Мир был погружен в однообразную серую муть, когда они с Гирайзом отправились в путь, повторяя вчерашний маршрут. В носу Лизелл защекотало, в воздухе она уловила резкий запах дыма. Чем дальше вперед, тем сильнее запах дыма. До блокпоста было еще далеко, когда небольшой отряд грейслендских солдат выскочил из леса и преградил им путь.
— Стоять, — язык был грейслендский, но команда была понятна, на каком бы языке она ни произносилась. Гирайз тут же натянул вожжи.
Где же те благородные лица, что видела она вчера? Полдюжины ружей нацелились Гирайзу в грудь. Лизелл не верила своим глазам, и удивление мешало ей испугаться.
— Проверка документов, — у сержанта, командира отряда, глаза были злые. Смотрели с готовностью и желанием убивать.
— Вонарские путешественники, — Гирайз протянул свой паспорт.
Лизелл последовала его примеру. Сержант проверил документы и вернул их.
— Движение запрещено. Очистить дорогу! — рявкнул он.
— Мы повернем назад, — попробовал предложить альтернативу Гирайз.
— Запрещено. Очистить дорогу. — повторил сержант. — Встать на обочине.
— Пожалуйста, сэр, — тихо проговорила Лизелл, смело глядя в злые глаза сержанта, — скажите, что там случилось?
Он взвесил вопрос и отмерил определенное количество слов в ответ:
— Разаульский террорист был обнаружен ночью в лесу. В результате перестрелки убиты два солдата империи. Разаулец, возможно, ранен, но ему удалось скрыться в деревне.
— Пока эта ситуация не разрешилась, дорога закрыта в обоих направлениях. Съезжайте на обочину, не стойте на дороге, в противном случае вы будете рассматриваться как вражеские партизаны и к вам применят соответствующие меры. — Сержант отвернулся, показывая, что разговор окончен.
Гирайз повиновался. На обочине Брюжойского тракта он выбрался из саней и повел лошадь между деревьями через мрачное, затененное пространство леса к краю крутого обрыва, больше похожего на обрыв в пропасть, там внизу была деревня и озеро. Ветер нес клубы дыма, и с края обрыва было видно, откуда. Деревня Слекья горела.
Над игрушечными строениями полыхало пламя. Огонь охватывал стены и остроконечные крыши, обволакивал причудливые башенки и купола, вырывался из окон и открытых дверей. Горел каждый дом, несколько сгоревших дотла уже обрушились. Сквозь плотные клубы черного дыма, окутывающие главную улицу, периодически были видны бегущие человеческие фигуры, доносились человеческие крики. И повсюду в четком порядке расхаживали фигуры в серой форме, переворачивая повозки и телеги, усердно работая факелами и собирая в кучу население. Было видно, как одно из подразделений согнало дюжину жителей и методически сдирало одежду с нескольких охваченных паникой женщин. Лизелл отвернулась.
— Уведи меня отсюда, — попросила она бесцветным тоном.
— Не могу, — ответил Гирайз, — не смотри.
Но она не могла последовать его совету, она не могла удержаться, чтобы не смотреть, как грейслендцы ведут большую группу мужчин по главной улице к озеру, где они остановились. Пленные всех возрастов, от мальчиков до седовласых стариков, были выстроены в аккуратную шеренгу вдоль берега. Одного из них — с черной бородой, с перевязанной белым правой рукой, на полголовы возвышавшегося над остальными — нетрудно было узнать даже на расстоянии.
Приказ был отдан, и солдаты в сером открыли огонь, разаульцы падали десятками. Те, кто попытался убежать по замерзшему озеру, были подстрелены снайперами, и кровь темными пятнами растеклась по белому льду. Черноволосый гигант с криком бросился на грейслендцев, чьи пули уложили его мгновенно. Наступил короткий перерыв, пока солдаты перезаряжали ружья, и снова они открыли огонь и не прекращали его, пока все разаульцы не попадали. Груда окровавленных тел осталась лежать на берегу. Некоторые еще шевелились и стонали. Послышалась новая команда, и солдаты закончили свою работу штыками. Стальные клинки сверкали несколько минут, после чего их деятельность прекратилась. Бывшие жители деревни лежали тихо, и солдаты, развернувшись, пошли прочь.
Лизелл повернулась к Гирайзу. Она посмотрела на него и увидела, что ей ничего не надо говорить. Он понял ее мысли и чувства, равно как и она его, несмотря на видимые различия, они были одной природы. Взаимное, безмолвное понимание оказалось глотком чистого воздуха для забитых дымом легких, он дал силы и жизнь. Слезы затуманили ей глаза.
Он раскрыл ей объятия, и она утонула в них.
На холмы с северной стороны Слекьи дым не долетал. С наблюдательного пункта на ледяном утесе Каслеру Сторнзофу хорошо была видна бойня. Он стоял здесь один, отказавшись от сопровождения, предложенного соотечественниками. Впервые с начала гонок на нем была гражданская одежда, так как он сейчас находился глубоко в тылу вражеской территории, где вид грейслендской военной формы мог спровоцировать нападение. Разаульцы разорвали бы его на части, если бы узнали, кто он такой. После того, что он увидел в тусклом свете утра, он не стал бы винить их в этом.
Каслер стоял, застыв, наблюдая, как горит деревня, как солдаты согнали свои жертвы на берег озера и как начался расстрел. Инстинкт толкал его вмешаться, рассудок признавал тщетность такого импульса. Пока он спустится вниз, пересечет долину и доберется до Слекьи, солдаты закончат свою работу. В любом случае солдаты внизу не подчиняются его прямому командованию, и у него нет власти отменять приказы их непосредственных командиров.
Он ничего здесь не может поделать, и он знал это, но не верил. Образование, которое он получил на Ледяном Мысе, оставило его беспомощным перед необходимостью быть свидетелем зверств. Все, что он мог — повернуться к этому спиной. Видеть происходящее в Слекье значило принять на себя моральную ответственность, которая идет вразрез с его долгом солдата и члена Дома Сторнзофов, и никакого, даже призрачного, решения этой дилеммы не существовало.
Чувство беспомощности было незнакомым и отвратительным. Пока он наблюдал за массовой казнью, происходившей внизу, ему было стыдно и противно, так что он почувствовал тошноту, но он не отводил глаз в сторону, пока не упала последняя жертва. Только после этого он сел в седло и поехал своей дорогой.
Раздались выстрелы, и Лизелл вздрогнула, она все никак не могла привыкнуть к их звуку, хотя слышала их постоянно в течение целого дня. Затем послышался глухой стук бегущих ног, затем еще один залп, громкие грейслендские голоса — все это стало уже привычным, поскольку несколько последних часов солдаты охотились в лесу за разбежавшимися разаульцами, и прилежащие к Слекье холмы были усыпаны телами, изрешеченными пулями.
— Что же они никак не могут успокоиться? — Лизелл даже не понимала, что она говорит громко вслух.
— Они скоро закончат, вечер приближается, — ответил Гирайз.
— Ну, когда же он наступит? — немного удивленно она посмотрела на небо, которое весь день оставалось серым, а сейчас стало угольно-черным. — Думаешь, они разрешат нам вернуться в обогревальню?
— Дорога все еще закрыта.
— Мы замерзнем ночью.
— Тем будет еще холоднее.
— Лучше бы мы вернулись в Иммен, когда была возможность.
— Может быть, завтра нам представится возможность двигаться вперед.
— Завтра кажется ужасно далеко.
— Если уснешь, оно наступит быстро.
— Я не смогу уснуть сегодня. А ты?
Он пожал плечами.
— Ты голодная.
— Нет. Только холодно.
