под ним непокрытую голову. Балансиремесло, умело и спокойно подводил катер к «Золотому авантюристу», невзирая на сильную качку и волнение. Куски льдин то и дело ударяли в борта, нещадно обдирая краску, но катер был построен из стали, обладал прекрасной остойчивостью и был рассчитан именно на такие переделки.
Белый нейлоновый тросик являлся единственной связующей нитью с авральной командой, оставленной на палубах «Авантюриста». Именно эта тонкая, но прочная ниточка поможет протащить основной трос сквозь пробоину, хотя имелась, конечно, опасность истирания на иззубренных сколах льда или в клыках притаившихся под водой алчных стальных челюстей.
Ник травил нейлоновый конец из онемевших ладоней, силясь уловить малейший рывок или задержку, которые могли означать зацеп, грозивший обернуться обрывом.
Периодически отдавая сигналы рукой, он удерживал катер так, чтобы тросик-проводник уходил в пробоину чисто, не задевая ее края, затем в машинное отделение по шкивам, установка которых потребовала таких мучений, оттуда вверх по вентиляционной шахте, и, наконец, через вырезанное в дымовой трубе отверстие тросик коренным концом наматывался на барабан лебедки под придирчивым взглядом Красавчика Бейкера.
Шумные, назойливые порывы ветра мешали так сильно, что Нику пришлось скорчиться, чтобы лучше слышать закрепленную на груди миниатюрную рацию, но все равно жестяной голос Бейкера еле-еле доносился из динамика.
– Шкипер, проводник чист.
– Принято. Травим промежуточный. Начали!
Промежуточный трос был толщиной с указательный палец взрослого мужчины, а изготовили его из наилучшей шведской стали. Ник лично проверил качество сращивания с проводником: хотя нейлон и был рассчитан на такую тяжесть, стык являлся самым слабым местом.
Он кивком отдал команду, и матросы бросили ходовой конец за борт; белая нейлоновая нить тут же исчезла в холодной зеленой пучине, и черный стальной трос начал медленно сползать с вращающегося барабана.
Когда стык ударился о шкив-блок в машинном отделении, у Ника защемило сердце. Если трос заест, пиши пропало – ведь волнение на море поднялось настолько, что ни один человек не заберется в трюм. Это означало неудачу всей операции и потерю «Золотого авантюриста»: надвигающийся шторм, безусловно, разметает лайнер о камни. под завывание ветра. Барабан замедлил ход, провернулся еще на пол-оборота и застыл. Там, в трюме, что-то явно мешало тросу двигаться, поэтому Ник подал сигнал рулевому подвести катер ближе и тем самым изменить угол, под которым стальной конец уходил внутрь корпуса.
Нервы были натянуты, пожалуй, столь же туго, как и сам трос. Перед глазами стояли воображаемые нейлоновые волокна... вот они удлиняются под действием лебедки все больше и больше, начинают лопаться...
– Ну давай же, давай! – взмолился Ник, и барабан вдруг дернулся, пошел снова, трос сбегал с него гладко, охотно ныряя в море.
Голова была легкой, как перед обмороком; сквозь звон в ушах донесся голос Бейкера, с триумфом оповестившего по рации:
– Есть захват промежуточного троса!
– Не расслабляться, – приказал Ник. – Теперь ходовой основного.
И вновь начался трудоемкий, капризный, играющий на нервах процесс стравливания, только на этот раз через пробоину протягивали ходовой конец массивного, двухдюймового стального троса кабельной работы, которому помогал его меньший и не такой прочный собрат. Очередные сорок критических минут – а ведь ветер и волнение поднимались с каждой преходящей секундой, – и тут Бейкер крикнул:
– Есть захват основного! Готов тянуть!
– Отставить тянуть! – торопливо распорядился Ник. – Выбери слабину и держи! Понял? Просто держи!
Если пластырь вдруг зацепится за носовой планшир катера, тяга лебедки может запросто утопить катер.
Ник отдал сигнал, и вся пятерка сгрудилась на носу, с трудом находя себе место в громоздких, жестких робах из желтой клеенки и тяжелых рабочих башмаках. Руководя матросами, как дирижер, шкипер расставил их по периметру внушительной кипы парусины, и лишь затем махнул рулевому, чтобы тот перевел рукоятку на реверс и задним ходом отвел катер от «Авантюриста».
Кудельный ворс раздерганного пенькового линя, которым был прошит пластырь, трепетала от напряжения, передававшегося по основному тросу. Всю эту парусиновую груду предстояло теперь каким-то образом скинуть за борт.
Почти пять тонн... Совладать с таким весом было бы немыслимо, кабы не сам катер, обратным ходом стягивавший с себя зацепленный за трос пластырь. Медленно и степенно парусина соскальзывала с носа, но катер при цати градусов, гневно взревывал дизель, а единственный гребной винт бешено месил воду, пытаясь выдернуть лодку из-под чрезмерного груза.
Пластырь скользнул вперед еще на один фут и – не везет так не везет! – действительно зацепился за носовой планшир. Волна перехлестнула через борт, и матросам приходилось теперь толкать бесформенную жесткую груду по щиколотку в воде.
Должно быть, в эту минуту в Нике сработал некий инстинкт, чувство опасности. Что-то заставило его обернуться. В глубине бухты, у самой кромки льда лежал в дрейфе «Колдун» – а еще дальше, за буксиром, поднимался внушительный вал, чей гребень исказил линию горизонта. Это был лишь предшественник по- настоящему колоссальных волн, которые шторм гнал перед собой – так охотник науськивает борзых. Впрочем, и теперешних волн хватало, чтобы «Колдун» резко взбрыкивал кормой и по самый полубак зарывался в воду, которая даже не успевала сбегать в шпигаты.
Вал достигнет незащищенного и перегруженного катера через двадцать пять секунд, он с размаху ударит в борт... А ведь нос и так уже подтоплен, массивный зацепившийся пластырь держит, словно якорь... Катер накроет полностью, и все пять членов команды погибнут буквально за минуты: если не утянут на дно тяжелые робы, так заморозит ледяная пучина.
– Бейкер! – отчаянно рявкнул Ник в микрофон. – Тащи, раздери тебя в душу, тащи!
Спустя миг трос дернулся вперед, увлекаемый могучей лебедкой «Золотого авантюриста»; от такой тяги катер еще сильнее клюнул носом, и вода каскадом обрушилась на планшир.
Ник схватил одно из дубовых весел и сунул его под пластырь, в то место, где зацепилась парусина, и всем телом налег на эту импровизированную вагу.
– Помоги! – крикнул он ближайшему матросу и сам показал пример как надо работать. В глазах потемнело, спинные мышцы вздулись буграми и были готовы лопнуть от напряжения.
Море неумолимо затапливало катер, теперь вода была почти по колено – а из бухты на них шла большая волна. Ее могучая поступь была неслышной, ничто не могло устоять на ее пути, она небрежно сметала прочь массивные глыбы льда, не задерживаясь хотя бы на крошечную долю секунды... вобожденный из-под непосильной ноши катер вздыбился, и Ник бешено замахал обеими руками, приказывая рулевому поставить нос к волне.
Подхваченные гребнем, они взлетели так, что палуба ушла из-под ног. Из-за спины раздался грохот – вода ударила в корму «Авантюриста», взорвавшись бешеным облаком пены, которую тут же смахнул ветер.
Расталкивая тяжелые обломки пакового льда, рулевой уже вел катер к заждавшемуся «Колдуну».
– Стоп мотор! – махнул ему Ник. – Задний ход! – На ходу сбрасывая клеенчатую робу, он неуклюже заторопился на корму и там прокричал рулевому прямо в ухо: – Стоять здесь! Я иду на погружение! Надо проверить!
Ошарашенный матрос чуть ли не умоляюще взглянул шкиперу в глаза. Ему хотелось как можно быстрее выбраться из этой передряги, вновь очутиться в безопасности, на борту «Колдуна» – но безжалостный Ник уже надел водолазный шлем и теперь подключал шланги.
Пластырь до сих пор тяжелым тараном бился о борт «Золотого авантюриста», так как воздушные карманы и пенька придавали ему положительную плавучесть.
Ник нырнул прямо под него и оказался в двадцати футах от водоворота, который создавала
