– Которая? – Граф заморгал бледно-зелеными, налитыми кровью глазами.
– Вы знаете, о ком я говорю.
– Значит, Джозефин все еще не найдена? Мы так мало слышим аппетитных сплетен в этом захолустье.
Ярость охватила Томаса, когда он услышал это издевательское замечание.
– Вы были в Лондоне два дня назад, а потом неожиданно уехали. – Он угрожающе шагнул вперед. – Скажите, где вы ее прячете!
Граф нащупал рукой кровать и опустился на нее, потирая худые ноги.
– Последний раз я видел только Мэри, изображавшую из себя Джозефин. Какая прелестная кобылка!
Томас подскочил к нему и вцепился в отвороты зеленого халата. От графа исходил отвратительный запах гниения.
– Ах ты, старый грязный козел! Если ты хотя бы прикоснулся к моей Мэри…
– Да как я мог, когда Сент-Шелдон охранял ее, словно коршун? Отпусти меня, или я позову своих людей.
– Джозефин написала в своем дневнике, что ты пытался совратить ее.
– Да это была просто шутка. Возможность поближе с ней познакомиться.
– Бездушный подонок! Слава Всевышнему, что она не знает, кто ты. Развратник, падший настолько низко, что домогается собственной…
Тяжело дыша, Томас замолчал. Он не мог выговорить это слово, не мог признать правду, даже сейчас.
– Внучки, – закончил за него Питерборн и похотливо усмехнулся. – Они близнецы – и мои внучки.
Томас взирал на чудовище, зачавшее его. Чудовище, совратившее юную служанку, а потом бросившее ее с ребенком.
Только один раз до этого Томас видел отца. В четырнадцать лет он получил приказ явиться в резиденцию графа в Лондоне. Хотя он и винил Питерборна в преждевременной смерти матери, втайне очень хотел, чтобы отец признал его. Он обрадовался, узнав, что Питерборн все эти годы следил за его жизнью. И Томас, полный наивных мечтаний, отправился к отцу. Граф заманил его в спальню, где ждали три куртизанки, чтобы сделать из него мужчину. Его юное тело позорно подчинилось их ласкам. Но он мог бы устоять перед искушением, если бы не присутствие отца. С исключительной точностью граф описывал каждую чувственную мысль, возникавшую в возбужденном мозгу Томаса, заражая сына своими темными помыслами.
Сейчас Томасу больше всего на свете хотелось убить его. Он крепче вцепился в халат Питерборна и сдернул его с постели.
– Где моя дочь?
Бледные глаза едва не вылезли из орбит от страха.
– У меня… ее… нет. Клянусь.
– Но ты что-то знаешь. Говори!
– Сначала… отпусти… меня.
Томас ослабил хватку, и Питерборн, упав на подушки, потер горло.
– «Чти отца своего», – прохрипел он. – Это написано в твоей Библии.
– Там также написано, что грешникам гореть в аду. Как сгоришь ты сегодня же, если не скажешь, где Джозефин.
– Ну давай, убей меня, – подначивал его Питерборн. – Я и так умираю от оспы и с удовольствием заберу тебя вместе со мной в ад.
Сердце Томаса бешено заколотилось. Так вот, значит, почему в покоях стоит такой мерзкий запах. Близкая смерть отца несколько притупила его гнев. Он должен был бы радоваться, что скоро все будет кончено, но испытывал лишь щемящее чувство пустоты.
– Завещание написано на твое имя, помни об этом, – сказал граф с коварной ухмылкой. – Все будет твое, кроме этой кучи камней и титула, которые отходят к короне.
– Я написал твоему стряпчему в прошлом году и отказался от денег.
– Чушь! Перед таким богатством не устоит даже самый благочестивый человек. Семьдесят тысяч акров превосходных земель в Англии, угольная шахта в Уэльсе, текстильные фабрики в Ланкашире.
– Богатство, которое ты нажил на крови бедняков.
Граф хлопнул ладонью по постели.
– Неблагодарный щенок! Да будет тебе известно, я зачал и других бастардов, но предпочел тебя, старшего.
Предпочел. Томас посмотрел в когда-то красивое лицо графа и увидел эгоистичного, жалкого человека, который так нелепо распорядился своей жизнью. Человека, который никогда не знал того, что в избытке получил Томас, – любви своих детей.
Эта мысль, словно луч солнца, пронзила мрак, поселившийся в его душе. Всю жизнь он ненавидел этого человека и приписывал развращенность Питерборна всей аристократии. Но какое же счастье, что не этот человек был наставником Томаса! И какое счастье иметь двух любящих дочерей!
