процентов.
– Мы не можем позволить себе разводить настоящий скот, – пояснил старик, – вынуждены разводить коз. Коз! – Он снова плюнул в костер и понаблюдал, как пенится слюна. – Коз! Как пожирающие грязь шоны. – Межплеменная ненависть кипела не хуже слюны в костре.
Крейг оставил его у дымного костра и подошел к дому. Когда он поднимался по лестнице на широкую террасу, его вдруг охватило странное предчувствие, что сейчас из дома выйдет дедушка и поприветствует его, как всегда, колким замечанием. Он мысленно увидел перед собой щегольски одетого старика с густой седой шевелюрой и необыкновенно зелеными баллантайновскими глазами.
– Вернулся домой, Крейг, как всегда, поджав хвост!
Но никто, конечно, не вышел на веранду, покрытую мусором и пометом диких голубей, гнездившихся под стропилами.
Он прошел по террасе к двухстворчатой двери библиотеки. Раньше дверь украшали два огромных бивня слона, которого прапрадедушка Крейга застрелил в шестидесятых годах девятнадцатого столетия. Эти бивни считались фамильной ценностью и всегда охраняли вход в «Кинг Линн». Старик Баву прикасался к ним каждый раз, когда проходил мимо, и на пожелтевшей кости были видны отполированные пятна. Теперь он увидел только дыры в кирпичной кладке от крепивших бивни болтов. Самому Крейгу из семейных ценностей досталась только коллекция семейных журналов в кожаных переплетах, в которых его предки скрупулезно описывали все события, происшедшие с момента приезда в Африку прапрадедушки более сотни лет назад. Бивни стали бы неплохим дополнением к журналам. Он дал себе обещание попытаться отыскать их. Несомненно, такие редкие экземпляры не могли исчезнуть бесследно.
Он вошел в покинутый владельцами дом. Стеллажи, встроенные шкафы и половые доски были порублены скваттерами на дрова, стекла использовались в качестве мишеней мальчишками с рогатками. Исчезли книги, фотографии со стен и массивная мебель из родезийского тика. Дом представлял собой скорлупу, но еще прочную скорлупу. Крейг похлопал ладонью по стенам, сложенным прапрадедушкой Зоугой Баллантайном из обтесанных вручную камней и обретшим почти за сотню лет твердость алмаза. Он услышал чистый звенящий звук. Для превращения скорлупы в великолепный дом требовалось лишь немного воображения и очень много денег.
Крейг вышел из дома и поднялся по склону к обнесенному стеной фамильному кладбищу в тени деревьев мсаса. Могильные камни заросли травой. Кладбище было неухоженным, но осталось неразрушенным, чего нельзя было сказать о многих других памятниках колониальной эры.
Крейг присел возле могилы деда.
– Привет, Баву, я вернулся, – сказал он и чуть не вскочил, когда в голове раздался язвительный голос старика:
– Да, ты всегда прибегаешь сюда, если обожжешь задницу. Что случилось на этот раз?
– Я иссяк, Баву, – громко ответил он на обвинение и замолчал. Он еще долго сидел здесь, пока душевное волнение немного не улеглось.
– Здесь такой бардак, Баву, – заговорил он снова, и крошечная синеголовая ящерица скользнула в траву с надгробия старика, услышав его голос. – С террасы исчезли бивни, а на лугах пасутся козы.
Он снова замолчал, но на этот раз для того, чтобы обдумать план и возможные расходы. Примерно через час он встал.
– Баву, тебе понравится, если я прогоню коз с твоих пастбищ? – спросил он и направился к подножию холма, у которого оставил «фольксваген».
Вернулся в город он около пяти часов. Агентство недвижимости и аукционный зал напротив «Стандард Банк» были еще открыты. Вывеска была перекрашена в алый цвет, и Крейг сразу же узнал дородного краснолицего аукциониста в шортах цвета хаки и рубашке с короткими рукавами и открытым воротом.
– Итак, Джок, ты не удрал в щель, как все остальные, – поприветствовал он Джока Дэниелса.
«Удрать в щель» было пренебрежительной фразой, означающей эмиграцию.
Около ста пятидесяти тысяч белых родезийцев из двухсот пятидесяти тысяч «удрали в щель» с начала беспорядков, причем большинство из них покинули страну после того, как война была проиграна и к власти пришло правительство Роберта Мугабе.
Джок уставился на него, не веря своим глазам.
– Крейг! – закричал он наконец. – Крейг Меллоу! – Он сжал руку Крейга своей мозолистой лапой. – Нет, я решил остаться, хотя иногда мне бывает дьявольски одиноко. А ты просто молодец, клянусь Богом. В газетах писали, что ты получил за книгу целый миллион. Люди просто не могли в это поверить. «Старина Крейг Меллоу, – говорили они. – Подумайте только, не кто-нибудь, а Крейг Меллоу!»
– Они так и говорили? – Улыбка Крейга стала напряженной, и он выдернул свою руку из могучих объятий.
– Не могу сказать, что лично мне книга понравилась. – Джок покачал головой. – Из черных ты сделал просто героев, но именно это нравится за океаном, да? Черное – значит прекрасное, именно поэтому продается книга?
– Некоторые критики называли меня расистом, – пробормотал Крейг. – Всем не угодишь.
Но Джок его не слушал.
– Послушай, Крейг, а почему ты написал, будто мистер Родс был педиком?
Отец всех белых поселенцев Сесил Джон Родс умер восемьдесят лет назад, но старожилы все еще назвали его мистером Родсом.
– Я привел основания в книге. – Крейг попытался успокоить его.
– Он был великим человеком, Крейг, но нынешняя молодежь любит разносить в пух и прах былое величие. Тявкают на льва, как дворняжки.
Крейг понял, что Джок только входит во вкус, и попытался сменить тему.
– Может быть, выпьем, Джок? – предложил он, и Джок мгновенно замолчал. Румяные щеки и распухший лиловый нос объяснялись не только жарким африканским солнцем.
– Вот это дело. – Джок облизал губы. – День был длинный и жаркий. Сейчас, только закрою контору.
– Я принесу бутылку, мы выпьем здесь и поговорим без посторонних.
Враждебность Джока исчезла без остатка.
– Отличная мысль. В магазине осталось несколько бутылок «Димпл хейга». Не забудь захватить лед.
Они расположились в крошечном кабинете Джока и стали пить отличное виски из дешевых толстых стаканчиков. Настроение Джока заметно улучшилось.
– Крейг, я не уехал, потому что уезжать было некуда. В Англию? Не был там с самой войны. Профсоюзы и кошмарная погода? Большое спасибо. Им еще предстоит пережить то, что пережили мы, а здесь все уже закончилось. – Он налил себе виски из бутылки с впадинами для пальцев. – Если надумаешь уехать, разрешается взять с собой около двухсот долларов. Двести долларов, чтобы начать жить сначала в шестьдесят пять лет? Большое спасибо.
– Ну и как здесь жизнь, Джок?
– Знаешь, кого здесь называют оптимистом? Человека, который считает, что хуже быть не может. – Он захохотал и хлопнул ладонью по волосатой ляжке. – Шучу. Все не так уж плохо. Можно совсем неплохо жить, если забыть о старых стандартах, держать рот на замке и не вмешиваться в политику. Ничуть не хуже, чем везде.
– А чем занимаются крупные фермеры и скотоводы?
– Элита общества. Правительство наконец одумалось. Перестало болтать эту чушь о национализации земли. Наконец поняли, что им нужны белые фермеры, чтобы прокормить черные массы. Фермерами стали гордиться. Если приезжает какой-нибудь китайский коммунист или ливийский министр, ему показывают хозяйства белых фермеров, чтобы все выглядело пристойно.
– А цена на землю?
– В конце войны, когда черные захватили земли и стали вопить, что передадут их массам, землю просто невозможно было продать. – Джок поперхнулся виски. – Взять, например, компанию твоей семьи. Я имею в виду скотоводческую компанию «Ролендс», включающую в себя «Кинг Линн», «Квин Линн» и огромный
