служить прогрессу всего космического целого, поскольку это ведет к устранению в космосе несовершенной жизни, зла и страдания и возрастанию вероятности попадания атомов данного существа после его смерти в состав новой совершенной и счастливой жизни… В целом же „космическая этика“ Циолковского содержит, на наш взгляд, два важных момента: это — требования служения личности интересам своего народа, прогрессу всего человечества и посильного содействия ею всеобщего человеческого счастья на Земле и в космосе, а также указание на то, что следование личности данному требованию открывает ей путь к бессмертию…» Как здесь не вспомнить «прогрессию» Владимира Одоевского!
Бессмертие личности и человечества… Осознание Разумом своей вселенской миссии. Эти главные вопросы нашего бытия рассматриваются и в беседе Константина Эдуардовича с его учеником А. Л. Чижевским, состоявшейся в 1932 году.
Александр Леонидович Чижевский (1897–1961) прославился своими работами прежде всего в области космической биологии. В 1939 году он был избран одним из почетных президентов Первого Международного конгресса биофизиков, собравшихся в Нью-Йорке, и выдвинут на соискание Нобелевской премии «как Леонардо да Винчи двадцатого века…» Будучи незаурядным литератором Чижевский всесторонне обрисовал облик своего великого учителя в книге воспоминаний «Вся жизнь» (М., «Советская Россия». 1974). «Теория космических эр», публикуемая в «Приложении» к нашему сборнику, — как бы заключительная глава «Всей жизни». Будем надеяться, что и нынешние читатели, и наши отдаленные потомки найдут здесь не только мечтания «старого фантазера», как называет себя Циолковский, но нечто гораздо большее. Впервые в истории рода людского мыслитель заглядывает в такие дали времен и пространств, где уже и сам человек изменится как вид. Изменится, кажется, столь неузнаваемо, что инстинкт самосохранения предательски шепчет каждому из нас: «Неужто в этих фантазиях растворена хоть капля истины?»
И здесь также небезынтересно мнение ученых. В том же сборнике «Труды семнадцатых чтений, посвященных разработке научного наследия и развитию идей К. Э. Циолковского», автор статьи «Общие законы эволюции и космическая миссия человечества» А. А. Крушанов отмечает: «А вдруг прав Циолковский, считавший, что „прогресс организмов шел непрерывно и не может поэтому остановиться на человеке…“ Ведь вполне же можно допустить, что хотя мы и „цвет“ материи, но еще не те „ягоды“, которые в конечном счете должны появиться на уровне зрелости ее социальной формы… Видимо, все же вполне допустимо предположение, что, например, в другие звездные системы попадут земляне не сегодняшнего типа, а представители нашей цивилизации, имеющие весьма отличные от нас и внешний вид, и качества, в частности, и такие, благодаря которым расстояние в 50 световых лет не покажется очень дальним даже при передвижении с досветовыми скоростями». Такого рода выкладки тем более уместны, что перед человечеством воздвигнут природой неодолимый пока что барьер: путешествие к другим звездам займет десятки тысяч лет!
Несмотря на ограниченность объема сборника «Грезы о земле и небе», (он мог бы быть толще и вдвое, и втрое!), мы сочли необходимым поместить в нем автобиографические заметки Константина Эдуардовича. «Черты из моей жизни» — это документ огромной человеческой силы, откровенности, бесстрашия перед жизненными обстоятельствами.
Казалось бы, судьба не благоприятствует талантливому самородку — тут и нагрянувшая глухота, и нищенское существование, и насмешки сильных мира сего, и жандармский надзор, и замалчивание работ. Однако как необычно — и это тоже черта гения, будь то Кеплер или Ломоносов — противоборствует Циолковский судьбе. Вот шествует полуголодный юноша в изъеденных кислотою брюках, задаваясь вопросами: «Нельзя ли практически воспользоваться энергией движения Земли?», «Нельзя ли устроить поезд вокруг экватора?», «Нельзя ли строить металлические аэростаты, не пропускающие газа и вечно носящиеся в воздухе?» Или раскручивает на центробежной машине цыплят. Предается «физическим забавам», где «сверкали электрические молнии, гремели громы, звонили колокольчики, плясали бумажные куколки, пробивались молнией дыры, загорались огни, вертелись колеса, блистали иллюминации и светились вензеля». Повзрослев, на потеху детворе запускает воздушного змея, «точь-в-точь похожего на ястреба, а ночью подвешивал к нему фонарь… Тогда с местного бульвара видели звезду и спорили: что это — Венера или чудак-учитель пускает свою птицу с огнем?» И до самой смерти оставался он вечно юным мудрецом, чуждым злобе, зависти, корыстолюбию.
Единственное, что его, быть может, печалило всерьез — угроза потери Россией приоритета на труды в области освоения космоса. В той же книге воспоминаний А. Л. Чижевский повествует, как осенью 1923 года он прочитал в одном из американских журналов, что профессор Р. Годдард в США и профессор Г. Оберт в Германии конструируют ракетный двигатель. Оба почтенных профессора именовались истинными основоположниками ракетной техники. Имени Циолковского не упоминалось, хотя еще в 1903 году он опубликовал знаменитую статью «Исследование мировых пространств реактивными приборами». «Зная, что не на кого рассчитывать, кроме себя самого, я решил взять на себя всю трудность восстановления приоритета К. Э. Циолковского перед заграницей, перед всем миром, — пишет Чижевский. — Хватит обворовывать русский народ! Довольно!»
Дело осложнилось тем, что второго октября того же года газета «Известия» напечатала сообщение о вышедшей в свет книге Германа Оберта «Ракета к планетам», где но существу повторялись основные идеи Циолковского, но… без всяких ссылок на русского ученого. Попытка обратиться за помощью к сотруднику отдела науки «Известий» некоему Капелюшу успеха не принесла: Капелюш издевательски заметил, что Циолковский может рассчитывать лишь на приоритет в области сочинения утопий наподобие творений Сирано де Бержерака и Жюля Верна. Все же Капелюш обещал «навести справки в авиационных кругах». Каков же оказался результат? «Общее мнение технических кругов было таково: профессор Г. Оберт — это настоящий ученый, глубоко разрабатывающий проблему реактивного движения. К. Э. Циолковский — самоучка, близко подошедший к этому вопросу, но все же — самоучка и ему ли тягаться с европейским ученым. Это ложное и в корне ошибочное представление было основано на старой, но долгоживущей, антипатриотической и очень скверной традиции: все, что сделано в России, — плохо, все иностранное — хорошо! С этим глубоко укоренившимся убеждением смотрели и на работы Константина Эдуардовича Циолковского: покровительственно и небрежно!»
Движимый желанием оградить дело всей жизни учителя от налетов «зарубежных коршунов», Чижевский срочно переиздает в Калуге работу 1903 года. В противовес книге Г. Оберта она была названа «Ракета в космическое пространство». Тут же он рассылает 250 экземляров за рубеж — в библиотеки, институты, видным ученым. Получил книгу и Г. Оберт, после чего он формально признал приоритет русского мыслителя. Однако спустя 30 лет тот же Оберт выпускает в Дюссельдорфе свой солидный труд «Человек в мировом пространстве», где Циолковский… опять не упоминается! Сам же Оберт в биографическом очерке скромно назван «отцом космических путешествий». Круг непризнания таким образом замкнулся…
История, рассказанная А.Л. Чижевским, может показаться неправдоподобной. Однако удивляться здесь нечему. Первоидеи Циолковского и поныне замалчиваются Западом, как и работы других наших выдающихся мыслителей. Слишком мутна и высока волна русофобии, слишком соблазнительно кое-кому объявить наше Отечество «империей зла», попытаться запугать зловещей тенью «звездных войн». В тысячах фантастических сочинений, ежегодно вываливаемых на западный книжный рынок, бродят монстры, уроды, мутанты, пережившие ядерную катастрофу. Среди лжепророчеств о близком конце света, среди сатанинских вакханалий трезво и возвышенно звучит голос Циолковского — ОТЦА КОСМОНАВТИКИ, провозвестника светлой космической миссии землян:
«Ложь и заблуждение такое же проявление Вселенной, как и правда. Это выражает только процесс развития существ, который происходит постепенно. Но он должен кончиться. Наступит правда на земле, и тогда мы услышим из уст выросшего сознательного существа установившийся голос Вселенной. Этот голос давно шумит во всем космосе и есть преобладающий знак истины».
Ни о чем другом, как лишь о преобладающем знаке истины, помышляли все великие предшественники Циолковского. Наделенный, как и они, даром предвидения, Константин Эдуардович
