Дверь ему открыла молодая женщина. Доктор прочитал личное дело Льва и знал, что тот женат на Раисе Гавриловне Демидовой, двадцати семи лет от роду, школьной учительнице. Но в деле ничего не говорилось о том, что она была красива. А она была не просто красива, а очень красива, и доктор подумал, что в деле должно было содержаться обязательное упоминание об этом. Такие вещи имели большое значение. Он, например, оказался совершенно не готов к встрече с ней. Он питал слабость к красивым женщинам — но не к тем, которые демонстративно выставляли себя напоказ. Он предпочитал красоту неброскую и, если можно так сказать, недооцененную. И сейчас перед ним стояла как раз такая женщина: она не стремилась подчеркнуть свою красоту, совсем напротив — похоже, она прилагала все усилия к тому, чтобы казаться самой обыкновенной и незаметной. Волосы ее были уложены в обычную прическу, одежда была старомодной, если к ней вообще было применимо слово «мода». Очевидно, она не добивалась внимания мужчин, что лишь делало ее еще более привлекательной в глазах доктора. Завоевать такую будет непросто. Но и сладостно. В молодые годы доктор был изрядным дамским угодником и в определенных кругах пользовался большой известностью. Вдохновленный воспоминаниями о прошлых победах, он лучезарно улыбнулся ей.
Раиса мельком отметила испорченные зубы, пожелтевшие, очевидно, от долгого курения, и улыбнулась в ответ. Она не сомневалась, что МГБ пришлет кого-нибудь, пусть даже и без предупреждения, и теперь ждала, чтобы этот человек представился.
— Меня зовут доктор Зарубин. Мне прислали осмотреть Льва.
— А я Раиса, супруга Льва. У вас есть удостоверение личности?
Доктор снял шапку, вынул из кармана удостоверение и протянул ей.
— Прошу вас, зовите меня Борисом.
В квартире горели свечи. Раиса пояснила, что случилась какая-то авария и на всех этажах, начиная с десятого, наблюдаются перебои с электричеством. Время от времени у них случались отключения, которые иногда длились целыми днями. Она извинилась, сказав, что не знает, когда подача электричества возобновится. Зарубин даже пошутил на этот счет, не слишком, впрочем, удачно.
— Ваш супруг выживет. Он же не цветок. Просто держите его в тепле, и все.
Она поинтересовалась, не хочет ли доктор выпить чего-нибудь: горячего чаю, например, ведь на улице очень холодно. Он принял ее предложение и словно бы ненароком коснулся ее руки, когда она помогала ему снять пальто.
Войдя на кухню, доктор прислонился к стене, сунув руки в карманы, и стал наблюдать за тем, как она готовит чай.
— Надеюсь, вода еще горячая.
У нее оказался приятный голос, спокойный и мягкий. Она залила кипятком листики заварки в маленьком чайнике, прежде чем перелить его в высокий стакан. Чай получился крепким, почти черным, и, наполнив стакан до половины, она повернулась к нему.
— Вы любите крепкий чай?
— Да, сделайте его покрепче.
— Вот такой?
— Пожалуй, добавьте немного воды.
Пока она доливала в стакан воду, Зарубин окинул взглядом ее фигурку, задержавшись на пышной груди и тонкой талии. Наряд ее смело можно было назвать безвкусным: серая хлопчатобумажная юбка, плотные чулки и вязаный свитер поверх белой блузки. Про себя доктор подивился тому, что Лев, с его-то положением, не одевал ее в заграничные тряпки. Но даже ширпотреб из грубого материала не делал эту женщину менее желанной.
— Расскажите мне о своем муже.
— У него жар. Он говорит, что ему холодно, а на самом деле он весь горит. Его бьет крупная дрожь. И еще он отказывается есть.
— Если у него жар, ему лучше на какое-то время воздержаться от приема пищи. Однако же отсутствие аппетита может быть вызвано и тем, что он принимает амфетамин. Вам что-либо известно об этом?
— Если это касается работы, то мне ничего не известно.
— Вы не заметили в нем каких-либо перемен?
— Он нерегулярно питается, его часто не бывает ночами дома. Но ведь у него такая работа. Я заметила, что после того, как он проведет на ногах несколько суток без отдыха, он становится рассеянным.
— Он страдает забывчивостью?
Раиса протянула ему стакан с чаем.
— Положить вам сахара?
— Варенья будет достаточно.
Она привстала на цыпочки, пытаясь дотянуться до верхней полки. При этом блузка на спине у нее задралась, обнажив полоску безупречной белой кожи. У Зарубина пересохло во рту. Она достала с полки банку варенья темно-вишневого цвета, сняла крышку и протянула ему ложку. Он зачерпнул варенье и положил его на язык, потягивая горячий чай и чувствуя, как тает на языке сладкое лакомство. Он многозначительно взглянул ей в глаза. Почувствовав его желание, она покраснела. Он смотрел, как жаркий румянец заливает ей щеки и спускается ниже, на шею, в вырез свитера.
— Благодарю вас.
— Быть может, вы хотите приступить к осмотру?
Она закрыла банку, оставила ее на столе и шагнула к двери в спальню. Доктор не пошевелился.
— Сначала я хочу допить чай. Нам спешить некуда.
Ей пришлось вернуться. Зарубин сложил губы трубочкой и осторожно подул на жидкость. Чай получился горячим. Раиса явно пребывала в растерянности. А он наслаждался ее смущением, заставляя ее ждать.
В спальне, лишенной окон, было душно. В воздухе висел запах пота и болезни. Уже по одному этому признаку Зарубин безошибочно заключил, что человек, лежащий в постели, серьезно болен. К своему удивлению, он ощутил нечто вроде разочарования. Раздумывая над тем, что бы это значило, он присел на кровать рядом со Львом. Измерив ему температуру, он увидел, что она была высокой, но не опасной. Он прослушал легкие Льва и опять-таки не обнаружил ничего экстраординарного. Туберкулеза, во всяком случае, у Льва не было. Не было никаких симптомов и того, что он болен чем-то более серьезным, чем обычная простуда. Раиса стояла рядом и наблюдала за его действиями. Доктор ощущал исходящий от ее рук легкий аромат душистого мыла. Ему нравилось чувствовать ее близость. Из своего саквояжа он достал бутылочку коричневого стекла и отмерил столовую ложку густой зеленой жидкости.
— Приподнимите ему голову, пожалуйста.
Раиса помогла мужу сесть в постели. Зарубин ловко влил ему в горло зеленую жидкость. Как только Лев проглотил ее, она вновь опустила его голову на подушку.
— Что это было?
— Тонизирующее — чтобы он крепче спал.
— Он и так спит как убитый, без всяких лекарств.
Доктор не ответил. Ему лень было выдумывать правдоподобную ложь. Снадобье, которое он только что дал больному под видом лекарства, было его собственным творением: смесью барбитуратов и галлюциногенов с добавлением сахарного сиропа, чтобы отбить специфический привкус. Оно должно было обездвижить тело и притупить разум. При пероральном приеме внутрь первыми на него реагировали мышцы — примерно через час они расслаблялись, становились вялыми и безжизненными, так что простое движение требовало колоссальных усилий. Вскоре после этого начинал действовать галлюциноген.
У Зарубина забрезжила пока еще смутная идея: она пришла ему в голову еще на кухне, когда Раиса залилась краской, но только сейчас оформилась в четкий план — после того как он уловил исходящий от нее запах мыла. Если он доложит начальству, что Лев на самом деле не болен, что он лишь инсценирует нездоровье, его почти наверняка арестуют и подвергнут допросу. Учитывая все прочие двусмысленности, подмеченные в его поведении, он окажется под подозрением. Почти наверняка он будет осужден и сослан. А его супруга, его красавица-жена, останется одна, в весьма уязвимом положении. Ей непременно
