– Работай кистью.
Ошметки упали на землю, голая кость сияла белизной, заключенный поднялся, чтобы отнести готовую работу в котел.
Со стороны довольно просто. Тредэйн попытался взять скребок, как ему показали, и склизкие брызги разлетелись все стороны. Черви извивались в поисках нового убежища, а в ноздри ударила новая волна вони. Желудок взбунтовался, и мальчика вырвало. Скудное содержимое желудка выплеснулось на лежавшую перед ним падаль.
Он замер, тяжело дыша, но сержант Гульц уже вырос над ним и тяжелая лапа схватила его за шею, пригибая лицом к мерзкому тухлому мясу.
– Не скребешь, так грызи, - заметил сержант. Это предложение вызвало новый приступ рвоты, но в желудке уже ничего не осталось.
– Работай как следует здесь, Тринадцатый, - пригрозил сержант, - не то попадешь к угам. Сам решай. Не то… - хватка стала жестче, - не то я сломаю тебе шею, как морковку. Самое простое решение. Я подумаю об этом. - Напоследок еще раз ткнув мальчика носом, он выпрямился и отошел.
Тред с трудом разлепил веки. Незаконченная работа все еще лежала перед ним.
Поднявшись, мальчик поплелся к котлу, но на его пути уже стоял неумолимый мучитель.
– Покажи, - приказал сержант Гульц. Тред протянул ему кость.
– По-твоему, это годится в котел? - Вопрос был риторическим. Гульц ткнул пальцем. - А это что? Никак ослеп?
Тред понял, что палец указывает на несколько бледных волокон, оставшихся под коленным суставом.
– Доделывай. Нет, не туда. - Приказ сержанта остановил попытку к отступлению. - Прямо здесь.
Тредэйн сел на землю прямо под ногами сержанта. Приставив острие к кости, он надавил посильнее, но остатки сухожилий не поддавались. Мальчик нажал сильней, и деревянная лопатка треснула в его руках. Инструмент разлетелся надвое, и один из обломков ударился о сапог сержанта.
Тред поднял взгляд и увидел, что лицо Гульца расплывается в улыбке.
– Молодец, - кивнул он.
– Я нечаянно, сэр.
– Я сразу вижу нарушителей. Я с первого взгляда понял, что ты что-нибудь да выкинешь, и ты оправдал ожидания. Преднамеренная порча государственной собственности, неподчинение, нападение на охрану. Неплохо для начала, Тринадцатый.
– Ух, шкодливые ручонки, - измывался сержант. - Что же с ними делать? Как проучить? - он поразмыслил. - Кажется, придумал. Встать.
Тред повиновался.
– Давай сюда лапу.
– Зачем?
– Хочешь знать, что будет, если мне придется повторить приказ?
Тредэйн протянул ему левую руку. Схватив его за запястье, сержант потянул мальчика на несколько шагов вперед, к стенке котла, и у Тредэйна мелькнула мысль, что его сейчас бросят в кипящий котел. Казнят, как казнили братьев. Мальчик дернулся, но вырваться ему не удалось.
Гульц легко подавил попытку к сопротивлению и медленно прижал кулак пленника к раскаленной стенке котла.
Долю секунды Тред ничего не чувствовал, потом ударила боль, и он стал рваться изо всех своих невеликих сил. Сержант еще немного подержал его, затем с презрением отшвырнул. Мальчик упал на колени, баюкая мгновенно онемевшую руку.
– Запомнил, малютка Тринадцатый? - услышал он вопрос сержанта.
– Да, сэр, - охрипший голос срывался.
– Приятно слышать, - Гульц порылся в кармане, вытащил целый скребок и швырнул на землю перед скорчившимся пленником. - Тогда чего же ты ждешь? Возвращайся к работе. - И с чувством выполненного долга сержант, не оглядываясь, ушел.
Тред тупо смотрел на деревянную лопатку, потом наконец поднял ее. Козлиные кости, с которых по- прежнему свисали прилипшие волокна, валялись тут же. Он подполз к ним на коленях и украдкой осмотрел двор. Мальчик ожидал, что все взгляды будут обращены к нему, но заключенные равнодушно продолжали работать, а сержант Гульц уже нашел себе новую жертву и рычал на какого-то бедолагу в другом конце двора.
Тредэйн едва решился взглянуть на свою левую руку. Наверняка почернела и обуглилась до кости…
Мальчик опустил взгляд. Тыльная сторона ладони и костяшка большого пальца опухли и стали багровыми, но кожа цела. Пока что он не ощущал особенной боли, только непривычное онемение. Совсем не страшно. Но все равно погано.
Мальчик снова принялся медленно водить скребком, отдраивая кость. На этот раз работа была принята и отправилась в котел. Затем он побрел к куче отбросов и выбрал из нее почти не разложившуюся коровью голову. Карие глаза смотрели на него крайне неодобрительно. Свежая кожа и мясо сходили с трудом, зато не было червей. Он уже немного освоился со скребком, и чистка продвигалась бы довольно быстро, если б не усиливающаяся боль в руке. Онемение быстро прошло. Багровая опухоль становилась бледнее. Под кожей вздувался пузырь. Время шло, и когда тень от стены накрыла двор, пузыри слились в бело-желтую подушку. Под ней яростно пульсировала боль.
К тому времени, когда Тред понес к котлу голый коровий череп, солнце уже садилось. Раздался пронзительный свисток, двое стражников собрали скребки и заключенных Цепочкой увели с полутемного двора. В полном молчании они прошагали обратно в крепость. В их походке чувствовалось оживление, наводящее на мысль о близкой кормежке. Тред почувствовал, что изрядно проголодался. Несмотря на все ужасы, молодой организм требовал пищи. Разум готов был отказаться от жизни, но желудок был категорически с ним не согласен.
На плечо опустилась тяжелая рука. Мальчик не глядя понял, кто его остановил.
– А ты обойдешься, - объявил сержант Гульц. Тред не поднимал головы. - Обойдешься, - повторил Гульц. - Твоя норма - десять в час, а ты и половины не сделал. По-твоему, я шутил?
– Кто не работает, тот не ест, - слова сержанта прямо-таки подкупали своей новизной. - Но ты можешь посмотреть.
Мальчик прошел еще несколько шагов по коридору. Сержант придержал его за плечо. За высокой дверью помещалась полутемная столовая. Серолицые заключенные сидели рядами на длинных скамьях из сероватых досок, согнувшись над мисками с серой овсянкой, сдобренной гнусно-серыми бобами.
Отвратительное варево, но рот мальчика наполнился слюной. В животе забурчало, и его мучитель это услышал.
– Малютка хочет соску? - поинтересовался сержант. Тред вежливо промолчал. Заключенные тоже молчали.
По-видимому, разговоры за едой не допускались. В сущности, разговоры были запрещены в любое время.
Снова прозвучал свисток, и один из охранников заорал:
– Полы, НА ВЫХОД!
Те покорно поднялись и цепочкой потянулись прочь из зала. Тредэйна пинком втолкнули в камеру, дверь за ним захлопнулась. Холодный сквозняк спасительно остужал кожу. В руке дергало. Оставшись один, Тред ощупал ее в темноте. Под тонкой натянувшейся кожицей переливалась скопившаяся жидкость.
