! Как славно тогда побеседовали… Ну в самом-то деле, не Митрич же в толмачах подвизался?»
Однако мысль о манёвре, который совершало где-то внизу целое племя «кроманеандертальцев», окатила меня, как последний бокал пива, выплеснутый в лицо. Я опять принялся вколачивать в вождя свои озвученные мысли. В первую очередь меня волновало: за что это они меня заочно невзлюбили? Кто я такой в их понимании? И откуда прознали о месте моего ночлега? Короче – кто навёл?!
Вожд Кром, к чести его будь сказано, даром что неандертальец, в темпе допетрал, что я желаю знать.
– Убить… Мне… сказали… убить… тебя… Али-сей… Сказали… иди… убей… Духи велят.
«Вот как?! Ничего себе оборот сюжета, ё-моё… Это кто же меня „заказал“?..»
– Кто?! Кто сказал убить? – уже кричал я.
– Они… – его вытянутый корявый палец принялся, поясняя, что-то чертить в воздухе.
Я напряжённо всматривался в его потуги сотворить незримую картину, пока до меня не дошло – это же спираль! А кто, на моей памяти, носил такой знак? То-то же… Бледнолицые. Резиденты. А правильнее – заказчики… Заказывают музыку. «Заказывают» людей.
Меня, вот, заказали.
С максимально присущим мне природным артистизмом и навыками пантомимы, я постарался обрисовать в воздухе размеры, форму и внешность двух моих «резидентов». Наверное, получилось адекватно, потому что Кром утвердительно закивал.
«Так! Что дальше? И куда дальше? Здесь я исключительно по договору с НИМИ. Иду только туда, куда ОНИ показывают. Вряд ли после сегодняшнего знакомства с племенем киллеров я смогу убедить даже себя, что мои „бледнолицые братья“ опять заботились исключительно о том, чтобы „карась не дремал“, чтобы мои боевые навыки не утратились, не заржавели от бездействия…»
Вождь говорил с трудом и отрывисто. Словоговорение ещё не сделалась любимым занятием человечества.
– Они… сказали… ты тоже с неба… но ты плохой… ты слабый… что им… тебя нельзя… убивать… Сказали… чтоб я взял… всё племя… ты хоть и слабый… но с неба… Сказали… чтобы… ничего не боялись… даже если ты начнёшь… метать огненные стрелы… Только тогда… они возьмут меня… в небесное племя… если принесу… твою голову… Меня… в небесное племя… вождём… И я никогда не умру… я буду жить всегда… и всегда буду вождём…
Он затих и выжидательно уставился на меня.
Я машинально связал порванный в пылу поединка кожаный ремешок, продетый сквозь отверстие в кости амулета.
Потом задумчиво покрутил его на пальце левой руки. На круговом движении резко поймал, сжав пальцы в кулак.
Сделал шаг к нему.
Обтёр свою грязную ладонь о «камуфляжку», медленно и с нажимом ведя вниз. Когда кисть приблизилась к рукоятке ножа – он опять подался назад.
Я улыбнулся и успокаивающе помахал открытой ладонью:
– Я тебе не враг, Кром-вождь… Тебя обманули… Моя голова не поможет тебе стать небесным вождём… Возьми своего покровителя… Свой амулет… Ты вождь здесь… на земле… Вот и будь им!
Я протянул ему костяную штуковину!
Его глаза неверяще вспыхнули. Он, было потянулся, намереваясь взять. И тут же замер, остановил руку, начавшую движение к амулету.
Отрицательно покачал головой: «Нет!»
Я протянул руку. Ухватил его лохматую лапищу и помог подняться с камней.
– Я – друг! Твой друг, Кром-вождь…
Медленно, двумя руками, надел ремешок на его шею. Костяной «дух-покровитель», он же – символ власти, сполз по коричнево-серой шерсти на груди Крома. Вождь наконец-то выпрямился в полный рост. Несколько секунд буквально поедал меня взглядом, пытаясь поймать в моих глазах малейший намёк на враждебность, и…
И, опять покачав головой, снял с себя амулет и надел его на шею МНЕ.
Ну, что ты скажешь?! Пришлось мне снять своего медного Феникса и в свою очередь наградить недоверчивого неандертальца.
– Ты – вождь! Я – твой друг. Ты – вождь! Я А-лек-сей… Друг.
Он ощупал металлическую птицу на своей груди, сжал в кулаке и твёрдо произнёс:
– Кром-Ман! Вождь!.. Алисей-Друг!
Клянусь подаренным Фениксом, мы вовремя пришли к консенсусу!
Сзади и сверху прилетело отрывистое, всё нарастающее уханье. Я оглянулся. На карнизах, на выступах скалы, к которой припёрла меня пятёрка «кроманьонцев», бесновалось их уже около десятка, более чем воинственно настроенных.
И число их с каждой минутой увеличивалось!
Но всё это угрожающее бормотание перекрыло уханье вождя, потрясавшего подобранным копьём. В этих истошных звуках с трудом угадывалась суть: «Кром-Ман! Алисей-Друг!»
К нему начали присоединяться вторящие голоса, они звучали со всех сторон.
И вот уже вся округа, казалось, гремела.
Скандировала: «Кром-Ман! Алисей-Друг!»
Э-э, что там реликты! Даже я, поддавшись общему ликованию, расставил в стороны руки и кричал нечто приблизительно похожее по смыслу. Надсаживаясь, орал, запрокинув вверх голову…
Небо – а что ему оставалось – внимательно СЛУШАЛО.
Глава тринадцатая
Красная Речка
Удар!
Страшный. Леденящий кровь в жилах.
Хруст! Лязг! И дикий непрерывный крик! Вытягивающийся из глоток, как отрываемый заживо кусок плоти – и оттого всё усиливающийся и множащийся.
Кого-то раздавили между щитами. Кого-то перебросили через головы и тут же затоптали. Кого-то нанизали на страшные вертела длинных копий…
Бронированная лава панцирной конницы на полном скаку врезалась в стену пехоты, пугающую своей монолитностью. И даже не в саму стену, а сначала – в густой лес пик неимоверной длины, начинающийся за пять-шесть шагов от линии пехотинцев.
И первые всадники, поставив коней на дыбы в миг соприкосновения, обрушились на копья! Большинство копий соскользнуло с воронёных железных чешуек, щедро усеявших попоны-каркасы лошадей. Но слишком густо ощетинилась халангкха! Очень густо! Острые бронзовые наконечники находили незащищённые места – животы, глаза, распахнутые в хрипе рты. Они пронзали каждую лошадь в нескольких местах, покуда она обрушивалась на пехоту вместе со всадником. Туши валились на передовую шеренгу, придавливая собой вражеских воинов. Многие копья ломались. Многие, пронзавшие насквозь людей и коней, – становились неудобными и даже ненужными. Пехотинцы отбрасывали их и хватались за мечи.
Пехоте было не видно, что атакующие их всадники, на самом деле, в последний момент попридержали коней. С прежним пылом на халангкху обрушились лишь две первые шеренги. Остальные нукеры третьей тысячи взялись за луки… И тысячи стрел ушли по навесной траектории, вонзаясь в средние и задние шеренги шагающей стены. После нескольких сделанных залпов, собравших щедрый урожай смертей, монголы отхлынули от врага. И принялись, пользуясь тихоходностью вражеского построения, крутиться шагах в десяти, на полном скаку усеивая вражеские щиты стрелами. Но щит не может поспеть за всем
