телом – многие стрелы находили бреши и вонзались в плоть.
Когда же колчаны всадников третьей тысячи Хэргулая опустели, они слаженно, по команде – рассредоточились на мелкие отряды и уступили место новой атакующей лаве.
На этот раз, выскочив через проходы, образованные отступающими, в пехотинцев во многих местах вонзились конные клинья второй тысячи под началом Мунтэя. Этот неожиданный мощный удар потряс первые шеренги халангкхи, изогнул их волнами…
Длинные копья от натиска конной лавины изгибались и ломались пополам, но из задних рядов, на смену им, успевали передавать новые пики. Кроме этого, пехотинцы, стоявшие в глубине строя, усилили натиск, упираясь в спины передних. Но подоспевшая новая волна – атакующие всадники десятой тысячи – принялась обвально стрелять навесом над головами нукеров второй тысячи.
Эти смертоносные залпы, невесть откуда исходящие, расстроили усилия средних шеренг пехоты… И халангкха, под натиском сотен всадников, попятилась. Прогнулась назад в центральной части.
Дождавшись сигнала к атаке, по правому краю поля, вдоль редколесья, вперёд устремилась ведомая Шанибеком шестая тысяча, намереваясь единым махом смести подразделение вражеской конницы, прикрывавшее фланг халангкхи. Противостояли им всадники вдвое меньше числом, разбитые на два одинаковых клина. Но удар бронированной лавы степняков неожиданно и заметно ослабили несколько залпов лучников и пращников… Эти отряды, общей численностью до полутысячи воинов, после фронтальной атаки монголов сместились на фланги и сейчас здорово помогли своим; они дезорганизовали передние ряды атакующей конницы ордынцев.
Заметив угрозу слева, задние ряды нукеров перенесли стрельбу на легковооружённых пехотинцев, вынудив тех рассредоточиться. А передние кэкэритэн, достигнув врага, врезались во вражеские клинья… Смешались.
И завертелась яростная карусель конной сшибки. Ржание и предсмертные хрипы коней. Ругань и боевой клич. Стоны. И звон – непрерывный, нескончаемый звон боевого железа…
Ещё более яростный звон мечей стоял на левом фланге, где на полном скаку с обеих сторон врезалось друг в друга втрое большее количество всадников.
И если мчавшееся неудержимым клином подразделение конницы, возглавляемое предводителем в золотом двурогом шлеме с пластиной забрала, с трудом продралось по узкому пространству между колоннами четвертой и пятой тысяч и сумело уйти в тыл монголов, то остальных – попросту сбили в единую массу. Пыль, поднятая тысячами копыт, не позволяла разобрать, кто одерживает верх в этой кровавой мясорубке.
Пользуясь тем, что конница неприятеля оказалась оторвана от пехотной халангкхи, нукеры девятой тысячи, по сигналу, полученному от посыльного, устремили своих коней на тысячный отряд щитоносцев, специально прикрывавших более слабый левый фланг. И практически смяли их…
Постепенно поле боя заволокла пыльная пелена, и стало сложно управлять разрознёнными отрядами. Хасанбек сделал знак своим телохранителям, развернул коня и поскакал назад, по направлению к ставке – оттуда виднее, куда склоняются весы удачи. Именно оттуда, с возвышенности, сумел он различить, как превосходящие силы монгольской конницы прижали к обрыву до сотни вражеских всадников и теснили, теснили своей массой, сбрасывая врагов вниз… Большая же часть конницы неприятеля сумела вырваться из кровавой сечи и теперь сумбурно отступала за левый край халангкхи.
Хасанбек понял, что наступил час решительных действий по фронту, и направил свой маленький отряд туда, где Великим был задуман главный манёвр…
Он уже не видел, как шестая тысяча, прорвав сопротивление малочисленной конницы, врезалась в правый фланг халангкхи. И тут же отпрянула, нарвавшись на отряд невиданной пехоты, стоявший в глубоком тылу… Около двух тысяч тяжеловооружённых воинов в серебряных доспехах, укрывшись за большими круглыми серебряными щитами, остановили их натиск. В начищенных до зеркального блеска щитах причудливо отражались наступавшие всадники, искажались и пугали лошадей. Скакуны шарахались, завидев наступавших на них причудливо извивающихся чудовищ, что рвали в беззвучных криках страшные пасти. Испуганные кони старались сбросить мешавших седоков, разворачивались и мчались прочь.
Атака была расстроена полностью. Понадобилось немало времени, чтобы прийти в себя и перегруппироваться для нового удара…
А ещё – темник не разглядел главное событие, чуть было не поставившее жирную точку во всей битве!!!
Та самая, упущенная часть вражеской конницы, возглавляемая ни кем иным, как молодым вражеским царём, не спасала свою шкуру – потому, прорвавшись, не затерялась в степных просторах. Напротив, непостижимым образом – вначале убедительно создав впечатление, что они панически покидают поле боя, а после на некоторое время действительно исчезнув, – всадники возникли перед самой ханской ставкой… Смельчаки застали врасплох даже отряд багатуров, но Бурхул мгновенно среагировал на дерзкий прорыв. Выстроившись вогнутой дугой, «лучшие из лучших» ринулись на безумцев.
Предводитель неприятельской конницы по-прежнему скакал в первом ряду. Облачён он был в льняной панцирь, усиленный металлическими пластинами. Кроме этого, на нём была железная нагрудная пластина, наплечники и золотой двурогий шлем. И копьё «золоторогого», как отточенное продолжение его гнева и удали, целилось точно в сердце каждого, кто осмелился встать на его пути…
Как там ни крути – на волосок от гибели был Чингисхан! И это при том, что прорвавшийся отряд насчитывал вполовину меньше всадников, чем их было в отряде багатуров. Не сразу, далеко не сразу, ринувшийся поток бронированных монгольских воинов остановил натиск смельчаков. Тех словно со страшной силой притягивало к себе Белое Девятихвостое Знамя, развевающееся над ставкой хана.
В неистовой давке многие лошади валились наземь, всадники вылетали из сёдел. В том числе оказался на земле и командир в золотом шлеме, но ему тотчас же, даже в сумятице боя, ухитрились подать другого коня; царь, птицей взлетев в седло, продолжил командовать натиском. Яростно сражались прорвавшиеся конники, но удача отвернулась от них. И вот уже каждая мелочь стала оборачиваться ощутимыми реальными потерями. Валились один за одним воины, пронзённые стрелами. Особенно сказалось отсутствие стремян в конном снаряжении чужаков. Зачастую, во время рубки – потянувшись за ускользающим врагом или же уклоняясь от опасного удара – соскальзывали всадники с лошадиных спин, падали, не в силах удержаться. И уже немногие поднимались в страшном месиве мелькающих копыт и добивающих ударов.
Всадник в золотом шлеме сражался отважно, с невероятной силой. Да и окружавшие его плотным кольцом лучшие воины были ему под стать. Но повторный натиск багатуров опрокинул царский отряд и рассеял по полю…
– Поджигайте степь! – зычный голос Хасанбека долетел до исполнителей и без помощи посыльных.
Самое время призвать на подмогу ветер.
Полусотня всадников седьмой тысячи рванула поводья, направляя коней в разные стороны. В руках у них затрепетали огни заранее приготовленных факелов. Рассеявшись по полю, в основном напротив центральной части наступающей стены пехоты, они принялись умело сеять пламенные ростки в самых скоплениях пересохших трав.
Вспыхнуло!
Захрустели сухие стебли, перемалываемые хищными огненными клыками. Огонь, словно потягиваясь бесформенным высвобожденным телом, стал расползаться во все стороны от очагов возгорания. Вот уже жадные юркие языки, слизывая лакомые куски, доползли до себе подобных.
И слились в одну полыхающую ломаную полосу!
Для второй и десятой тысяч, которые врезались в густой лес чудовищных копий иноземцев и безуспешно пытались прорубиться, путь назад, казалось бы, был отрезан…
Но жутко завыли трубы дунгчи обеих сражающихся тысяч, предупреждая своих воинов о смертельной опасности. И тут же перешли на низкий будоражащий рёв, отзывающий всадников из дымно-огненной ловушки. Этот звук проник в сознание даже тех, кто с безрассудным самозабвением предался безумству схватки. Сигнал «Отступать сквозь огонь!» подхватили сотники, споро отдавая команды своим людям. В течение пары минут ордынцы схлынули назад, оставляя тела павших в смертоносном копейном коридоре.
Пламя, поколебавшись, медленно поползло в обе стороны – и к монголам, и к их противнику. И вот тут-
