обернулась.
Мужчина куда-то исчез. Она не видела его. А мимо все еще с грохотом мчался поезд. Должно быть, она потеряла его, когда вбежала в лес. Илона повернула и бросилась обратно к городу и к спасению.
Мужчина выступил из-за дерева и схватил ее за талию. Оба повалились в снег. Он оказался сверху, сдирая с нее жакет и что-то крича. Но из-за шума поезда она не могла разобрать слов. Илона видела перед собой лишь его язык и зубы. И тогда она вспомнила, что готовилась к этому моменту. Сунув руку в карман, она нащупала стамеску, украденную с работы. Раньше она уже грозила ею, показывая, что готова драться за свою жизнь. Она изо всех сил стиснула деревянную рукоятку. У нее будет только один шанс. Когда он сунул руку ей под юбку, она вонзила металлическое острие ему в висок. Он резко сел, схватившись за ухо. Она могла ударить его еще и еще раз, могла даже убить, но желание убежать оказалось сильнее. Илона попятилась назад на четвереньках, как дикий зверь, все еще сжимая в руке окровавленную стамеску.
Мужчина упал на колени и пополз за ней. Мочка уха у него почти оторвалась и теперь повисла на лоскутке кожи. Лицо исказилось от злобы. Он рванулся вперед, надеясь ухватить ее за лодыжки. Она успела отпрыгнуть — правда, едва-едва — и тут же уперлась спиной в ствол дерева. Илона вынуждена была остановиться, и мужчина настиг ее, схватив за ногу. Она полоснула стамеской по его руке, еще и еще. Он поймал ее за запястье и подтянул к себе. Оказавшись с ним лицом к лицу, она подалась вперед, чтобы укусить его за нос. Свободной рукой он обхватил ее за шею и сдавил, отстраняясь от нее. У Илоны перехватило дыхание, она попыталась вырваться, но он был чересчур силен для нее. Она начала задыхаться и потому рванулась всем телом в сторону. Они покатились по снегу, обнявшись, и несколько раз перевернулись через голову.
Неожиданно он отпустил ее и убрал руку, которой сжимал Илону за шею. Она закашлялась, хватая воздух широко раскрытым ртом. Мужчина по-прежнему лежал сверху, прижимая ее к земле, но смотрел совсем в другую сторону. Его внимание привлекло что-то еще, находящееся сбоку от них. Илона повернула голову.
Рядом с ней под снегом виднелось обнаженное тело молодой девушки. Кожа ее была бледной, почти прозрачной. Светлые волосы отливали неестественной белизной. Рот у нее был широко открыт и забит землей, которая высилась горкой, поднимаясь над тонкими посиневшими губами. Руки, ноги и лицо выглядели неповрежденными, присыпанными тонким слоем снега, который они разворошили своим падением. А вот грудь была разворочена. В ней зияла дыра, в которой виднелись изуродованные внутренние органы. Большая часть кожи попросту отсутствовала, срезанная или содранная, как будто на нее набросилась стая волков.
Илона взглянула на своего преследователя. Он, казалось, совершенно забыл о ней и тупо смотрел на тело девушки. Вдруг у него начались рвотные спазмы, он согнулся пополам, и его стошнило. Не соображая, что делает, она погладила его по спине, чтобы успокоить. Но тут же, опамятовавшись и вспомнив, кто он такой и что с ней сделал, она отдернула руку, с трудом поднялась на ноги и побежала. На этот раз инстинкт самосохранения не подвел ее. Она выскочила на опушку леса и устремилась к зданию вокзала. Илона понятия не имела, преследует ее мужчина или нет. На этот раз она не кричала, не замедляла бег и не оглядывалась.
Москва
Лев открыл глаза. Луч фонаря ослепил его. Он не стал смотреть на часы, поскольку и так знал, который час. Наступило время арестов — четыре часа утра. Он встал с постели, чувствуя, как гулко колотится в груди сердце. В темноте он споткнулся, налетел на какого-то мужчину, и его толкнули в сторону. Лев с трудом удержался на ногах. Загорелась люстра под потолком. Щурясь от яркого света, он разглядел трех офицеров: молодые люди, немногим старше восемнадцати. Все они были вооружены. Лев никого не узнал, но он и без того понимал, что они собой представляют: младшие офицеры, привыкшие не рассуждать, а слепо повиноваться; они выполнят любой полученный приказ. Без колебаний они могли прибегнуть к насилию, и для этого им достаточно малейшего неповиновения. От них пахло табаком и водкой. Лев решил, что сегодня они еще не ложились: наверняка пили всю ночь напролет в ожидании предстоящего задания. Алкоголь сделал их непредсказуемыми и крайне опасными. Чтобы пережить следующие несколько минут, Льву придется соблюдать чрезвычайную осторожность. Он надеялся, что Раиса тоже это понимает.
Раиса уже стояла рядом с кроватью. Она дрожала, но не от холода. Женщина даже сама не знала, что это было — страх, шок или гнев. Но она ничего не могла с собой поделать — дрожь становилась все сильнее. А вот отводить глаза она отказывалась. Она не чувствовала ни малейшего смущения: это пусть они стесняются своего вторжения, пусть видят ее смятую ночную сорочку и взъерошенные волосы. Но нет, оперативники сохраняли полнейшее равнодушие: им было все равно, они давно привыкли к такому зрелищу, оно стало частью их повседневной работы. В глазах этих мальчишек она не заметила ни следа сочувствия. Они были невыразительны и мертвы и лишь перебегали с предмета на предмет, ни на чем не задерживаясь надолго, — такие глаза бывают у рептилий. Интересно, где МГБ берет подобных юношей, у которых вместо души — камень? Наверное, госбезопасность специально выращивает их где-нибудь. Почему-то она была в этом уверена. Она посмотрела на Льва. Тот стоял, держа руки на виду и опустив голову, чтобы не смотреть им в глаза. Его униженная поза говорила о полной покорности: пожалуй, он избрал наилучшую тактику поведения. Но сейчас она не желала вести себя благоразумно. В их спальню ворвались трое негодяев, и она хотела, чтобы он проявил характер и хотя бы разозлился. Ведь именно такой должна быть первая реакция настоящего мужчины, не так ли? Любой другой на его месте наверняка бы вспылил и не сдержался. А Лев даже сейчас демонстрировал образцовое послушание.
Один из офицеров вышел из комнаты, но почти сразу же вернулся, держа в руках два маленьких чемоданчика.
— Сложите сюда личные вещи. С собой вам разрешено взять только одежду и документы. Через час мы уведем вас отсюда вне зависимости от того, успеете вы собраться или нет.
Лев посмотрел на дешевые чемоданчики из брезента, натянутого на деревянный каркас. Они были совсем крошечными, рассчитанными на однодневную поездку, не больше. Он повернулся к жене.
— Надень на себя как можно больше вещей.
Он оглянулся. Один из офицеров стоял у него за спиной, курил и наблюдал за ними.
— Вы не могли бы подождать снаружи?
— Не тратьте время на бесполезные просьбы. Все равно ответ на любую из них будет «нет».
Раиса переоделась, чувствуя, как ползает по ее телу взгляд рептилии. Она надела на себя столько верхней одежды, сколько могла, стараясь не потерять при этом способность двигаться. В иных обстоятельствах это выглядело бы смешно: руки и ноги у них раздулись от слоев хлопчатобумажной и шерстяной материи. Закончив одеваться, она впервые задумалась над тем, что взять с собой, а что оставить. Она опустила глаза на чемоданчик. В ширину он имел не более девяноста сантиметров, около шестидесяти в высоту и двадцать в глубину. И в это пространство ей придется втиснуть свою жизнь.
Лев знал, что им могли предложить взять с собой вещи только для того, чтобы избежать эмоционального взрыва, паники или сопротивления, которым они могли ответить, если бы знали, что их увозят на расстрел. С людьми всегда справиться легче, если они цепляются за соломинку надежды, какой бы призрачной она ни была. Впрочем, что ему оставалось делать? Сдаться? Или бороться? Он лихорадочно размышлял. Придется потратить и без того маленькое свободное пространство на «Справочник пропагандиста» и «Краткий курс ВКП(б)». Если он оставит хотя бы одну из этих книг, это будет расценено как политическая неблагонадежность. В их положении подобное безрассудство было бы равносильно самоубийству. Он взял книги с полки и положил их в чемоданчик — они стали первыми вещами, которые он взял с собой. Молоденький охранник внимательно наблюдал за ними, подмечая, что они складывают внутрь и на чем останавливают свой выбор. Лев коснулся локтя Раисы.
— Не забудь обувь. Возьми самую лучшую и крепкую пару.
Хорошая обувь была редкостью, ее можно было обменять или продать.
