должно было отойти к Базилу Рейли, самому заслуженному и опытному из всех шкиперов компании. Однако Рейли был человеком Берга, и Дункан воспользовался катастрофой с «Золотым авантюристом», чтобы спровадить старого моряка на досрочную пенсию.
Рандл, конечно, довольно молод для такой ответственности – едва перевалил за тридцать, – однако его подготовка и отзывы были безупречны, к тому же он с отличием окончил школу танкерных капитанов во Франосвоении специфических приемов управления этими уродливыми гигантами; для этого были созданы искусственные озера и уменьшенные копии гаваней, причем практические занятия проводились с тридцатифутовыми моделями балкеров, которые обладают теми же особенностями судовождения, что и настоящие танкеры.
Поскольку именно благодаря Дункану молодой капитан получил это назначение, он был ему верным союзником и активно отстаивал принципы проектирования и строительства судна, когда его атаковали репортеры с подачи Николаса Берга. Да, Рандл был лоялен, и в глазах Дункана это соображение значительно перевешивало молодость и неопытность шкипера.
Важные гости вышли из лифта на просторный сверкающий мостик современного судна, где им поспешил засвидетельствовать свое почтение капитан Рандл, коренастый мужчина с бычьей шеей и выпяченной тяжелой челюстью, которая свидетельствовала о великой целеустремленности – или великом упрямстве. Его приветствие было точно выверенным сочетанием теплоты и услужливости, и Дункан с одобрением отметил, что даже к мальчику капитан отнесся уважительно. Рандл был достаточно умен и сознавал, что когда-нибудь этот паренек станет главой «Флотилии Кристи». Дункану нравились люди, умеющие мыслить намного вперед, хотя даже Рандл оказался не вполне готов к вопросам Питера Берга.
– Капитан, можно посмотреть машинное отделение?
– Хм... прямо сейчас?
– Да. – Понятное дело, с точки зрения Питера, этот вопрос был совершенно лишним. – Если вы не возражаете, сэр, – быстро добавил он. Сегодняшний день являлся временем свершений и открытий, а завтра... Завтра терялось в туманной дымке будущего. Так отчего бы не проделать это прямо сейчас?
– Ну... э-э... – Капитан понял, что просьба была высказана совершенно серьезно и от этого мальчишки так просто не отделаешься. – В ночное время мы идем полностью в автоматическом режиме. Там сейчас никого нет... Не стоит будить старшего механика, как ты считаешь? День ему выпал очень напряженный.
– Да, сэр... Наверное. – Испытывая горькое разочарование, но признавая логику капитанского аргумента, Питер кивнул.
– Впрочем, я уверен, что стармех будет рад видеть тебя в гостях сразу после завтрака.
Старшим механиком на борту – или «дедом» – был шотландец, оставивший в Глазго семью из трех сыновей, младший из которых как раз примальчишке. Не прошло и суток, как Питер стал любимцем команды и щеголял в настоящем фирменном комбинезоне, который ему подогнали по росту, а стюард-индус вышил на спине «Питер Берг». Мальчик носил яркожелтую каску, сдвинув ее под тем же лихим углом, что и у «деда», а в заднем кармане держал кусок ветоши, вытирая ею замасленные руки всякий раз, когда помогал котельным машинистам прочищать топливные фильтры – самая грязная работа на борту... и самая увлекательная.
Хотя любимым «рабочим местом» мальчика было машинное отделение, где царили грубовато-дружеская атмосфера и неограниченный доступ к бутербродам, какао, а также солидолу, который превращал человека в настоящего профессионала, Питер не гнушался и другими формами несения вахты.
Каждое утро начиналось с того, что мальчик присоединялся к старшему помощнику, когда тот выполнял свой обход. Начав с бака, они добирались до юта, по ходу дела проверяя каждую нефтяную гондолу, каждый ее клапан и каждый из тяжеленных гидравлических замков, которые удерживали ее пристыкованной к шпангоутам основного корпуса судна. Но самой важной задачей, конечно же, была проверка датчиков нефтеналивных отсеков, которые с прецизионной точностью определяли состояние газовой смеси в воздушных карманах под главными палубами гондол.
«Золотой рассвет» работал по так называемой инертной схеме, чтобы поддерживать безопасное состояние газовоздушной смеси. Выхлопные газы главной силовой установки улавливались, фильтровались в скрубберах и поглотителях для удаления агрессивных сернистых соединений, а затем, очищенные практически до состояния углекислого газа в смеси с окисью углерода, закачивались в подпалубное пространство гондол. Испаряющиеся пары летучих компонентов сырой нефти смешивались с этими выхлопами и образовывали газ, переобедненный кислородом, а потому невзрывоопасный.
Но достаточно было произойти утечке через один из сотен клапанов или стыков, чтобы в резервуары проник воздух. Вот почему проверки герметичности были столь тщательными, начиная от непрерывного электронного контроля за каждым нефтеналивным отсеком и кончая ежедневным осмотром, в котором Питер оказывал помощь.
Как правило, мальчик покидал старпома и его бригаду матросов на кормовой надстройке, после чего мог, к примеру, заглянуть в центральную насосную, где постоянно дежурили два механика. ды по их загрузке и разгрузке, закачке инертного газа или включению гигантских центробежных насосов, чтобы перераспределить нефть между отсеками, тем самым регулируя дифферент танкера во время частичной откачки или при полной отстыковке одной или нескольких гондол.
В насосной имелось нечто вроде витрины, которая привораживала к себе Питера. По сути дела, это был шкафчик, содержащий в себе образцы взятой на борт нефти. Поскольку все резервуары «Золотого рассвета» заполнялись на одном и том же наливном терминале, куда поступала нефть от единственного месторождения, все колбы были промаркированы идентичной надписью: «М/Р ЭЛЬ-БАРРАС, ЦИСТЕРНА „С“, КАДМИЙ ВЫС. КОНЦ.».
Питеру нравилось брать в руки одну из колбочек и разглядывать ее на свет. Раньше он почему-то всегда думал, что сырая нефть вязкая и напоминает смолу, однако эта была жиденькой как человеческая кровь, а если колбочку потрясти, то на просвет тонкий слой нефти на стенках казался темно-красным, опять-таки как кровь.
– Одни марки сырца черные, другие желтые, а нигерийская нефть, к примеру, вообще зеленая, – объяснил ему старший оператор. – Правда, вот такую, красную, я вижу впервые.
– Это, наверное, из-за кадмия, – сказал Питер.
– Наверное, – без тени улыбки согласился мужчина. На борту очень скоро поняли, что с Питером Бергом лучше не разговаривать свысока. Мальчик считал, что с ним должны обращаться как с равным.
К этому времени утро было уже в самом разгаре, и проголодавшийся Питер отправлялся на камбуз, где его принимали, как заезжего принца. За несколько дней он полностью освоился в лабиринте пустынных коридоров. Супертанкеры тем и отличаются, что по ним можно бродить часами, ни разу не встретив другого человека. Исполинские размеры, крошечная команда... Что ж, вполне естественно, что единственное место, где всегда можно найти людей, – это ходовой мостик, расположенный на верхнем ярусе кормовой надстройки.
Понятное дело, для Питера мостик был обязательным пунктом остановки.
– С добрым утром, Буксир, – приветствовал мальчика вахтенный помощник. Питеру дали это прозвище в самое первое утро, когда он за завтраком объявил: «Танкеры, конечно, отличная вещь, но я лично стану капитаном буксира, как мой отец». тогда Питер некоторое время работал рулевым. Иногда он помогал младшим офицерам работать с секстаном, замеряя высоту солнца в качестве упражнения, а потом сравнивая результаты с навигационной спутниковой системой «Декка». Уделив несколько минут на общение с капитаном Рандлом, мальчик решал, что настало наконец время принимать свою истинную вахту, то есть идти в машинное отделение.
– Мы уж тебя заждались, – бурчал «дед». – Давай, Буксир, натягивай робу, полезем в гребной туннель.
Неприятным периодом дня был, конечно, «коктейльный час», который протекал в каюте собственника судна. Мать настаивала, чтобы на это время Питер смывал с себя мазут и смазку, переодевался в лучшее, после чего забесплатно выполнял обязанности стюарда.
Это была единственная оказия, когда Шантель Александер общалась с судовым комсоставом, – затея выглядела страшно натянутой и скучной, и Питер мучился ею, как никто другой. Впрочем, все остальное время он успешно избегал смирительной рубашки запретов и правил, которые установила мать, не говоря уже про ненавистную и молчаливо презираемую фигуру Дункана Александера, его отчима.
