общественных местах продавать запрещалось, еда превратилась в средство достижения цели, и тарелка супа стала разрешением на выпивку. На самом же деле ресторан был всего лишь дешевой забегаловкой, где можно было снять женщину на час. Закон о том, что одному посетителю можно было продавать не более ста граммов водки, полностью игнорировался. Базаров, директор одноименного ресторана, был вечно пьян, часто распускал руки, и, если Илона хотела и дальше заниматься своим ремеслом в его заведении, она должна была делиться с ним своими доходами. Она же не могла делать вид, что приходит сюда только ради удовольствия пропустить рюмку-другую, то и дело ускользая с кем-нибудь из платежеспособных посетителей. Никто не приходил сюда только ради того, чтобы выпить в свое удовольствие; здесь собирались только приезжие, местные сюда не заглядывали. А у местных жителей она уже не пользовалась успехом. Недавно она заболела чем-то — язвы, красные пятна, сыпь и тому подобное. Парочка ее постоянных клиентов подцепили у нее более-менее схожие симптомы и ославили ее на весь город. И теперь ей приходилось иметь дело только с теми, кто не знал ее, кто не задерживался в городе надолго и кто начал бы мочиться гноем не раньше, чем добрался бы до Владивостока или Москвы, в зависимости от того, в какую сторону направлялся. Она не испытывала удовольствия при мысли о том, что распространяет какую- то заразу, пусть даже среди ее клиентов и не было приятных людей. Но в этом городе обратиться к врачу с жалобой на инфекцию, приобретенную половым путем, было опаснее самой инфекции. А для незамужней женщины это вообще было сродни признанию во всех смертных грехах, подкрепленному мазком. Чтобы вылечиться, ей придется обратиться на черный рынок. Для этого требовались деньги, возможно много денег, а сейчас она копила на кое-что намного более важное — свое бегство из этого города.
Когда Илона пришла в ресторан, он был уже переполнен. Окна запотели. В воздухе висела густая вонь махорки, дешевого табака. Взрывы пьяного смеха донеслись до ее слуха еще за пятьдесят шагов до дверей забегаловки. Илона решила, что в ресторан пожаловали солдаты. Ее догадка оказалась верной. В горах часто проводили учения, и свободный от службы персонал, как правило, наведывался сюда. Можно сказать, Базаров специализировался на обслуживании подобного рода клиентуры. Он продавал им разбавленную водой водку, а когда посетители жаловались ему — что случалось нередко, — утверждал, будто таким образом борется с пьянством. Здесь часто вспыхивали драки. Тем не менее Илона прекрасно знала, что, несмотря на свои жалобы на нелегкую жизнь и кошмарных посетителей, он получал со своего заведения весьма приличный доход, продавая сэкономленную неразбавленную водку. Он был спекулянтом. И мерзавцем. Пару месяцев назад, поднявшись наверх, чтобы заплатить ему недельную мзду, она в щелочку в двери увидела, как он медленно пересчитывал рублевые купюры, которые хранил в металлической коробке, перетянутой резинкой. Она смотрела, не осмеливаясь дышать, как он завернул коробочку в тряпку, а потом спрятал в дымоход. С тех пор она только и мечтала о том, как бы украсть его деньги и удрать с ними. Разумеется, Базаров свернул бы ей шею, как котенку, если бы поймал, но она решила, что, если он обнаружит свою металлическую коробочку пустой, сердце у него разорвется прямо там, у камина. Она нисколько не сомневалась в том, что его сердце и та коробочка составляли единое целое.
По ее прикидкам, солдаты должны были пьянствовать еще пару часов. А сейчас они лишь лапали ее — привилегия, за которую они не платили, если, конечно, не считать рюмку водки платой, а она так не считала. Илона обвела взглядом прочих посетителей, рассчитывая подзаработать немного денег, прежде чем вояки отправятся на службу. Солдаты расположились за передними столиками, предоставив остальным довольствоваться задней частью забегаловки. Эти клиенты сидели в гордом одиночестве — в обществе водки и нетронутой еды на тарелке. Вне всякого сомнения, они искали возможность заняться сексом. Другой причины торчать здесь попросту не существовало.
Илона поправила платье, осушила свою рюмку и направилась мимо солдат, не обращая внимания на щипки и подначки, пока не оказалась у одного из столиков в задней части. Сидящему за ним мужчине на вид было лет сорок, а может, чуть меньше. Трудно было сказать наверняка. Его никак нельзя было назвать симпатичным, но она решила, что из-за этого он еще и приплатит ей чуть-чуть. Красавчики иногда брали себе в голову, что давать деньги необязательно, словно занятия сексом доставляли им обоюдное удовольствие. Она без спросу уселась рядом, прижалась бедром к его ноге и улыбнулась:
— Меня зовут Таня.
В такие моменты бывало легче думать о себе как о ком-то другом.
Мужчина закурил сигарету и положил руку на колено Илоне. Не удосужившись купить ей выпивку, он просто плеснул своей водки в одну из грязных рюмок, стоящих вокруг него на столе, и подтолкнул к ней. Она принялась крутить ее в пальцах, ожидая, пока он что-нибудь скажет. Он опрокинул в рот остатки своей водки, не изъявляя ни малейшего желания разговаривать. Едва удержавшись, чтобы не закатить выразительно глаза, она сама попыталась завязать беседу.
— Как тебя зовут?
Вместо ответа он сунул руку в карман пиджака и принялся рыться там, а потом вынул ее и сжал в кулак. Илона решила, что это какая-то забава и что она должна подыграть ему. Она легонько постучала его по костяшкам пальцев. Он перевернул руку тыльной стороной вниз и принялся медленно разгибать пальцы…
На ладони у него лежал крошечный золотой слиток. Илона подалась вперед. Но, прежде чем она успела хорошенько рассмотреть его, мужчина вновь сжал кулак и спрятал золото обратно в карман, по- прежнему не произнося ни слова. Она окинула его внимательным взглядом. У него были покрасневшие от пьянства глаза, и их выражение ей очень не понравилось. Но ей не нравились многие люди, и в первую очередь те, с кем она спала. Если она начнет чересчур уж привередничать, то можно ставить точку прямо сейчас, выйти замуж за кого-нибудь из местных и смириться с тем, что придется остаться здесь до самой смерти. Единственная возможность вернуться в Ленинград, где жила ее семья и где жила она сама до тех пор, пока ее не сослали сюда, в жуткую дыру, о которой она никогда не слышала, заключалась в том, чтобы накопить достаточно денег и подкупить чиновников. Поскольку она не имела высокопоставленных и влиятельных друзей, которые могли бы отдать распоряжение о переезде, она нуждалась в этом золоте.
Он постучал пальцем по ее рюмке, в первый раз за все время открыв рот.
— Пей.
— Сначала ты заплатишь мне. А потом можешь указывать, что делать. Таковы правила, точнее, единственное правило.
По лицу мужчины пробежала рябь, словно она бросила камень в зеркальную гладь. На мгновение ей показалось, будто она увидела что-то отвратительное под маской равнодушия, что-то такое, отчего сразу же захотелось отвести глаза. Но золото заставило ее остаться на месте и смотреть на него. Он достал слиток из кармана и протянул ей. Когда она потянулась, чтобы взять камешек, он вдруг сжал ладонь, прихватив и ее пальцы. Не больно, но крепко. Илона могла или сдаться, или отнять руку, но при этом лишиться золота. Угадав, что от нее требуется, она улыбнулась и рассмеялась, как беспомощная девчонка, и ослабила хватку. Он отпустил ее руку. Она взяла слиток и принялась разглядывать его. Он походил на вырванный зуб. Илона подняла глаза на мужчину.
— Где ты его взял?
— Когда наступают трудные времена, люди продают то, без чего могут обойтись.
Он улыбнулся. Ее едва не стошнило. Что это за валюта? Он вновь постучал по ее рюмке. Зуб был ее билетом отсюда. Она одним глотком выпила дрянную жидкость.
Илона остановилась.
— Ты работаешь на лесопилке?
Она знала, что это не так, но вокруг стояли домики, в которых жили заводчане. Он не дал себе труда ответить.
— Эй, куда мы идем?
— Мы почти пришли.
Он привел ее к вокзалу на окраине города. Хотя здание было новым, его возвели в самом старом районе, застроенном однокомнатными хижинами с жестяными крышами и тонкими фанерными стенами, теснившимися по обеим сторонам улиц, превратившихся в сточные канавы. Эти халупы принадлежали рабочим лесопильного завода, которые жили по шесть-семь человек в комнате, и это никак не годилось для того, что было у обоих на уме.
Было очень холодно. Илона стремительно трезвела. От долгой ходьбы у нее начали болеть ноги.
