— И чудес! — добавил священник.
Все умолкли, и долго-долго молчали, объятые каким-то необычайным волнением; двое из них думали только о божественном промысле, но Заал оставался весь во власти мирских тревог.
Вдруг грянул гром и раскаты его прокатились по небу от края до края, словно по поднебесью с грохотом пронеслись колесницы.
— Свят, свят! — повторил эристав и снова перекрестился.
— Повелитель туч проследовал в горы! Да будет благословенна его благодать!
В эту минуту где-то вдали снова несколько раз подряд грянул гром, и горы, как бы вторя ему, отозвались эхом.
— А-а! Ударило где-то! Черту в голову! Черту в голову! — весело приговаривал, вставая с тахты, Заал.
Хлынул дождь, потоки его заливали балкон. Заал и его супруга ушли в комнаты. Мариам тотчас же устремилась к божнице, чтобы зажечь перед иконами свечи. Отец Кирилл, оставшись в одиночестве на балконе, преклонил колени, и простирая горе руки, произнес с благоговением:
— Господи, обрати свой взор на страждущую христианскую страну, и да сбудется, по милости твоей, сей сон ей во благо!
И долго стоял он так, словно окаменев, только губы чуть шевелились и слезы градом падали на белоснежную бороду.
Выйдя ранним утром на балкон, Заал окинул взглядом густо заросшие кустарником берега Арагвы. Тут же, вытянувшись у стены, стоял пожилой, уже с проседью, управляющий и угодливо смотрел в глаза князю.
— А ведь сбылся, да и только, сон нашего Кирилла. И в самом деле Арагва извивается здесь, словно дракон! Сколько лет живу на свете, а не видел такого разлива, — сказал эристав.
— И мне тоже не приходилось, да не лишит меня бог вашей милости! Все вокруг размыло — леса, луга; и мосты, где были, говорят, снесло, даже каменный; дороги отрезаны, а ведь на том берегу застряли наши пастухи! — доложил Заалу управитель.
— Так что ж? И там ведь наши земли… За неделю вода спадет, горные реки быстро мелеют…
— Спадет и раньше, а все-таки плохо, что пастухи два-три дня проторчат без дела.
— Неужто там не найдется для них работы?
— Работа, конечно, найдется, только известное дело: раз не стоишь над головой, сами никак не додумаются! Будь они сегодня под рукой, сунул бы им веревки с крючьями и поставил на берегу у излучины вылавливать бревна… И запаслись бы мы дровами, принесенными, можно сказать, прямо к воротам.
— И в самом деле, откуда столько лесу несет? То и дело всплывают бревна…
— Видно, смыло потоком заготовленный в горах лес, да прямо в реку…
— Должно быть… Но разве некого больше поставить?
— Люди-то есть, как не быть! Да у каждого своя работа, оттого и досадно мне, что пастухи слоняются без дела…
— Дров, милый, заготовьте побольше, сколько рук хватит. Известь понадобится, пережигать придется, чтоб церковь подправить. Священник не дает мне покоя, да и княгиня требует: «Побелить, говорит, надо бы…» Дело доброе, богоугодное, да и дрова, что рекой принесло, — хорошие, чистые дрова, вот и пойдут на святое дело.
— Воля ваша, батопо.
Во время этой беседы вдали на лугу показался всадник. Он мчался прямо к замку. Заал увидел его и сказал:
— Либо безумец какой-то, либо беда над ним стряслась… Слыханное ли дело, чтобы человек пустился в путь без шапки, с непокрытой головой?..
Управитель вгляделся попристальнее и, улыбнувшись, ответил:
— Имеретин, должно быть; а папанаки
— Имеретин? Но как и зачем попал он сюда?
— Не могу знать, ваша милость, только наверняка имеретин — и коня горячит как-то не по-нашему…
Тем временем всадник подъехал к Арагве. Увидав, что мост снесен, несколько раз проскакал вверх и вниз по берегу в поисках брода, затем повернул коня и отъехал прочь от реки.
— Ага, видно плохи твои дела, имеретин! Извини, пожалуйста, что мост не припасли для тебя! — насмешливо воскликнул Заал и снова обратился к управителю: — Вообр
— Не обойтись ему без знахарки, клянусь вашей милостью, не то сердце лопнет от страху! — ухмыляясь, поддакнул управитель.
Всадник, проскакав несколько раз взад и вперед по лугу, разогнал коня, направил его прямо к реке и, пришпорив, кинулся в круто вздымавшиеся волны; и конь и всадник мгновенно скрылись из глаз, словно их поглотила пода. Немного погодя показалась голова коня — он плыл наперерез течению. А всад
Он был уже близок к цели, но в эту минуту плывущее по реке огромное бревно налетело на коня, сбило его в сторону и отнесло течением пониже того места, где можно было выбраться на берег. Всадник отпустил поводья, и в одно мгновение конь вместе с седоком очутились в водовороте.
— Эй, люди, кто посмелее? Живо па помощь! Зовите пловцов! Спасите его! — кричал Заал.
Попав в водоворот, конь перестал бороться, как бы отдавшись на волю судьбы; это была только короткая передышка, — ободряемый гиканием седока, он вырвался из водоворота, но тут его понесло и закружило в кипении водопада; седока выбило из седла; схватившись за гриву, он плыл рядом с конем.
Долго следил за пловцом эристав, но вот и он и его конь скрылись из виду.
— Бедняга! — воскликнул с сожалением князь. — Здесь, в этой пучине, их еще можно было спасти, но там — страшный водопад, кто туда сунется…
Князь торопливо направился к двери, но в это время на балкон выбежала испуганная Мариам: она слышала, как муж ее звал на помощь. Князь рассказал ей о том, что случилось.
— Там уж, видно, не избежать ему гибели, — заключил он.
Мариам пронзительно вскрикнула.
— О, злосчастная его мать! — причитала она, хлопая себя по коленям и царапал щеки.
Облегчив сердце слезами. Мариам взялась за псалтырь и обратилась, по привычке, к «Канону страстей».
На балкон робко вошел управитель и кашлянул, чтобы привлечь к себе внимание князя.
— Что же ты сделал? Послал на помощь? — спросил его Заал.
— Послал, ваша милость, но пловцы испугались, не осмелились сунуться в воду… Уж очень разбушевалась река.
— Унесло, значит?
— Унесло, да недалеко… Выкинуло тут же за поворотом, где обычно застревают и сбиваются кучей бревна.
— Надо бы вытащить как-нибудь, грешно так бросать, — сказала княгиня.
— Да кому он теперь нужен, госпожа моя? А был на редкость хорош! Иза сто золотых не уступил бы отец своему родному сыну!
— Ты, видать, спятил, управитель? — прервал его князь. — Разве можно так говорить о христианской душе?
