– Лучше я прогуляюсь, чтобы побыстрее переварить макароны, – отказался Крейг.
– Знаете, Крейг, – сказал Генри. – Я думаю, вы вернетесь в Африку. Я видел, как вы рассматривали фотографии. Как голодный человек.
– Возможно.
– Еще о книге и нашем интересе к ней. Все несколько сложнее, чем это понимает Эш. Вы знаете чернокожих на самом верху. Это представляет интерес для меня. Идеи, выраженные в ваших книгах, соответствуют нашему мышлению. Если решите вернуться, позвоните мне. Можем оказать друг другу услугу.
Генри сел на заднее сиденье черного «кадиллака» и сказал, не закрыв дверь:
– На самом деле ее фотографии показались мне весьма хорошими.
Он закрыл дверь и кивнул шоферу.
«Баву» была пришвартована между двумя новыми яхтами заводского производства, сорокапятифутной «Кампер энд Николсон» и «Хаттерас» со съемным верхом, и выглядела совсем неплохо, несмотря на пятилетний возраст. Крейг построил ее собственными руками до последнего винта. У ворот пристани он остановился, чтобы насладиться ее видом, но почему-то не получил обычного удовольствия.
– Крейг, вам пару раз звонили, – сообщила девушка из конторки пристани, когда он проходил мимо. – Можете воспользоваться этим телефоном.
Он посмотрел на листы, переданные ему девушкой. На одном стояло имя брокера с пометкой «срочно», на другом – имя литературного редактора одной из ежедневных газет на западном побережье. В последнее время они не часто ему звонили.
Сначала он позвонил брокеру. Ему удалось продать золотые сертификаты «Моката», купленные по триста двадцать долларов за унцию, по пятьсот два доллара. Он дал брокеру указание положить деньги на депозит до востребования.
Потом он позвонил по второму номеру. Пока он ждал, когда его соединят, девушка за стойкой двигалась больше, чем было необходимо, часто наклонялась к нижним ящикам, чтобы он мог хорошо рассмотреть содержимое брюк до колен и розовой футболки.
Когда Крейга соединили с литературным редактором, тот поинтересовался, когда выйдет из печати его новая книга.
«Какая книга?» – с горечью подумал Крейг, но ответил:
– Дата пока не назначена, она уточняется. Вы хотели бы взять у меня интервью?
– Думаю, мы лучше подождем, когда книга выйдет из печати, мистер Меллоу.
«Долго же вам придется ждать», – подумал Крейг и положил трубку.
– На «Огненной воде» сегодня вечеринка, – весело сообщила девушка.
На какой-нибудь из яхт каждый день была вечеринка.
– Вы собираетесь пойти туда?
У нее был плоский гладкий живот между брюками и топом. Без очков она выглядела вполне привлекательной. Он только что заработал четверть миллиона на золотых сертификатах, а чуть раньше выглядел полным идиотом за обеденным столом.
– У меня частная вечеринка на «Баву», для двоих.
Она была хорошей терпеливой девушкой, и время ее пришло.
Девушка просияла от радости, и Крейг понял, что был прав. Она действительно была милой.
– Я заканчиваю в пять.
– Я знаю. Приходи ко мне.
«Одну отшить, другую осчастливить, – подумал он. – Значит, счет равный». Но конечно, это было не так.
Крейг лежал на спине под простыней на широкой койке, заложив руки за голову, и слушал звуки в ночи: скрип руля в фиксаторе, стук фала по мачте, плеск волн о корпус. У другого берега бухты вечеринка на «Огненной воде» была в полном разгаре, он услышал далекий всплеск и пьяный смех, когда кого-то бросили за борт. Лежавшая рядом девушка что-то бормотала во сне.
Она была очень нетерпеливой и умелой, но Крейг почему-то чувствовал беспокойство и неудовлетворенность. Ему хотелось подняться на палубу, но для этого пришлось бы разбудить девушку, которая, он точно знал, вновь была бы нетерпеливой, а ему совсем не хотелось заниматься любовью. Он лежал, и в голове его, как в волшебном фонаре, возникали фотографии Сэлли-Энн, которые вызывали из памяти другие, давно находящиеся в спячке, изображения, настолько яркие и живые, что он не только видел их, но и чувствовал запахи Африки, слышал ее звуки. Вместо пьяных криков яхтсменов он слышал бой барабанов на реке Чобе, вместо кислого запаха Ист-Ривер он чувствовал запах капель тропического ливня, упавших на запеченную солнцем землю. Его охватила сладостно-горькая ностальгия, и он не мог заснуть до утра.
Девушка настояла на том, что сама приготовит завтрак. Это она умела делать значительно хуже, чем заниматься любовью, поэтому, когда она сошла на берег, Крейг больше часа наводил порядок на камбузе. Потом он спустился в салон, задернул шторой иллюминатор над рабочим и навигационным столом, чтобы звуки пристани не отвлекали его, и принялся за работу. Он перечитал десять последних страниц рукописи и понял, что ему едва ли удается спасти и пару. Он энергично взялся за работу, но персонажи не желали подчиняться и произносили банальные идиотские слова. Поработав час, он взял с полки над столом словарь и попытался найти синоним.
– Дьявол, даже я знаю, что люди не говорят «малодушный» в обычном разговоре, – пробормотал он и положил огромный том на стол, и вдруг заметил выпавший из него лист бумаги.
Обрадовавшись возможности прекратить борьбу со словами, он развернул лист и увидел, что это было письмо от девушки по имени Джанин, которая делила с ним мучения от ран войны, которая проделала вместе с ним долгий путь к выздоровлению, была рядом, когда он поднялся с кровати после потери ноги, сменяла его у руля яхты, когда они вышли в Атлантику. От девушки, которую он любил, на которой едва не женился и лицо которой мог вспомнить с большим трудом.
Джанин прислала письмо из своего дома в Йоркшире за три дня до того, как вышла замуж за ветеринара, который был младшим партнером в фирме ее отца. Он медленно перечитал письмо, все десять страниц, и понял, почему он так долго прятал его от себя. Некоторые отрывки были не более чем обидными, другие же причиняли сильную боль.
«Ты так часто и так долго был неудачником, что внезапный успех полностью опустошил тебя…»
Он задумался. Что он создал, кроме одной-единственной книги? Она дала ему ответ.
«Ты был таким нежным и ласковым, таким привлекательным своей мальчишеской неуклюжестью. Я хотела жить с тобой, но после того, как мы покинули Африку, все стало медленно увядать, ты постепенно становился грубым и циничным…
Помнишь, когда мы познакомились с тобой, я сказала: «Ты всего лишь испорченный мальчишка, который отказывается от всего стоящего?» И это правда, Крейг. Ты отказался от наших отношений. Я не имею в виду всех этих куколок и охотниц за скальпами, у которых нет резинок в трусах. Я имею в виду, что ты перестал заботиться. Позволь дать тебе небольшой совет. Никогда не отказывайся от того, что ты умеешь делать действительно хорошо. Продолжай писать, Крейг. Иначе это будет величайшим грехом…»
Он вспомнил, как высокомерно насмехался над этим советом, когда получил письмо. Сейчас он не мог насмехаться – был слишком испуган. Все произошло именно так, как предсказывала она.
«Я действительно полюбила тебя, Крейг, не сразу, а постепенно. Ты приложил много усилий, чтобы разрушить это чувство. Я не люблю тебя, Крейг. Не думаю, что когда-нибудь смогу полюбить другого мужчину, даже того, за кого я выхожу замуж в субботу. Но ты нравишься мне и всегда будешь нравиться. Желаю тебе всего самого доброго, и бойся самого безжалостного своего врага – самого себя».
Он сложил письмо, и ему захотелось выпить. Он спустился на камбуз и налил себе «Баккарди» – побольше рома, поменьше лайма. Он перечитал письмо, и на этот раз его особенно поразила одна фраза:
«После того как мы покинули Африку, ты высох внутри, высохли твое сочувствие, твоя гениальность».
