о замужестве?
— Она его не любит.
— Если это единственная причина, то это невинность самой высшей пробы, выше некуда, если угодно.
— Но это угодно ей, — ответил Даммлер, и по его довольному выражению Хетти показалось, что это угодно и ему.
Глава 10
В том, что состояние Севильи пущено по ветру, было отчасти забыто, когда лорд Даммлер вернулся, а Пруденс сказала, что о ней будет написано в знаменитом журнале; она снова стала племянницей Кларенса и снова па щите.
— Значит, скоро будем читать о тебе в «Морнинг обсервер»? — с глуповатой улыбкой спросил дядюшка.
— Не в газете, дядюшка. А в литературном журнале. Называется «Блэквудз».
— «Обсервер» перепечатает и уделит колонку-другую. Как же они могут пропустить такое? Сегодня твое имя в газете — завтра, смотришь, твой портрет в витрине книжной лавки, как Даммлера.
— Это не такой журнал — не массовый, понимаешь, но очень престижный в литературных кругах. Его читают другие писатели и культурные люди, но до портретов далеко.
— Вечно ты принижаешь себя, Пру, — подтрунил над племянницей Кларенс. — Ты и о Севилье, и о Даммлере говоришь, что они только твои друзья, а они посылают тебе бриллианты и делают предложения.
— Только мистер Севилья.
— Даммлер поймет намек и пошевелит мозгами. Надеюсь, ты ему рассказала?
— Да, упомянула.
— Это было благоразумно, Пруденс, — бросил он заезжую шутку Уилме, и та улыбнулась.
— Так, так, значит, мы должны готовиться к важной встрече? Как нам лучше нарядиться к приему доктора Ашингтона?
Пруденс резануло слово «мы».
— Я думаю надеть чепец. Даммлер говорит, что он пожилой господин, — в известных пределах, разумеется.
— Нам лучше просто поздороваться с ним, и все, — заметила Уилма брату. Она поняла, как нервничает Пруденс, боясь неуклюжего вмешательства дяди. — Поздороваемся и оставим их беседовать. Они должны говорить о литературе. А мы в ней не разбираемся.
— Последнее время я много читал, а потом, прихвачу «Бэквудз ревью». Ну и название придумали, прости господи.
Миссис Маллоу покачала головой, а Пруденс тихо охнула.
— Одевайся как обычно, это вполне нормально. Событие не такое, чтобы специально наряжаться.
— Ну я все равно оденусь как для приема. Суеты будет достаточно, а мои старые атласные бриджи жмут. Так ты хочешь надеть свой чепец на встречу с доктором, да? Ах ты, озорница, не понимаю, чего ради ты его вообще снимала. Что может быть более к лицу юной девушке. Конечно, всякие там цветные ленточки не помешают. Мне так чепец нравится больше всего.
Пруденс поняла, что ни чепец, ни платье в данном случае не имели значения. До тех пор пока она приносила в дом отблеск славы и богатства, все ей сходило с рук. Она даже не удивилась бы, если бы на полу в кабинете у нее появился ковер. У нее и сейчас была вытертая до основы циновка, но в сочетании с книжными полками и портретами она выглядела убого.
На следующий день явился Даммлер, но без Ашингтона. Кларенс, миссис Маллоу и Пруденс удивились, что он один.
— У Ашингтона деловая встреча, но скоро он объявится. Я пошел вперед, чтобы предупредить вас и познакомить, когда он придет. Вижу, вы надели ваш чепец, чтобы произвести на него впечатление солидностью и серьезностью? — язвительно заметил он Пруденс.
— Ей чепец очень идет, — тут же вмешался Кларенс. — Я ей все время об этом говорю.
— Это я сбиваю ее с толку и уговариваю снять его, — с улыбкой заметил Даммлер.
— Да нет, я ей все время говорю, что в чепце она выглядит старше своих лет, — не моргнув глазом подхватил Кларенс.
— Как дела на поприще живописи, мистер Элмтри? — спросил Даммлер с лукавой улыбкой.
— Открыл новый способ писать бриллианты, — с серьезным видом сообщил Кларенс. — Совсем не как Рубенс и все эти старые мастера, которые писали их как прозрачное стекло мазками белого и голубого. И не как гранат или изумруд. Это призма — вот что такое алмаз. Все цвета радуги. Я открыл это, рассматривая ожерелье племянницы на свет. Вы слышали о том, что Севилья подарил ей?
Даммлер молча кивнул.
— Он прислал ей ларчик с ожерельем из бриллиантов — крупные, с яйцо, — только он ей не по душе — иностранец, сами понимаете. С этими иностранцами всегда что-то не так, согласитесь. Конечно, она его отвергла, этого беднягу, ну да оправится.
Это было явное доказательство, что Хетти ошибается. Даммлер с облегчением услышал подтверждение.
— А вот, кажется, и доктор Ашингтон, — с несказанной радостью объявила Пруденс.
Доктора впустили и представили мисс Маллоу. Даммлер откланялся, а Кларенс и миссис Маллоу ушли к себе, чтобы дать гостю поговорить с Пруденс. Ашингтон выглядел настоящим интеллектуалом, чуть не эстетом. Высокий, тощий, со впалыми щеками и блестящими проницательными глазами. Он был шатеном с начинающей пробиваться сединой. На взгляд Пруденс, ему можно было дать лет сорок.
Когда они остались одни, он проговорил:
— Никак не ожидал, что вы так молоды. Судя по вашим книгам, можно было дать вам гораздо больше, во всяком случае, в книгах чувствуется зрелость. Я ни в коем случае не хочу сказать, что они старомодны.
— Мне двадцать четыре года.
— Для такого возраста вы достигли немалого. Три книги издали и пишете четвертую, как сказал мне Даммлер.
— Да, сейчас я работаю над новым романом.
— Прекрасно, прекрасно. О, я против того, чтобы книги пекли как блины, на манер Скотта. А вот по книге в год — это то, что нужно. Это поддерживает тонус и наращивает мастерство. В ваших книгах я вижу постоянное совершенствование и рост профессионального уровня.
— Спасибо, — отозвалась Пруденс, не совсем понимая, что он имеет в виду. — Я удивилась, когда мне сказали, что вы хотите писать обо мне. Не ожидала внимания к своей особе со стороны такого знаменитого журнала.
Такая наивная лесть пришлась как нельзя кстати.
— Признаюсь, я не был знаком с вашим творчеством. Это Даммлер указал мне на ваши книги. Вы же понимаете, в свет выходит столько романов, и книги, написанные женщинами, воспринимают по большей части как развлекательные, не более.
Поскольку сама Пруденс так и относилась к своим книгам, она не нашлась что сказать.
— Спасибо, — повторила она и вспомнила о его словах насчет Даммлера. Выходит, это Даммлер сказал ему о ней и этим интервью она обязана ему?
Они стали говорить о ее книгах. Ашингтон спросил ее о главной теме ее творчества, тогда как ее, на самом деле, заботили только фабула и характеры. Они решили, что ее тема, ни много ни мало, жизненная ткань английского среднего класса и то, чем она держится. Затем он стал расспрашивать ее, что она думает о госпоже Уоллстоункрафт и феминизме.
