за меня говорили гнев и боль.
– Томас хотел рассказать тебе. Мы оба хотели. Но ты меня не знала, не знала ничего о моей жизни. Ты бы не одобрила. Он не хотел еще больше оттолкнуть тебя.
– Это не оправдание, – я повысила голос. – Я имею право знать, кто трахается с моим отцом в постели моей матери!
Лицо Лизы побелело.
– Урсула, прошу тебя…
Но я уже неслась вниз по лестнице. У двери я схватила плащ и легкий рюкзак с блокнотами и карандашами, который часто брала с собой во время прогулок. Я должна была убежать от картин, которые услужливо рисовало мне воображение: Лиза и мой отец…
Я сидела на берегу Медвежьего ручья на мягкой подушке из опавшей листвы, а тоненький ручеек журчал между корнями дерева и гладкими валунами. Квентин нашел меня там и сел рядом. Я держала блокнот на коленях, изображая творческую активность, но он легко мог догадаться, что я просто сидела и плакала.
– Все боятся, что тебя съест медведь, – шутливо укорил он меня.
– Здесь давным-давно никто не видел медведей. И потом черные американские медведи не едят людей.
– Но я сказал всем, что проверю, как ты.
– Как там Лиза?
– Огорчена и волнуется за тебя.
Я смотрела на пустынный голый лес, где зеленели только вечнозеленые лавры и мохнатые ели.
– Я плохо обошлась с ней. Теперь я успокоилась. Это просто шок. Я узнала, что она делила с отцом ту самую постель, где я родилась.
– Тебе не надо ничего объяснять. Я настоящий эксперт по плохому обращению с людьми… Иногда меня тоже заклинивает.
– Послушай, Квентин, ты не обязан ничего…
– Я ненавидел образ жизни моего отца. Он не жил дома с того времени, как мне исполнилось восемь. Моя мать посвятила свою жизнь тому, чтобы поддерживать его амбиции. Его работа стала смыслом ее существования. Нам всегда не хватало денег. А когда отец приезжал на выходные домой, он не замечал, насколько тяжело и плохо мы живем.
Я глубоко вздохнула.
– Мое детство похоже на твое. Разница лишь в том, что мой отец не уехал из дома в погоне за своими мечтами. Он охотился за ними прямо здесь. – Я посмотрела на лежащий у меня на коленях блокнот. – Полагаю, что и я ничуть не лучше отца. Я все время мечтаю. Прихожу сюда и рисую дом, который, вероятно, никогда не построю. Но я могу его себе представить. – Я махнула рукой за спину. – Он должен обязательно стоять там, наверху, чтобы оттуда было видно это место.
– Ты позволишь мне посмотреть твои рисунки?
– Только не смейся. – Я протянула ему блокнот, и Квентин медленно открыл его.
Он долго рассматривал мой наивный карандашный набросок красивого дома с просторным крыльцом- верандой и большими окнами, немного старомодного, но уютного и располагающего к себе.
– Он будет отлично выглядеть с фундаментом из грубого камня и крышей из дранки. – Ему явно понравился мой дом. – А это что такое? – Он указал на то место, где я написала большими буквами “ВИД НА МОРЕ”.
– Здесь должно быть окно, из которого виден Медвежий ручей. Ты знаешь, ручей впадает в реку, а река – в море. Вот и получается вид на море. – Я почувствовала, как к моим щекам приливало тепло.
– Мне нравится. И я знаю, где взять подходящее окно. У меня есть такое на складе. Оно с виллы на берегу океана. Овальное с матовой окантовкой от Тиффани.
Я невесело рассмеялась.
– Полагаю, оно будет стоить больше, чем все строительство.
– Думай шире, Роза.
Молчание. Я уставилась на него.
– Роза?
Квентин уже пожалел о своих словах.
– Моя мать собрала достаточно информации, чтобы заинтересоваться тобой. Я подкинул ей имя, чтобы она могла это обсуждать. Извини.
– Ничего. Мне… оно мне нравится. Все в порядке.
Он снова принялся рассматривать наброски.
– Если хочешь, я могу сделать для тебя чертежи.
– Правда?
– Я же инженер по гражданскому строительству. Это архитектура без излишеств.
Однажды утром Квентин соберется, уедет в Нью-Йорк и ни разу не оглянется, но нам обоим нравилось делать вид, что мы будем поддерживать связь.
