Они пели с чувством; песня воодушевила и слушателей. Неожиданно прибежали две девушки- санитарки.
— Сяо Цзян, Сяо Цзян! Поторопитесь! Начинается вечер, посвящённый проводам корейских товарищей.
Все поднялись со скамьи. Ок Пун отстала от подруги и, вынув из кармана бумажный конвертик, протянула его Чжан Ин-ху.
— Я скоро уеду… И хочу, чтобы это осталось вам на память. Нет, нет, не открывайте! Придёте домой, тогда и посмотрите.
И с этими словами она побежала за Сяо Цзян. Ким Ен Гиру нужно было идти в штаб полка.
— Я, наверно, не смогу быть на вечере, товарищ командир роты, — сказал он. — Приду после.
— Постарайся прийти пораньше! Мне ещё о многом нужно с тобой поговорить.
— Да, это наша последняя ночь… Я постараюсь освободиться как можно скорее.
И Ким поспешно зашагал прочь.
Вернувшись в роту и отдав необходимые распоряжения политруку, который должен был повести бойцов на прощальный вечер, Чжан Ин-ху вошёл к себе в комнату, зажёг лампу и раскрыл конверт. Из него выпала фотография и записка. С фотографии смотрели Ким Ен Гир и его сестра. У Кима был бравый, серьёзный вид, а Ок Пун улыбалась. Чжан в волнении развернул записку. «Дорогой друг! — писала Ок Пун. — Я скоро уеду от Вас, и на сердце у меня неспокойно… Не знаю, что и сказать Вам на прощанье. Вы так много мне помогли. Вы учили меня ненавидеть врагов, любить товарищей и всегда следовать по пути, указанному партией. Никогда не забуду я Ваших наставлений. А ещё — только извините меня за нескромность — есть у меня к Вам одна просьба: не могли бы Вы подарить мне на память Вашу фотографию?.. Я хочу, чтобы лицо Ваше всегда было у меня перед глазами».
Прочитав записку, Чжан закурил сигарету и задумался. Раскрыв свою полевую сумку, он порылся в ней, достал что-то оттуда и вышел из комнаты.
На поляне шли последние приготовления к вечеру.
Карбидные фонари бросали свет на деревья, на людей, усевшихся прямо на траву. Было шумно.
Чжан Ин-ху увидел Сяо Цзян, которая с беспокойством оглядывалась вокруг, словно разыскивая кого- то.
— В чём дело, Сяо Цзян? Кого вы ищете?
— Да Сяо Ким… И куда она только запропастилась? Скоро вечер начнётся, а её всё нет и нет.
— Она же завтра уезжает! — сказал Чжан. — Мало ли какие дела могут быть у неё перед отъездом.
— Ох, и не говорите!.. Если и нет дел, она всё равно их отыщет… Как только она услышала об отъезде, так сразу же за дела! Сдала все вещи по списку, всё выстирала, выгладила… Я ей говорю: я и сама могла бы всё это сделать. А она отвечает: «Нет, я завтра уезжаю, и мне хочется в последний раз потрудиться для раненых». Обошла все палаты и так захлопоталась, что опоздала к ужину. А если бы вы видели её чулки, товарищ командир роты!.. Они так штопаны, перештопаны, что дальше уж некуда! Говоришь ей: купи новые. Нет, денег жалко. А куда они у неё уходят, деньги-то? Да всю свою получку она тратит на раненых: покупает им сладости. Наш начальник как-то сказал про неё, что это примерный член партии. И уж как её любят, как любят у нас… Когда раненые узнали, что Сяо Ким уезжает, они были очень огорчены. А один юноша из первой роты — Сяо Фу — так тот даже расплакался.
В это время в конце поляны показалась Ок Пун. Она несла на себе Сяо Фу. Бойцы помогли снять раненого со спины Ок Пун. По лицу её струился пот. Глаза у Сяо Фу были красны. Он благодарно пожал девушке руку.
— Вы так внимательны ко мне, Сяо Ким… И я знаю, как отблагодарить вас: когда ноги у меня заживут, я обязательно совершу геройский поступок!
Сяо Цзян сердито накинулась на подругу:
— Почему это ты носишь раненых? Ведь сегодня очередь Сяо Ин!
— Не вини её; я сама вызвалась… Я же свободна сегодня, — с улыбкой ответила Ок Пун.
— А ну-ка, пошли поскорей, переоденемся, — увлекая за собой подругу, сказала Сяо Цзян. — Нам же выступать!
И они скрылись за занавесом, отделявшим сцену от зрителей.
Чжан Ин-ху в задумчивости зашагал по лесу. Но вскоре грохот литавр и барабанов, донёсшийся с поляны, заставил его повернуть обратно. Девушки на сцене пели песню о Мао Цзэ-дуне:
Потом две девушки исполнили частушки «Провожаем боевых друзей» и весь хор — песню «На трудовом посту».
На сцену вышли корейские танцоры и вместе с ними Сяо Цзян и несколько китайских девушек, которых Ок Пун обучила корейским танцам. В корейских национальных костюмах, с бубном в одной руке и кастаньетами в другой, они плавно закружились по сцене, то сближаясь, то удаляясь друг от друга… Это был танец, в котором показывались смелость и трудолюбие корейского народа.
Не успели стихнуть громкие аплодисменты, которыми зрители щедро наградили танцоров, как отовсюду раздались голоса.
— Пусть Сяо Ким станцует одна!
— Сяо Ким! Просим! Просим!
Ок Пун, зардевшись, выступила вперёд… Полилась музыка. Танцовщица широким жестом развела руки и приподнялась на носки. Танцуя, она то тихо переступала по сцене, то вихрем кружилась на месте в ореоле длинных красных лент.
Танец этот выражал и горячую мольбу, и бурную радость, какая свойственна цветущей юности. Но вот музыка замолкла, и Ок Пун, поклонившись, исчезла за кулисами. Её проводили горячими аплодисментами и восторженными выкриками. Концерт продолжал идти своим чередом. В перерывах между номерами зрителей развлекали двое затейников. Поляна то и дело оглашалась взрывами смеха.
Ок Пун, уже переодевшаяся в свой обычный костюм, вышла из-за кулис на поляну, стороной обошла зрителей и медленно направилась к лесу. Увидев это, поднялся с своего места и Чжан Ин-ху.
«Куда это она пошла одна?..» — подумал он с тревогой и двинулся вслед за девушкой. В лесу было тихо-тихо. Тьма сгущалась, а на небе всё ярче и ярче разгорались
звёзды. Деревья, тропинка в лесу, речная гладь — всё казалось синим…
Пройдя лес, Чжан Ин-ху зашагал в сторону санчасти. Из открытого окна комнаты, где жила Ок Пун, слышался тихий плач. Чжан Ин-ху заглянул в окно. Ок Пун лежала на кровати и плакала, уткнувшись в подушку. Облокотившись о подоконник, Чжан Ин-ху негромко позвал:
— Сяо Ким, а Сяо Ким! Что с тобой, Сяо Ким?..
Девушка зарыдала ещё горше.
— Мне не хочется… не хочется расставаться с вами! — сказала она сквозь слёзы.
Чжан Ин-ху с трудом удалось подавить волнение. Он отошёл от окна, закурил сигарету и некоторое время молча прохаживался взад и вперёд. Потом снова приблизился к распахнутому окну.
— Не плачь, Сяо Ким… Выйди-ка на минутку; мне надо тебе сказать кое-что.
Теплота и участие звучали в его голосе, и Ок Пун понемногу успокоилась. Она встала у окна, опустив голову, не смея поднять глаза на Чжан Ин-ху.
— Ну, что ты так раскисла? — улыбаясь, спросил Чжан Ин-ху. Девушка только покачала головой.
— Я знаю, как тебе трудно, Сяо Ким, — ласково продолжал Чжан Ин-ху. — Но возьми же себя в руки. Ты и у себя на родине будешь работать для народа. Ведь правда?.. Там у вас идёт мирное строительство… и родина ждёт вас!..
