шушукался с солдатами». Эти мысли как молнии мелькнули у меня в голове, и я приготовился к схватке. Насторожились и внутренне подобрались замполит с техником. Солдат опять насмешливо посмотрел на меня и потом решительно пододвинул ко мне стакан.
– Товарищ майор, мы тут между собой обсудили все, что вы сказали нам на построении, и решили: сухой закон на вас и офицеров батареи не распространяется, ну а мы уж больше пить не будем. Так что пейте на здоровье, – солдат еще ближе пододвинул ко мне стакан, встал из-за стола и вернулся на нары. Павел Павлович смущенно хмыкнул, быстренько налил себе, технику и отцу Большакова.
В течение часа мы сидели за столом, потихоньку выпивали, я рассказывал Кушмелеву о том, как мы готовились и воевали. Солдаты сидели на нарах и тоже с любопытством прислушивались к моему рассказу о боевых действиях полка.
В конце рассказа я вытянул из-за кровати пулемет:
– Ну, и в дополнение ко всему сказанному, на время пребывания в батарее вы, товарищ майор, подчиняетесь всем моим приказам и за вами закрепляется пулемет. Пользоваться умеете?
Павел Павлович подтянул к себе пулемет и стал задумчиво его рассматривать:
– В принципе знаю, но нужно дополнительное занятие.
Через пять минут он и Кирьянов с увлечением разбирали и собирали пулемет, щелкали затвором. Павел Павлович брал навскидку и, пытаясь прицеливаться, водил стволом пулемета из стороны в сторону, опустив его на уровень бедер, пока не выбрал положения, из которого было удобно стрелять и держать оружие.
– А пострелять можно? – возбужденно спросил он.
– Завтра. Завтра, Павел Павлович, замполит выведет на передок, там и постреляете. А пока ночь отдежурите без стрельбы.
Пара дней прошли нормально, но сегодня ночью, уже под утро, внезапно вспыхнула стрельба в районе взводного опорного пункта восьмой роты, который встал на стыке полков. Мы переполошились, развернулись в ту сторону, но стрельба как вспыхнула, так же внезапно и прекратилась. Утром пришел оттуда Толик Соболев: какая-то группа пыталась пробраться в нашу сторону со стороны Грозного и наткнулась на пехоту. В результате скоротечного боя с обеих сторон потерь не было. Неизвестные отошли обратно.
Кушмелев и Большаков после обеда ушли в штаб полка, решать вопросы убытия домой. Завтра делегация после обеда уезжала в Моздок, чтобы оттуда вечером вылететь в Улан-Удэ. Вместе с ними решил ехать и Большаков-старший. Честно говоря, я привык к обоим, особенно к Павлу Павловичу, который как-то сразу влился в наш коллектив и принимал активное участие в жизни батареи. Большаков несколько сторонился нашей компании и был больше с сыном.
Завтра также кончалось и перемирие между нашими войсками и боевиками. Вечером они влезли в мою радиосеть и стали, как обычно, угрожать нам. Врубив на радиостанции максимальную громкость, я предложил послушать боевиков обоим отцам. Несколько духов, перебивая друг друга, на разные лады рассказывали, что в ночь с 22 на 23 февраля они нам устроят «ночь длинных ножей» и всех вырежут, тем самым они почтят память предков, которых 23 февраля 1944 года советская власть силой вывезла в различные районы СССР. Выслушав эту белиберду, я в течение нескольких минут препирался с духами, приглашая ночью к себе, чтобы разом их истребить, а не вылавливать по всей Чечне. Все кончилось, как обычно – взаимными оскорблениями и угрозами. Но впечатление на родителей этот обычный треп врагов произвел гнетущее. Ночью они несли службу более добросовестно и серьезно и требовали такой же службы от других.
День наступил солнечный, теплый и не предвещал ничего неожиданного. Но в одиннадцать часов внезапно на южном выходе из Чечен-Аула разгорелся нешуточный бой между боевиками и третьим батальоном. Два танка духов с небольшим количеством автоматчиков выскочили на окраину и открыли огонь по переднему краю батальона. Мы стояли на насыпи и напряженно смотрели на поле боя, где в дыму и в пыли разрывов крутились два танка противника. Туда же били и наши танки, метались трассы от зенитных установок, но без результата. Я выгнал одну установку на насыпь и примеривался к тому, чтобы пустить по чеченским танкам ракету, когда на насыпь Алушаев притащил радиостанцию и протянул мне наушники:
– Товарищ майор, командир полка вызывает.
– Альфа 01, я Лесник 53. Прием.
– Лесник 53, бой на южной окраине видишь?
– Да, Альфа 01.
– Танки противника видишь?
– Да.
– Поразить со своей позиции сможешь?
– Могу, но очень рискованно, можно в дыму и пыли спутать чеченские танки со своими.
– Хорошо, тогда не надо. Наблюдай. Конец связи.
Бой не утихал и гремел с прежней силой.
– Борис Геннадьевич, может быть, все-таки ударим туда ракетами, а то я так и уеду, не побывав в бою? – Кушмелев-старший был возбужден, и ему не стоялось на месте.
– Павел Павлович, нет, рискованно. Но мне кажется, что мы еще поучаствуем.
Я как сглазил. Слева, с позиций морских пехотинцев, послышались разрывы снарядов. Мы все повернули туда головы и увидели опадавшую землю от разрывов. Судя по разрывам, снаряды были от 122- миллиметровых гаубиц. Еще два разрыва легли среди окопов. Значит, где-то на окраине Чечен-Аула сидел артиллерийский корректировщик чеченцев.
– Всем наблюдать за окраиной деревни. Искать наблюдательный пункт духов, – подал я команду.
Все зашарили глазами по Чечен-Аулу, и через три минуты радостный вопль Кирьянова возвестил о месте нахождения НП:
– Борис Геннадьевич, на мечети они!
Только Алексей Иванович прокричал о местонахождении, как я сам в бинокль увидел чеченцев. Их там было четыре человека.
– Некрасов! Верхушка мечети – навести! Огонь по моей команде.
Сержант, как всегда, уловил все с первого слова и нырнул в люк, я же кинулся к радиостанции. Существовал приказ: по мечетям и кладбищам не стрелять.
– «Альфа 01», я «Лесник 53», обнаружил НП противника на мечети, – только я произнес последнее слово, как меня по ноге сильно пнул Кирьянов: зачем говорить где. Но я махнул на него рукой. – Разрешите открыть огонь по мечети?
Получив тут же «добро», я скомандовал в радиостанцию:
– Некрасов, огонь!
Ракета сорвалась с пусковой и помчалась по восходящей траектории к цели. Но духи, наверное, слушали наш эфир. Только я произнес слово «огонь», как они стремглав ринулись по лестнице вниз, бросив наблюдательные приборы, и выскочили на третий этаж минарета, примыкавшего к мечети. Ракета попала в пустой уже верх и разнесла верхушку минарета. Некрасов, увидев бегство боевиков с верха, тут же пустил ракету по третьему этажу, но духи помчались еще ниже, и ракета опять разорвалась безрезультатно, лишь разрушив частично третий этаж. Третья ракета попала в опять пустой второй этаж, подняв в воздух клубы красной кирпичной пыли. Некрасов, высунувшись по пояс из люка, вопросительно смотрел на меня. Я размышлял лишь пару секунд.
– Некрасов, четвертой ракетой бей в окно чердачного помещения мечети, посмотрим, что там.
Ракета, пробив окно, залетела внутрь, под крышу. Мы все ожидали, что от взрыва внутри вздыбится только часть шиферной крыши, но такого мощного взрыва не ждали. У духов, наверно, там стояли емкости с горючим, отчего вся крыша взорвалась, превратившись в один стремительно расширяющийся огненный шар, из которого в разные стороны вылетали осколки шифера, а то и целые куски, падая вниз щедрым дожем на большом расстоянии от здания.
– Вот это да! – в восторге завопил Павел Павлович и так сильно ударил меня по плечу, что я чуть не свалился с насыпи в арык.
Мы повернулись в сторону позиций морских пехотинцев и наблюдали за ними несколько минут. Снаряды больше туда не падали: значит, это и был наблюдательный пункт чеченских артиллеристов.
