Зора встала и прижала свою сумку к груди.
— Большое вам спасибо.
— Насколько я знаю, вы выбрали класс профессора Пилмана? Очень хорошо. А что еще вы планируете…
— Я взяла класс по Платону, записалась к Джейми Пенфрюку на первую часть цикла по Адорно[29] и обязательно буду ходить на лекции Монти Кипса. В воскресенье читала его статью в «Веллингтонском вестнике», где он требует найти корректную замену термину artes liberales[30]. Консерваторов, видите ли, притесняют, и им нужна защита в университетской среде. — Здесь Зора не преминула закатить глаза, покачать головой и вздохнуть. — Бред. Ясно ведь, что у нас все на особом положении — и черные, и геи, и либералы, и женщины. Все, кроме бедных белых мужчин. Тем не менее, я хочу послушать, что он скажет. Мой девиз: врага нужно знать в лицо.
В ответ Джек Френч вяло улыбнулся, открыл дверь и закрыл ее, когда Зора ушла. Затем поспешно сел назад в кресло и достал с полки том «Краткого оксфордского словаря». У него возникло подозрение, что слово «застить» имеет более сложную этимологию, чем кажется на первый взгляд. Может быть, оно одного корня с теми жуткими птицами, которых истребил Геракл, стимфалидами? Нет, ничего подобного. Джек закрыл фолиант и почтительно вернул его на полку к его собрату. Эти два кирпича не всегда оправдывали его ожидания, но в более глубоком смысле никогда не подводили. Джек снял трубку и позвонил секретарю факультета, Лидии.
— Лидди?
— Да, Джек.
— Как вы, дорогая?
— Я в порядке. Дел по горло, вы же знаете. В первый день семестра колледж стоит на ушах.
— Вы удивительным образом умеете это исправить. Думаю, все до единого уже знают, что им надо делать.
— Ну не все. Вокруг еще слоняются дети, которые даже собственной задницы в штанах не сыщут. Простите мне мой французский, Джек.
Джек простил Лидии и это, и ее невольный каламбур[31]. Есть время обиняков и время правды в лицо, а поскольку на последнее Джек способен не был, он ценил острый бостонский язычок Лидии и его способность призвать к порядку целый факультет. Отбившиеся от рук студенты, упрямые электрики, бестолковые сисадмины, уборщицы-гаитянки, пойманные за раскуриванием травки в душевых, — Лидия строила их всех. Джек мог позволить себе быть выше всяких дрязг, только потому что Лидия неизменно принимала огонь на себя и разводила тучи руками.
— Лидди, вы не знаете, где я могу найти Клер Малколм?
— Как поймаешь лунный луч рукой?[32] — задумчиво проговорила Лидия, обожавшая цитировать мюзиклы, которые Джек никогда не видел. — Я только знаю, что через пять минут у нее занятие. Но это совершенно не значит, что она на него придет. Это же Клер.
Лидия ехидно рассмеялась. Джек не поощрял ехидства в адрес профессоров со стороны представителей администрации, но одернуть Лидию не мог. Она была сама себе командир. Без нее в вотчине Джека царили бы хаос и запустение.
— Я не помню, чтобы я видела Клер Малколм в этих стенах до полудня. Впрочем, может быть, мне просто не повезло. Я слишком занята по утрам, чтобы сидеть у окошка, попивая кофе со сливками.
Для женщин вроде Лидии женщины вроде Клер были чистым недоразумением. Все успехи в жизни Лидии объяснялись ее фантастическими организаторскими способностями и профессионализмом. Не было такого учреждения в Штатах, которое она не могла бы преобразовать и реформировать, и в глубине души Лидия знала, что через несколько лет, покончив с Веллингтоном, она переберется в Гарвард, а оттуда куда угодно, может быть, даже в Пентагон. Она была мастером своего дела, а в ее американском мире уровень профессионализма равнялся занимаемой должности. Ты начинаешь с создания картотеки для какой-нибудь химчистки в Бэк Бее[33] и заканчиваешь управлением сложнейшей базой данных самого президента. Лидия знала, как она достигла того, чего достигла, и куда ей дальше двигаться. Но она совершенно не понимала, как достигла своего положения Клер Малколм. Как может женщина, теряющая ключи от кабинета по три раза в неделю и не знающая, где взять канцелярские принадлежности, после пяти лет работы в колледже, носить громкий титул старшего профессора сравнительного литературоведения и получать зарплату в размере, прекрасно известном Лидии, поскольку Лидия имела дело с зарплатными ведомостями? В довершенье зла она еще и роман завела на рабочем месте. Лидия знала, что Клер Малколм творческая личность, но для нее это ничего не значило. Ученые степени она уважала — когда Джек опрокидывал кофе на документы, Лидия вспоминала про две его диссертации и смягчалась. Но поэзия?
— Вы не знаете, в какой аудитории у нее должно быть занятие?
— Одну минуту, Джек. Где-то у меня это было… Помните, она как-то устроила занятие на скамейке у реки? Ее иногда заносит. Это срочно?
— Нет, — пробормотал Джек. — Не то чтобы очень…
— Корпус Чепмена, 34С. Хотите, я пошлю ей записку? С кем-нибудь из студентов.
— Нет, я сам пойду и… — сказал Джек, рассеянно тыкая ручкой в мягкую, податливую черноту в центре письменного стола.
— Джек, у меня тут первокурсник, и он выглядит так, как будто кто-то повесил его пса. Ты в порядке, милый? Позвоните мне позже, Джек, если вам что-нибудь понадобится.
— Хорошо, Лидди.
Джек снял свой пиджак со спинки кресла и надел его. Он уже взялся за ручку двери, когда зазвонил телефон.
— Джек? Это Лидди. Клер Малколм пронеслась мимо меня быстрее, чем Карл Льюис[34]. Она будет у вас через три секунды. Я послала в ее класс сказать, что она опоздает.
Джек открыл дверь и в который раз подивился точности Лидии.
— Клер?
— Привет, Джек. Я спешу на занятие.
— Как дела?
— Ну… — Клер подняла солнечные очки на лоб. О том, как у нее дела, она могла рассказывать при любом цейтноте. — Война продолжается, президент — осел, поэтов никто не слушает, мир катится в тартарары, а я собираюсь в Новую Зеландию. И у меня сейчас занятие. В общем, все как обычно.
— Да, времена темные, — торжественно произнес Джек, по-пасторски сплетая пальцы в замок. — Но мы должны делать свое дело, Клер, — что нам еще остается? Тебе не кажется, что в наши дни университеты сдвигают щиты с четвертым сословием, пробуя свои силы в пропаганде, помогая озвучивать политические проблемы? Мы тоже сидим «там, в галерее репортеров»{19} .
Даже по меркам Джека это был изрядный крюк на пути к тому, что он хотел сказать. Он сам удивился своему маневру и теперь стоял напротив Клер с лицом, в котором читалось продолжение его мысли, так, впрочем, и не высказанное.
— Хотела бы я так думать, Джек. Во вторник прошла антивоенная акция во Фрост Холле[35]. Явилась сотня студентов. А в 1967 году, по словам Элли Рейнхолд, в веллингтонской акции против войны во Вьетнаме участвовало три тысячи человек, и Аллен Гинзберг[36] в том числе. Последнее время я просто в отчаянии. По-моему, люди вокруг больше напоминают первое сословие, нежели четвертое. Ох, Джек, я опаздываю, мне надо бежать. Может, встретимся в обед?
Она повернулась, чтобы идти, но Джек ее не пустил.
— Что, выражаясь образно, в меню вашей творческой кухни? — спросил он, кивая на книгу, которую Клер прижимала к груди.
— То есть что мы читаем? Как водится, меня.
