пойти и уделить минутку Цизетте. Не то она расстроится, да и кто может осудить ее? Видишь, вон она там, со своим новым малюткой.
Цизетта… Смешливая, задиристая, легкомысленная молодая Цизетта - замужем и с ребенком? Когда она успела? И за кем замужем?
Ренилл развернулся и решительно направился к ней, не замечая сладкого хихиканья за спиной. Он быстро пересек обширную гостиную и, приблизившись, заметил, что младенец у нее на руках невероятно уродлив. Щекастое бурое личико с широкими ноздрями и большим безгубым ртом. У него мелькнула мысль, что Цизетта вышла за туземца, иначе откуда бы взяться такому смуглому ребенку, но это было невозможно, такого просто не могло случиться…
Цизетта в'Эрист подняла глаза - по-прежнему самые голубые в мире глаза - и улыбнулась, показывая ему самые очаровательные на свете ямочки на щеках.
– Ренилл! - воскликнула она прежним, звонким и певучим как флейта голоском. - Иди сюда, познакомься с моим новым чудесным малюткой!
Чудесный малютка разинул очаровательный ротик, и оттуда выстрелил дюймов на четырнадцать тонкий синеватый язычок. Пролетавшая мимо муха приклеилась к кончику языка и вместе с ним втянулась обратно. Пасть малютки захлопнулась.
«Лесной младенец», местное земноводное, получившее это название за карикатурное сходство с новорожденными человеческими детьми. Авескийцы держались от них подальше, считая, что это животное приносит несчастье, но вонарские женщины и дети часто брали их в дом в качестве любимцев. Ренилл уже сталкивался с ними прежде, но на этот раз был застигнут врасплох и полностью попался на розыгрыш. Он почувствовал странное отвращение.
– Его зовут Муму Великолепный. Он любит летучих мушек и лесть. Ужасно тщеславен! Я от него без ума, он может делать со мной что хочет, прекрасно это понимает и беззастенчиво пользуется. Но что я могу поделать? - Она беспомощно пожала плечами.- Я влюблена.
– Счастливчик Муму. Надеюсь, он ценит свое счастье.
– О, нет! - Цизетта оттопырила губки.- Он настоящее чудовище, во всех смыслах этого слова. Он ужасно обращается со мной.
– Может быть, в том-то и секрет его успеха. Однако ты, кажется, прекрасно переносишь страдания. Материнство тебе к лицу.
– Правда? О, но я стала такой старой, такой глупой, такой скучной! Просто дряхлая старуха!
– Сколько тебе, двадцать два?
– Негодяй! Мне двадцать один! Я действительно выгляжу такой старой?
– Ты выглядишь прелестной, как всегда.
– Вот так-то лучше. Ты начинаешь исправляться. В награду я разрешу тебе подержать Муму.
Ренилл не испытывал ни малейшего желания держать Муму.
– Он, кажется, предпочитает твои руки, как любое мало-мальски разумное существо. Не будем его тревожить.
– Я думаю, ему это пойдет на пользу, - Прелестная морщинка прорезала лобик Цизетты.- Слишком уж он уверен в себе, в своей власти надо мной. Небольшой урок пойдет ему на пользу. Пусть-ка поревнует. - Переложив лесного младенца на одну руку, она сделала два шага, положила свободную руку на плечо Ренилла и, поднявшись на цыпочки, потянулась губками к его губам, чтобы только, в последний момент изменив направление, невинно коснуться губами его щеки. На секунду она застыла, давая ему вдохнуть исходящий от нее аромат цветов. Со стороны можно было подумать, что она напугана собственной храбростью: глазки опущены, прикрыты пышными длинными ресницами.
– Вот так, уважаемый Муму. Будете знать! - сурово пропела она.
Цизетта в'Эрист в своем репертуаре. Простенько, но тем не менее работает. Искусственная наивность не умаляла воздействия безупречной белой кожи и клубничных губок, в которых не было ничего искусственного.
В прошлом году такой дразнящий поцелуй заставил бы его умолять о свидании в оранжереях. Сегодня он оставался на удивление безразличен. Не то чтобы ее кожа потеряла свою свежесть - просто он думал совсем о другом лице - с тонкими чертами, кожей чуть тронутой благородным золотом слоновой кости, обрамленном иссиня-черными прядями - это лицо казалось как-то реальнее и ближе, чем-то, что наяву смотрело на него.
– Не слишком ли я жестока к бедняжке Муму, Ренилл? - Цизетта подняла на него озабоченные голубые глаза. - Ты считаешь меня злой и жестокой?
– В худшем случае немного ехидной, - он улыбнулся, скрывая нарастающее нетерпение. Странно. Шалости Цизетты часто раздражали и даже бесили его, но никогда до сих пор ему не было с ней скучно. Ему хотелось выбраться отсюда и поскорей разыскать Зилура. Хотя он ведь обещал Тиффтиф час…
Цизетта моргнула. Под маской младенческой невинности скрывался острый ум, и девушка сразу заметила равнодушие поклонника, немедленно попытавшись отвоевать потерянные позиции посредством улыбок и восхищенных взглядов.
Опять же типично. Умоляй он о свидании, она бы разыгрывала холодность, заставив его долго упрашивать, прежде чем даровать согласие, а потом, скорей всего, забыла бы прийти, оставив его тщетно дожидаться, пока не иссякнут надежда и терпение. Однако при первом намеке на то, что он остывает, она изо всех сил старается восстановить свою власть.
Сегодня ее атаки нетрудно было отражать, и Ренилл обнаружил, что наблюдает за ее выступлением как сторонний зритель, пусть даже искренне восхищенный прелестью актрисы. Он еще несколько минут поддерживал легкомысленную болтовню, зашел, откланялся и перешел к собравшимся в комнате гостям, от которых удалось почерпнуть кое-какую информацию. От Квисса в'Икве, щеголеватого владельца плантации Алмазного Листа, он узнал, что едва ли не половина плантаторов, встревоженных последними событиями, отослала малолетних детей в Вонар к родственникам. Лайлли Бозир, седовласая хозяйка Азуренны, поведала, что все больше ее сборщиков листа бросают работу и исчезают в неизвестном направлении. А от одного из бевиареттских слуг Ренилл услышал, что умури Зилур перебрался в заброшенную прибрежную хижину на северном краю владений Во Чаумелля.
Час наконец истек, и Ренилл поспешно распрощался.
Снова под открытым небом. Дело шло к вечеру, тени стали длиннее, но зной все еще стоял невыносимый. Вонарский пробковый шлем неплохо защищал голову от солнца, но широкополая плетеная шляпа была бы лучше. Полотняная рубашка была не слишком жаркой, но в широкой авескийской тунике удобнее, она лучше проветривается…
Вернувшись к причалу, Ренилл торопливо прошел по берегу на север. Через двадцать минут он уже стоял перед хижиной Зилура - крошечным глинобитным домиком, крытым речной травой. Из отворенной двери слышался высокий детский голос.
Знакомые слова. У Зилура ученик.
Ренилл подошел ближе и заглянул внутрь. Умури, скрестив ноги, восседал на тростниковой циновке. Напротив него сидел черноголовый мальчонка со знаком касты Потока на рукаве. Всего один ученик. Прежде Зилур учил сразу десятерых, а бывало и дюжину. Сказывается запрет Совета Округа.
Тень Ренилл а упала на покрытый циновками пол. Ученик обернулся и увидел в дверях худощавого Высокочтимого. Парнишка мгновенно уткнулся носом в глиняный пол.
– Смотри, как он прекрасно воспитан.- Зилур блеснул на гостя черными глазами. - Какого совершенства покорности достиг этот ребенок!
Ренилл промолчал.
– Иди, мальчик, - посоветовал умури. - Вернешься позже.
