(aborare). Эти два собора осквернили невесту Христову и отвергли учение отцов, которые не повелевают воздавать божеское поклонение иконам, но употреблять их лишь для украшения церквей». И это еще не самое резкое, что находится в рассматриваемом сочинении. Раздражение автора не знает пределов, когда он переходит к Ирине и Константину. Они позволили себе в письме к папе выразиться: «Бог соцарствующий нам»; «Бог избрал нас, и мы ищем Его славу в истине»; «Они называют божественными свои слова и действия». Эти и подобные выражения, перешедшие из языческого римского государства в христианскую империю Константина и вошедшие в практику в Византии, конечно, не заслуживали тех упреков и порицаний, какие высказываются в указанном сочинении, тем более, что и сам Карл после принятия императорского титула и коронования в Риме не преминул воспользоваться обычаями и терминами, воспринятыми от языческой империи, и самая Западная империя удержала наименование Священной Римской империи германской нации. Тем не менее, автор делает следующую вылазку против царей: «Древнее языческое заблуждение, рассеянное пришествием Христа, оставило следы в душе этих властителей, которые тщеславятся мыслию, что в них святилище веры, и которые дерзают навязывать Церкви новшества и нелепые повеления и не 'стыдятся называть себя божественными и свои действия священными». Мы не будем останавливаться на том отделе, который посвящен полемике против деяний Никейского собора, опровержению приведенных восточными епископами мест из Священного Писания и отцов Церкви, но не можем не отметить, что здесь и тени нет того обычного у западных богословов смирения и скромного признания превосходства греческого богословского образования; напротив, с гордым сознанием своей верности древней апостольской и Римской Церкви, франкский богослов издевается над догматическими заблуждениями греков, над отсутствием у них критического смысла и в наивном самомнении посылает им такие упреки, которые совсем не обоснованы7. Такое же значение имеет собор во Франкфурте[37]. Составление полемического сочинения против Восточной Церкви и деяния Франкфуртского собора должны быть рассматриваемы под одним углом зрения: ими подготовлялся созревший уже у Карла план полного разрыва с Восточной империей и перенесения империи с Востока на Запад. Окружавшие его ученые богословы и канонисты издалека изучали этот вопрос и старались придать ему исторические и канонические основания. Как иногда непрочны и грубоваты эти основания, видно, между прочим, из следующей выходки против Ирины как женщины. Для западных государственных деятелей была недопустима мысль, чтобы женщина могла председательствовать на соборе епископов и тем более, чтобы она позволила себе публично говорить в поучение представителей Церкви. «Немощность женского пола и непостоянство духа не позволяют женщине выступать с авторитетом учительным; легко склонная к ошибкам женщина нуждается в руководстве мужчины. В священных книгах читается, что женщина дана мужчине для размножения рода, для помощи, но не сказано, чтобы она была назначена для учительства». В заключение приводятся исторические примеры, что женщины, получавшие в свое управление государства, приводили их к погибели. Ниже мы увидим, что то обстоятельство, что во главе Восточной империи стояла женщина, послужило для западных юристов основанием рассматривать империю как вакантную и возложение императорской короны на Карла как акт вполне легальный.
Здесь мы подходим к выяснению капитальной части предстоящей к разрешению в этой главе задачи. Венчание Карла императорской короной в 800 г. не было таким неожиданным для него событием, как это представляет франкская летопись. Напротив, это не только было заранее обдумано и предусмотрено, но — поскольку можно оценить факты и отношения времени Карла Великого — это было логическим выводом из целого ряда событий, которые подготовляли и методологически приводили к возложению императорской короны на Карла. В праздник Рождества в 800 г. нанесен был роковой удар Восточной империи, ибо рядом с Византией выросла новая политическая сила, обладавшая более живыми способностями и энергией юности, которая нашла в себе достаточно смелости и приспособляемости к новым условиям средневековой жизни, чтобы с большим успехом, чем Византия, осуществлять задачи империи в Европе. Олицетворением этой новой силы был Карл Великий и объединенные им германо-романские народы8.
Карл вступил на престол (786) 26 лет. В таком возрасте едва ли доставляется определенный план на всю жизнь даже у гениального человека. Широкая политическая программа Карла созревает не вдруг и выполняется постепенно; большая часть внутренних преобразований падает на вторую половину его 46- летнего царствования и не во всех подробностях им выполнена. Но есть одна черта, которую можно считать весьма характерной у Карла и которая наблюдается у него постоянно: он не терпел полумер и неуклонно проводил задуманные им планы, невзирая ни на какие препятствия. Политика Карла была в строгом смысле национальная: в своих выводах и подробностях она опиралась на германские элементы. Соединенная из различных романо-германских народностей, его империя поставлена была лицом к лицу со славянским, турецко-татарским и другими этнографическими элементами Европы. Как ни кратковременна была империя, руководимая Карлом, но именно тогда германский мир сделал самый смелый шаг в государственном, национальном и культурном отношении. Объединившись в империю Карла, германский мир имел уже естественное тяготение к обособлению при широком развитии чувства национального самосознания, которое приводило частию к порабощению соседних европейских народов, частию к распространению на них религиозного и культурного влияния.
В деятельности Карла выделяются, таким образом, два ряда фактов: 1) внешнее и внутреннее объединение всего германского мира; сюда относятся войны с саксами и лангобардами, подчинение Аквитании и Баварии; 2) наступательное движение объединенного германского мира на Восток, распространение политического влияния и христианского просвещения на славянские народности по Эльбе, равно как на аваров и славян на Дунае и Тиссе. Своими походами Карл обезопасил германцев от напора арабов и норманнов и возможного порабощения ими Европы. Более опасные пункты соприкосновения с инородными и враждебными элементами были им усилены устройством особой системы пограничных областей (марка) и сосредоточением гражданской и военной власти в руках одного лица[38]. С походами Карла на отдаленный северо- и юго-восток начинается история северо- западных и частию юго-восточных славян; в своем победоносном движении на юго-восток Карл раздвинул границы своей власти до пределов Византийской империи, так что с конца VIII в. последняя непосредственно соприкасалась с монархией Карла Великого. Для понимания последующей истории Восточной Европы в высшей степени важно дать надлежащую оценку тому положению, которое создалось к началу IV в.
На мировом театре теперь уже не господствует христианская греко-восточная империя под властию императора, рядом с ней возникла огромная европейская держава, обнимавшая народы от Дуная до Пиренеев и от Северного моря до Адриатики и даже до Рима, имевшая притом то значительное перед старой империей преимущество, что вошедшие в состав ее народы были скованы не только огнем и железным кольцом, но единством церковного и административного устройства и сознанием общности интересов. При таких условиях заранее можно было предвидеть, что победа в борьбе за существование обеспечена была за германским элементом, и что славянам предстояло испытать потери и важные поражения. Ввиду первостепенного значения затронутого вопроса для всей последующей истории Византии и, в частности, для славянской истории необходимо бросить здесь хотя бы беглый взгляд на пройденный Карлом Великим путь, который привел его к решению задачи о перенесении империи на Запад.
Первое двадцатилетие правления Карла (с 768 г.) занято было беспрерывными войнами. Удача сопровождала самые труднейшие предприятия его, поощряя к новым замыслам и более сложным задачам. Но нельзя не признать, что до 788 г. Карл лишь с лучшим успехом и большим напряжением преследовал политические задачи своих предшественников. И саксонские, и итальянские войны, не им начатые, составляли жизненный вопрос для существования Франкского государства. Рядом с австразийцами, турингами и алеманнами, составившими одно политическое целое, саксонская вольность, язычество и первобытная свобода пограничных отношений внушали постоянные опасения за спокойствие северо- восточных границ государства. Саксония была приютом крамольников и убежищем врагов государственных и церковных порядков. Начав с саксами войну, Карл волей-неволей должен был предпринимать постоянные походы в их землю, пока не дошел до Эльбы и не обезопасил спокойствие всей страны линией укреплений.
Удача в войнах с саксами и успешная дипломатия в деле присоединения Баварии открыли Карлу новый, доселе, может быть, неведомый кругозор. Соединенному романо-германскому миру предстояла задача для ограждения единства и безопасности границ вступить на чуждую почву, занятую многочисленным славянским миром. В этом направлении Карл уже не имел себе предшественников; напротив, он полагает начало новым завоевательным тенденциям, выдвинув германский мир на
