без него, но она должна была вляпаться в неприятности. Черт побери, да ей хотелось вляпаться в неприятности! Тогда ее родителям позвонили бы, они бы вернулись и посадили ее под домашний арест — обычное для подростка следствие неправильного поведения. Родители оставили Ундину на целый год одну, и в первый же вечер их отсутствия она закатила отвязную вечеринку, но единственная расплата заключается в том, что ей придется устроить генеральную уборку да еще потратить пару сотен баксов на ремонт. И вот это было неправильно. Она и радовалась, что все обошлось, и чувствовала угрызения совести.
К. А. уехал, несколько раз смущенно попрощавшись и поклявшись найти Моргану, а также пообещав вернуться утром и помочь с уборкой. Ундина и Никс остались вдвоем. Они сидели на площадке второго этажа, свесив ноги между перилами балюстрады и обозревая разруху внизу. На полу гостиной лежала примерно дюжина пьяных гостей, спавших непробудным сном. Все это напоминало безумную картину Джексона Поллока:[31] сплетенные тела, всевозможные каракули, пятна и крапинки от разлитого алкоголя.
Ундина вздохнула:
— Ну и гадюшник.
Юноша молчал какое-то время, потом повернулся, посмотрел на Ундину и тихо, хрипло спросил:
— Он ведь рассказал тебе, правда?
— Что рассказал? — Ундина прикинулась, будто не знает, о чем идет речь.
— О «Кольце огня».
— «Кольце огня»? Этой жуткой колбасне в канун солнцестояния? Где должны быть все так называемые продвинутые ребята? Господи! Да, он рассказал мне.
Она презрительно усмехнулась, пытаясь избежать дальнейшего обсуждения. Она злилась на Мотылька, и сейчас ей хотелось поскорее убрать бардак, а потом отправится спать. Но она не могла. Рядом с ней сидел человек, похоже не собиравшийся уходить. Да она почему-то и не хотела, чтобы он уходил, а ведь они были едва знакомы. Но почему Никс? Почему ни с того ни с сего это именно они? Ундина испустила несвойственный ей вздох.
— И что? Ты едешь?
Никс пожал плечами.
Она схватилась за перила и потрясла их.
— Происходит что-то странное… не знаю что.
Он кивнул.
— Я даже не знаю этих чуваков. — Она показала на двух пареньков в черных бейсболках, в обнимку лежавших на любимой маминой кушетке, обтянутой белой кожей.
Никс рассмеялся:
— Эй…
— Нет, я… — Ундина взглянула на Никса. Он внимательно смотрел прямо на нее, и взгляд его был добрым и спокойным. Она вытащила голову из проема перил и взглянула на потолок.
— Какого черта я делаю? Мои родители только сегодня уехали, а я уже вляпалась в неприятности.
— Да не такие уж и неприятности.
Ундина посмотрела прямо перед собой.
— И то верно.
— Как бы то ни было, это свобода. А со свободой приходит и ответственность.
— Ох, умоляю. Может, еще напомнишь про гражданскую сознательность на грядущих выборах?
Никс вспомнил свой недавний разговор с К. А., когда тот сказал, что «все равно от себя не убежать», и рассмеялся.
Какая она все-таки стерва, эта карма.
— Ундина, я твой друг.
Он никогда еще никому не говорил этих слов.
— Друг? — Она посмотрела на него. — Ты даже не знаешь меня.
Никс пристально взглянул на нее, и она пожалела, что произнесла это.
— Я имела в виду…
— Назовем это дружбой с первого взгляда.
— Ох, черт. — Ундина прижала ладони к лицу. — Прости. Это все оттого, что я всегда хотела облажаться. Я никогда не лажалась, но всегда хотела.
Она опять посмотрела наверх.
— Похоже, я неплохо стартовала. Боже, надеюсь, все нормально доберутся до дому. Индра таки перестаралась.
Никс кивнул.
— Думаю, это была твоя первая и последняя вечеринка.
— Поможешь убраться?
— Я весь в твоем распоряжении. Все равно мне больше некуда идти.
Она потянулась к руке Никса и пожала ее.
— Ты хороший.
На уме у них все еще витало это — «Кольцо огня», солнцестояние, — но они так и не поняли толком, что все это означает.
— Джеймс Мозервелл — придурок, сам знаешь.
— Ага. — Никс опустил глаза.
Им обоим хотелось что-то сказать, но оба не знали, что именно.
— Понимаешь, я никогда не лажалась. Вообще никогда.
Он рассмеялся.
— А я — постоянно.
— Хороша парочка.
— Ага.
В памяти Ундины мелькали мысли, лица, слова. «Кольцо огня», «исход», «ты ей понравишься». Мотылек действительно произносил все это вслух или же эти странные слова и раньше были тут, у нее в голове? Сидели и ждали, когда она услышит их?
Это было уже чересчур. Ундина откинулась на белый плюшевый ковер, ее ноги по-прежнему свисали с лестничной площадки.
— Что за бред, — вздохнула она и закрыла глаза.
Никс пристально смотрел в лицо Ундины.
«Господи, — думал он, — как же ты красива». Он снова вспомнил Нив, красотку Нив, которая принадлежала К. А., его другу, была если не его подружкой, то серьезным увлечением. И еще девушку с душистым горошком, и то, что он чувствовал в темноте, и как бежал прочь, пока вокруг нее не вспыхнуло сияние, — как это случилось с его матерью, и с Джейкобом, и со всеми другими людьми.
Белки глаз Ундины поблескивали из-под век — она спала. Никс вдруг понял, как он устал. Устал бежать, устал бояться, устал от одиночества. Он лег рядом, обнял ее. Тело девушки было одновременно теплым и прохладным, словно внутри ее боролись две силы. Ему было знакомо это противоречие — знакомо всю жизнь. Лежать возле нее было так спокойно, что он позволил себе закрыть глаза. Он вспоминал людей, которых встречал в жизни: Джейкоба и К. А., Блика и Нив, и то общее, что было между ними. Он вспоминал пылающие щеки Нив, изгибавшейся на коленях у Тима Бликера, вспоминал уголок нижнего белья, который видел, когда они миловались с К. А. на диване. Ее светлые волосы, исчезающие в сиянии Джейкоба, когда отец взял ее на руки, — словно легчайший отсвет огня перекинулся на нее…
«Нет!» — Он отбросил эту мысль прочь.
Свет остался. Он был единственным, на что Никс мог положиться. Он снова посмотрел на Ундину. Откуда-то ему было известно, что вокруг нее мантия света не появится никогда. Он сунул руку в карман, чтобы найти «пыльцу», но расслабился, не успев до нее дотянуться. Его правая рука оставалась в кармане, в нескольких дюймах от пакетика, а левая обнимала Ундину. Он находился у нее в доме и знал, что здесь безопасно.
И последнее, о чем он успел подумать перед тем, как погрузиться в темноту: это первая за год ночь,
