– Я подумаю над твоим предложением, – ответила я.
Он разломил веточку, которую крутил в пальцах, и зажал обе половинки в ладони.
– Тяни. Если вытянешь короткую, значит, мы оба получим то, чего хотим.
Я потянула. У него осталась вторая половинка.
– Короткая, – улыбнулся Квентин. – Мы выиграем.
Я отбросила обломок ветки в сторону.
– Никогда не верь в дерево. Оно гниет.
– Я верю в тебя. Ты знаешь, чего хочешь. Ты держишь в руках рай и знаешь об этом. Если тебе придется просить, одалживать деньги, убить, украсть, ты его не выпустишь из рук. Сегодня Лиза разрушила твое представление о доме, но это все-таки твой дом.
Холодный осенний воздух, лепет ручья, мох и опавшая листва, присутствие Квентина, его слова, вырвавшиеся из глубины души, наполнили меня надеждой.
– Иногда мне кажется, что тебе самому здесь нравится.
Какое-то время мы сидели молча, его серебристые глаза впились в мое лицо, но я не отвела взгляда.
– Ты веришь в это за нас обоих, – негромко произнес Квентин. – Мне нравится твоя вера.
– Пожалуйста, поговори со мной, – попросила Лиза, встретившая меня на крыльце.
Я повесила рюкзак на вешалку.
– Все в порядке. Вы просто застали меня врасплох. Мне жаль, если я обидела вас.
– Никто не может занять место твоей матери, Урсула. Твой отец знал об этом. Мы с ним никогда не заговаривали о браке. Я ни на что не претендую, но я любила его – и до сих пор люблю, – и верю, что он тоже любил меня. Теперь я тоже считаю эту ферму своим домом.
Я промолчала. Папе следовало включить Лизу в свое завещание, чтобы я знала, чего он от меня хочет.
Если бы отцы могли предусмотреть все, о чем их детям захочется узнать, услышать. “Дорогая дочь, здесь ты найдешь необходимые инструкции, которые я давно собирался передать тебе. Я также предусмотрел все ситуации, которые нам не удалось с тобой обсудить. Так что ты можешь жить дальше и не будешь больше сожалеть о том, что нам не удалось поговорить хотя бы еще один раз”.
Лиза с тревогой смотрела на меня.
– Томас так и не смог простить себя за то, что случилось с твоей матерью. Я не заняла ее место. Она была всегда здесь, с нами. Я знала это.
Я села на качели, висящие на крыльце, Лиза пристроилась рядом.
– Твой отец так любил тебя. Он понимал твои чувства.
– Я не могла изменить его. И мне не следовало даже пытаться. Если вы можете любить человека только после того, как он изменится в соответствии с вашими вкусами, то зачем вы вообще полюбили его?
– Этот вопрос всегда задаешь себе, правда? – Лиза запнулась. – Когда я встретила Томаса, я сразу поняла, что он честен с самим собой. Ни показной доброты, ни фальшивой гордости. Хочешь верь, хочешь нет, но он был самой чистой душой, которую мне довелось увидеть. Я так долго находилась рядом с огнем, что теперь боюсь и небольших ожогов. У меня есть свои шрамы. – На ее милом лице пролегли жесткие складки. – Томас был единственным мужчиной, который не оставлял после себя уродливые отметины.
– Ваш дом здесь, Лиза. И так будет всегда. Я уверена, что папа хотел именно этого. И я тоже этого хочу.
Слезы потекли по ее лицу. Она вытерла их и уставилась прямо перед собой, оперевшись руками о колени.
– Я должна рассказать тебе правду о себе.
– В этом нет никакой необходимости…
– Я приехала из Нового Орлеана. В молодости я развлекала гостей на вечеринках и принимала наркотики. Никто не назвал бы меня тогда хорошим человеком. Дважды я выходила замуж, и оба раза за богатых мужчин, которые плохо со мной обращались. И я позволяла им это. От второго мужа я родила ребенка, но во время беременности я пила и принимала наркотики, поэтому ребенок умер вскоре после рождения. Это изменило меня. Я бросила все. Даже имя изменила. Я пыталась стать другой.
После паузы я все же спросила:
– Как давно это было?
– Десять лет назад.
– А мой отец знал о вашем прошлом?
– Да, я ничего от него не скрыла. Томас сказал… – голос Лизы дрогнул и сорвался, – он сказал, что этот слой на холсте моей жизни я давно уже закрасила новыми красками. “Пережитое сделало тебя такой, какая ты сейчас, – эти слова я никогда не забуду, – и такую я тебя люблю”. – Лиза замялась. – Спасибо, что ты дала шанс мне, Освальду и Ледбеттерам.
Мы немного посидели молча, погружаясь в тишину. Я все еще думала о Квентине, и где-то в глубине души у меня зародилось неприятное ощущение. “Если бы мы только могли сказать людям, которые нам дороги, что в них привлекает нас и что они ошибаются, предполагая самое плохое. Если бы они только выслушали нас…”
