была на месте. Он надел шлем и, пока обеспечивающие затягивали крепления и подключали шланги, проверил переговорное устройство.
– «Колдун», как меня слышно, прием?
Дэвид Аллен немедленно подтвердил готовность и тут же добавил:
– Шкипер, барометр ухнул вниз, только что прошел девятьсот девяносто шесть и останавливаться не хочет. Ветер шесть, с порывами до семи. Такое впечатление, что мы оказались в наиболее опасном квадранте.
– Спасибо, Дэвид, – ответил Ник.
Он шагнул вперед, и матросы тут же подхватили его под локти, помогая сесть в парусиновую люльку для спуска за борт. Ник проверил снаряжение в последний раз, усмехнулся – «перед смертью не надышишься» – и скупо кивнул.
В машине уже не царил полный мрак, поскольку Бейкер приспособил прожектора к вентиляционной шахте, но зато черная от мазута вода без устали колыхалась от стенки к стенке под болтающимися ногами Ника, напоминая перепуганного зверя, который жаждет выбраться из стальной западни. Ветровые волны накатом били в борт «Авантюриста», врывались сквозь пробоину, формируя свои собственные мини- течения, приливы и отливы, жадно вылизывали внутренние переборки и трюмную обшивку.
– Травить помалу! – наконец скомандовал Ник в микрофон. – Еще! Стоп травить!
Свой спуск он остановил на высоте десяти футов над главным двигателем правого борта. Вода, затопившая машинное отделение, омывала агрегат, как коралловый риф: он то полностью исчезал, то вновь появлялся на глаза. Стоит замешкаться, и такое волнение подхватит человека, бросит его на механизмы тряпичной куклой, размозжит все кости... вать талевые блоки.
– Спускайте основной! – приказал он, и громадный стальной шкивблок вынырнул из тени, раскачиваясь в свете прожектора. – Стоп травить! – Ник развернул блок в нужное положение. – Травить два фута! Стоп!
Очутившись по пояс в маслянистой пенистой жиже, он изо всех сил старался продеть вилочный болт сквозь первый шкив и закрепить его на одном из шпангоутов. Каждые несколько минут вода накрывала его с головой, вынуждая беспомощно хвататься за что попало, пока наконец течение не ослабевало свою хватку, давая возможность протереть стекло шлема и вновь взяться за работу.
Минут через сорок таких мучений пришлось сделать передышку. Ник как можно ближе пристроился к теплообменникам включенного дизельгенератора, наслаждаясь их благословенным теплом, и прихлебывал из термоса крепкий приторный кофе, который сварил для него Эйнджел. По самоощущениям он напоминал боксера в перерыве между раундами: все тело ноет, каждый мускул потянут и забит от беспрерывной борьбы с кипящей эмульсией из морской воды, мазута и масла. Бока покрыты синяками и кровоподтеками от ударов о затопленные механизмы. И все же через двадцать минут он вновь встал на ноги.
– Пора, – сказал он и вернул шлем на плечи. Передышка дала ему шанс уточнить план операции, обдумать пути обхода найденных в трюме проблем; сейчас казалось, что дело пошло ловчее, хотя он и утратил чувство времени в адски грохочущей стальной пещере, и к тому моменту, когда наконец можно было завести тросик-проводник через пробоину, Ник понятия не имел, который час или хотя бы время суток. – Давайте, – скомандовал он по рации.
Под слепящим огнем прожекторов к нему опустилась бухта тонкого троса, раскачиваясь и посверкивая в такт броскам лайнера. По закоулкам машинного отделения побежали гротескные тени. Тросик, свитый из дакроновых волокон, для своего малого диаметра и веса обладал невероятной прочностью. Коренной конец закрепили на палубе, а ходовой Ник аккуратно пропустил через шкивы, следя за тем, чтобы нигде не было петель.
Затем, пустив свободный конец тросика вдоль бедра, Ник привязал его к поясу: в таком положении он не будет цепляться за края пробоины.
Сейчас Ник отчетливо понимал, насколько он близок к полному физическому истощению, и даже стал подумывать о новой передышке, однако нельзя. Не исключено, что через какой-нибудь час задачу вообще невозможно будет решить. Он постарался собрался, найти силы и с удивлением понял, что выдохся не до конца – хотя ледяные пальцы воды, казалось, проникли не только под водолазный костюм, но и в душу, отчего онемели все чувства, а каждая косточка тела отяжелела и стала хрупкой как стекло.
«Должно быть, уже белый день», – подумал он, потому как сквозь рану в обшивке сочился бледный свет, с трудом находя себе дорогу в мутной смеси из морской воды и мазута.
Ник держался за один из трюмных стрингеров футах в семи от пробоины, дыша свободно и размеренно, как и подобает опытному аквалангисту. Сейчас перед ним стояла задача определить ритм движения воды сквозь пропоротую обшивку, однако приливно-отливное действие выглядело непредсказуемым: шипучий, кипящий всос, за которым следовали три-четыре более слабых наката, затем три раза подряд сильнейший выброс, который запросто мог швырнуть пловца на кинжальные острия стальных зазубрин. Надо подобрать и использовать один из средних накатов, но мощь его при этом должна быть достаточной, чтобы одним махом вынести Ника из пробоины.
– Дэвид, готовность номер один, – сообщил он на мостик. – Держать шлюпку к подъему человека на борт.
– Принято, готовность подтверждаю, – прозвучал резкий от напряжения голос Дэвида Аллена.
– Была не была, – пробормотал Ник. Пришел долгожданный момент его волны. Оттягивать дело дальше не имело смысла.
Он проверил крепление тросика на поясе, убедился, что помех движению не будет, и стал сосредоточенно следить, как пробоина втягивает чистую зеленоватую воду, насыщенную яркими крошечными пузырями и алмазными ледяными крошками, которые пулями проносились мимо головы, недвусмысленно намекая на смертельно опасную скорость и мощь течения.
Фаза всасывания закончилась, когда трюм заполнился до равновесного состояния давлений воздуха и воды, затем поток резко изменил направление и ринулся наружу.
Ник отпустил стрингер и тут же был подхвачен водой. И речи не шло о том, чтобы плыть в таком водовороте, – он мог лишь надеяться, что удастся удержать руки по бокам, а ноги вытянутыми по струнке, изредка работая ластами и сохраняя обтекаемый профиль. вой вперед в жадную стальную пасть, он чувствовал, как стремительно разматывается бухта нейлонового тросика, скользя по правому бедру, словно на другом конце бесновался угодивший на крючок голубой марлин.
Ускорение было столь быстрым, что Нику почудилось, будто он оказался на американских горках и все его внутренности и кишочки просятся наружу. Затем коварное течение перевернуло пловца – и он отчаянно забился, тщетно пытаясь обрести контроль. Тут-то его и приложило.
Он ударился так, что тело на миг онемело, а в глазах расцвели яркие круги. Больше всего пострадало левое плечо; мелькнула даже мысль, что руку срезало стальной бритвой.
В следующее мгновение он уже крутился мельницей – а может быть, и вверх тормашками, потому что напрочь исчезло чувство ориентации и он понятия не имел, где верх, а где низ. Неясно даже, находится ли он внутри «Авантюриста». Нейлоновый тросик между тем обвил ему горло и грудь, пережав драгоценные воздухопроводные шланги, и сейчас Ник потерял возможность дышать – так младенец запутывается в пуповине во время родов.
Вновь он обо что-то ударился, на этот раз затылком, и лишь подшлемник смягчил удар. Ник выбросил руки над головой и нащупал неровную ледовую поверхность.
Его снова объял ужас, он беззвучно крикнул – и вдруг выскочил в царство света и воздуха, в месиво раскрошенного льда, где плавали и крупные фрагменты, один из которых он только что попробовал протаранить головой.
Совсем рядом возносился бесконечный стальной утес бортовой обшивки «Золотого авантюриста», а еще выше раскинулось набрякшее, покрытое синяками штормовых туч небо. Выпутываясь из нейлоновой удавки, Ник сделал два важных открытия. Во-первых, обе руки до сих пор были на месте и вполне охотно работали, а во-вторых, поджидавший его катер находился в каких-то двадцати футах и сейчас вовсю расталкивал ледовое крошево, чтобы принять своего капитана на борт.
Аварийный пластырь, уложенный на носу катера, напоминал пятитонного эрдель-терьера, мирно свернувшегося в клубок: такой же мешковатый, бесформенный и бурый.
Ник снял шлем и прямо поверх водолазного костюма набросил арктическую робу с капюшоном, скрыв
