— Но это не значит, что ее изнасиловали.
— У нее уже были половые связи?
— Так мне сказали, во всяком случае.
— На ее гениталиях нет видимых повреждений. Ни царапин, ни ушибов. Кроме того, обратите внимание на характер ран — они не были нацелены на ее половые органы. На молочных железах и на лице порезы отсутствуют. Человека, который так обошелся с нею, интересовала лишь узкая полоса между ее грудной клеткой и влагалищем — то есть ее органы пищеварения. Это похоже на работу маньяка, хотя на самом деле он вполне владел собой.
Выходит, Лев поспешил с выводами, когда решил, что убийца был не в себе. Кровь и увечья для него самого означали хаос. Оказывается, все было совсем не так. В действиях убийцы присутствовал точный расчет и хладнокровное планирование.
— Вы навешиваете бирки на тела, когда их привозят к вам, — для установления личности, например?
— Мне об этом ничего не известно.
— Тогда что это такое?
На лодыжке девушки виднелась веревочная петля. Она была завязана тугим узлом, и на каталку свешивался обрывок бечевки. Петля походила на дешевый ножной браслет. Там, где веревка врезалась в кожу, виднелись синяки и царапины.
В дверях стоял генерал Нестеров. Тяпкин заметил его первым. Трудно было сказать, сколько времени он провел там, глядя на них. Лев отошел от тела.
— Я пришел сюда, чтобы лично ознакомиться с процедурой.
Нестеров обратился к Тяпкину.
— Не могли бы вы оставить нас одних?
— Да, разумеется.
Перед тем как уйти, Тяпкин бросил взгляд на Льва, словно желая ему удачи. Нестеров шагнул к нему. Чтобы отвлечь его внимание, Лев поспешил ознакомить его с недавними выводами и находками.
— В первоначальном отчете ни слова не сказано о том, что у девушки отсутствует желудок. Мы должны задать Варламу конкретные вопросы: почему он вырезал ей желудок и что он сделал с ним потом?
— Почему вы оказались в Вольске?
Нестеров стоял теперь напротив Льва. Между ними покоилось на каталке тело девушки.
— Меня перевели сюда.
— Почему?
— Мне нечего вам сказать.
— Я думаю, что вы по-прежнему работаете на МГБ.
Лев промолчал. А Нестеров продолжал:
— Но это никак не объясняет вашего интереса к этому расследованию. Мы отпустили Микояна, не выдвинув против него никаких обвинений, как нам и было приказано.
Лев понятия не имел, кто такой Микоян.
— Да, знаю.
— Он не имеет отношения к убийству девушки.
Должно быть, Микоян — тот самый партийный чиновник. Его вывели из-под удара. Но был ли мужчина, который избил проститутку, тем, кто убил эту девочку? Маловероятно. Нестеров продолжал.
— Я арестовал Варлама не потому, что он сказал не то, что следует, и не потому, что он забыл принять участие в шествии по Красной площади. Я арестовал его, потому что он убил эту девушку, потому что он опасен и потому что в этом городе стало спокойнее, когда он оказался за решеткой.
— Он не убивал.
Нестеров задумчиво почесал щеку.
— Для чего бы вас сюда ни прислали, не забывайте, что вы не в Москве. Давайте договоримся вот о чем. Мои люди неприкосновенны. Никого из них не арестовывали и не арестуют в будущем. Но если вы сделаете что-либо, что подвергнет их опасности, если вы доложите о чем-либо, подрывающем мой авторитет, если не выполните приказ, если станете мешать следствию, если начнете выставлять моих сотрудников в дурном свете или позволять себе оскорбительные выпады в их адрес — если вы сделаете что-либо подобное, то я вас убью.
Раиса потрогала оконную раму. Гвозди, которыми она была заколочена, недавно выдернули. Она повернулась, подошла к двери, открыла ее и выглянула в коридор. Снизу доносился шум ресторана, но Базарова нигде не было видно. Наступил вечер, самое золотое и прибыльное для него время. Закрыв дверь и заперев ее на ключ, Раиса вернулась к окну, открыла его и выглянула наружу. Прямо под ней виднелся пологий скат крыши — ниже размещалась кухня. По снегу тянулась цепочка следов от того места, где Лев спрыгнул вниз. Раиса пребывала в бешенстве. Они чудом уцелели, а теперь он вновь подвергал их жизнь опасности.
Сегодня у Раисы был второй рабочий день в средней школе № 151. Директор школы, Виталий Каплер, мужчина лет пятидесяти, был просто счастлив оттого, что Раиса стала его новой сотрудницей и теперь сможет взять на себя часть его уроков, что, по его словам, даст ему возможность заняться бумажной работой. Впрочем, Раиса так и не решила для себя, сможет ли он теперь заняться другими делами или же просто будет работать меньше. Он произвел на нее впечатление книжного червя, которому возня с детьми не доставляет особой радости. Но она с удовольствием немедленно приступила к занятиям. Судя по тем нескольким урокам, что она уже успела провести, ученики здесь были не столь искушенными в политике, как в Москве. Они не встречали бурными аплодисментами любое упоминание партийных деятелей, не стремились во что бы то ни стало доказать свою приверженность делу партии, и вообще они больше были похожи на нормальных детей. Они были выходцами из самых разных слоев населения, ведь их родителей согнали сюда со всех уголков страны, и, соответственно, каждый из них получил разное воспитание. То же самое можно было сказать и об учителях. Почти все они приехали в Вольск из разных регионов СССР. Испытав на себе все те лишения, что выпали и на долю Раисы, они встретили ее вполне дружелюбно, хотя и отнеслись к ней с подозрением. Кто она такая? Почему она оказалась здесь? Была ли она на самом деле такой, какой казалась? Но сама Раиса ничего не имела против — подобные вопросы задавали друг другу все. В первый раз с тех пор, как она приехала в этот город, Раиса вдруг поняла, что может начать здесь новую жизнь.
Она задержалась в школе допоздна — читала и готовилась к урокам. Учительская в школе устраивала ее намного больше, нежели шумная и пропахшая кухонными ароматами комната над рестораном. Убогая обстановка, применяемая в качестве пытки, действовала на нервы Льву, но против нее самой это оружие оказалось неэффективным. Помимо всего прочего Раиса обладала невероятной приспособляемостью. Она не питала привязанности к зданиям, городам или личным вещам. У нее отняли это чувство в тот самый день, когда она собственными глазами увидела, как был разрушен дом ее детства. В самом начале войны ей только-только исполнилось семнадцать, и однажды она пошла в лес собирать грибы и ягоды, когда вдали начали рваться снаряды. Взобравшись на самое высокое дерево и чувствуя, как содрогается ствол, к которому она прижалась всем телом, Раиса увидела, как в нескольких километрах поодаль превращается в кирпичную пыль ее родной город. Горизонт затянуло рукотворным тяжелым туманом, который поднимался с земли. Масштаб разрушений потрясал. Все случилось настолько быстро, что у нее не осталось ни малейшей надежды на то, что ее родители каким-то чудом уцелели. После того как обстрел закончился, она слезла с дерева и побрела по лесу обратно, все еще не отойдя от шока. Из правого кармана тек сок раздавленных ягод. По щекам ручьями бежали слезы: но это не была грусть или тоска — она не плакала ни тогда, ни потом, — просто в глаза ей попала поднятая взрывами пыль. Выкашливая горькие сгустки — все, что осталось от ее дома и родных, — она вдруг поняла, что огонь велся не со стороны немецких позиций. Снаряды, свистевшие у нее над головой, летели из русского тыла. Позже, уже став беженкой, она узнала, что Красная Армия получила приказ уничтожать все города и деревни, которые могли попасть в руки немцев. Тотальное уничтожение ее родного дома стало
