Если бы возница и услышал, он бы ее не понял, но, видимо, он полностью разделял ее переживания, поскольку взмахнул кнутом, и лошади пустились рысью.
Конусообразная обогревальня возникла перед ними. Двое саней подъехали к ней почти одновременно. Пока мужчины управлялись с лошадьми, Лизелл занесла внутрь меховые пологи и покрывала, свалила их на пол и разожгла огонь. Когда Гирайз и возница вошли, дымок уже струился через отверстие в крыше, воздух обогревальни стал значительно теплее.
Гирайз бросил под дверь огромный чурбан — он, конечно, не защитит их от грейслендских солдат, но все же с ним как-то безопаснее, подумала Лизелл. Какое-то время они молча сидели у огня и прислушивались — стрельба, стук бегущих ног, голоса, кто-то забарабанил кулаком в дверь… И вновь наступила тишина.
Воздух стал тяжелым от тепла и дыма. Гирайз сгреб угли, и они стали укладываться спать. Вначале Лизелл лежала с широко открытыми глазами, в нос ей бил затхлый запах старых меховых пологов, а слух и сознание сконцентрировались на звуках, которые могли послышаться в любой момент. Но тишину ничто не нарушало, и, наконец, ее веки сомкнулись, и мир перестал существовать.
Она проснулась на рассвете. В обогревальне было холодно, но все еще дымно. Гирайз крепко спал. Возница отсутствовал. Вероятно, вышел по нужде. Его покров и полог тоже исчезли, он, должно быть, уже отнес их в сани. Благоразумно. Когда они будут расставаться, возница заслуживает получить дополнительное вознаграждение.
Лизелл зевнула, протерла глаза и подошла к двери. Выходя, возница убрал чурбан. Она прислушалась, но ничего угрожающего не услышала. Она открыла дверь и вместо своих саней увидела заплату утоптанного ногами снега. Сани Гирайза стояли неподалеку, а лошадь была привязана к ближайшему дереву. Ее сани, лошадь, возница уехали. Ее сумка осталась стоять у двери. Ее возница — трус, но хотя бы не вор.
Секунду она бессознательно оглядывалась по сторонам. Реальность прояснилась, страх овладел ею и злость вырвалась наружу. Возница просто бросил ее умирать с голоду или замерзать в какой-то безвестной глуши. Гадкому, ничтожному разаульскому трусу это даром не пройдет. Вчерашние грейслендские солдаты любезно обещали вернуть возницу, если тот сбежит, и сейчас она готова принять их предложение. Ей придется пройти мили две или более по заснеженному Брюжойскому тракту, с сумкой в руках, или…
Ее взгляд упал на сани Гирайза и привязанную к дереву лошадь. Она, вероятно, сможет запрячь лошадь, это будет не так уж сложно, и она сможет быстро обернуться туда и обратно. Она могла бы уехать, пока Гирайз не проснулся и не остановил ее, найти грейслендских солдат, науськать их на сбежавшего возницу, после чего вернуть сани их владельцу, не причинив ему никакого вреда. Или — неожиданно коварно-очаровательная мысль посетила ее — она может сделать все проще: не возвращать сани Гирайзу. Украсть их. Возможно, сейчас Брюжойский тракт уже открыт, и она может продолжать свой путь в сторону Рильска или, если потребуется, нанять нового возницу где-нибудь на полпути. И Гирайз от этого не особо пострадает. Обогревальня находится на расстоянии в несколько миль от деревни Слекья, где он найдет кров, еду и какое-нибудь транспортное средство. Вреда ему никакого от того не будет, только неудобства. А она тем самым получит жизненно важное преимущество.
Не впервые с начала гонок работа ее интеллекта беспокоила ее. Украсть у Гирайза? Обмануть Гирайза? Крайне возмутительная мысль. Из каких глубин она могла вынырнуть?
Необходимость ее породила. Требования гонок. Кроме того — если ей не удастся захватить единственные сани, пока шанс предоставляется, Гирайз скоро проснется, и тогда
Она сделает то, что диктует необходимость.
Но украсть у Гирайза? Она обернулась и посмотрела на него. Его волосы снова отросли. Во сне он выглядел моложе, лицо разгладилось, покрытое бронзовым загаром, приобретенным под лучами солнц Мекзаских Эмиратов и земли О'Файских племен. Он выглядел мирным и совершенно ничего не подозревающим. Чувство вины парализовало ее, крайняя необходимость подталкивала, и, пока она пребывала в нерешительности, Гирайз открыл глаза и сел. Разочарование, злость на собственную нерешительность и глубокое облегчение беспорядочно смешались в ней.
Он только взглянул на нее и тут же спросил:
— Что-то случилось? Чарный вернулся?
— Нет. Мой возница сбежал.
— Сбежал? Как он мог так обойтись с тобой? Удивительно, как негодяй на это решился. — Гирайз тряхнул головой. — Какое несчастье.
Он издевался над ней, и ей хотелось чем-нибудь запустить в него. Ей нужно было забрать его сани, пока была возможность. Ей нужно было оставить его здесь погибать и воздать ему тем самым должное. Она совершила непоправимую ошибку.
— И что ты будешь делать теперь? — спросил он мягко. — Есть какие-то планы?
— Само собой разумеется, — ответила она с уверенностью, надеясь разочаровать его, — попрошу помощи у тех грейслендских солдат на Брюжойском тракте.
— У грейслендских солдат. Они умирают от желания помочь тебе, они страдают благотворительностью.
— Так уж случилось, что они умирают от желания помочь мне, — она улыбнулась простодушно. — Они уверяли меня, что все готовы для меня сделать, поскольку я друг главнокомандующего Сторнзофа.
— Сторнзофа. Понятно.
— Да, мы ехали вместе, — призналась она, заметив с мрачным удовлетворением, что от его веселости не осталось и следа. — Но когда нас остановили, ему позволили пройти, а мне нет, и солдаты уверяли, что я могу к ним обратиться за помощью, если мне будет нужно. Ну вот, кажется, такой момент настал.
— Понятно, — повторил Гирайз. Он задумался. — И ты, конечно же, обратишься к ним, не так ли?
— Буду просить помощь у грейслендцев, ты хочешь сказать? Они предложили, а у меня нет выбора. Я не могу пешком идти до Юкиза.
— Не надо устраивать спектакль, ты знаешь, что я не оставлю тебя здесь, и ты знаешь, что я не буду особо переживать, видя, как ты выторговываешь себе те преимущества, которые полагаются «маленькому другу» грейслендского офицера.
— А, ну наконец-то я знаю, о чем ты думаешь, — пробурчала Лизелл, приятно удивленная, и быстренько постаралась опередить его ответ. — Ты предлагаешь мне место в своих санях?
— По крайней мере, пока не проскочим все препоны грейслендской армии.
— Принимаю предложение, — ответила она и добавила с искренней благодарностью: — Спасибо тебе, Гирайз. Ты относишься ко мне лучше, чем я того заслуживаю.
— Когда-нибудь, когда ты меньше всего будешь к этому готова, я напомню тебе то, что ты сейчас сказала.
— Думаешь, дорога уже открыта?
— Это первое, что мы проверим, — ответил он — Если она все еще закрыта, нам придется выбирать. Ждать или двигаться вперед? Ждать еще один день — или отступить и обдумывать новый маршрут.
— Я не могу больше ждать. С каждой минутой Каслер уходит вперед. И Чарный тоже, насколько мне известно.
— Чарный, скорее всего, валяется в беспамятстве на холодном полу в кабаке в деревне Слекья.
— Надеюсь. В большей степени ради него искренне надеюсь на это.
Они быстро собрались, проглотили холодный завтрак и забросили свои вещи в сани. Пока Гирайз запрягал лошадь, Лизелл взяла топор и нарубила дров, как того требовала традиция. Ожидая замечаний со стороны Гирайза, она была приятно удивлена его вежливым молчанием. Он безмолвно позволил ей в полном покое сделать то, что она считала нужным.
Утреннее небо было сумеречным, затянутым тяжелыми свинцовыми облаками, солнце не показывалось.
