Имя “Джина Луиза Рикони” было написано среди выбитых на мраморе роз. Судя по датам, она умерла в возрасте восемнадцати лет, а со времени ее смерти минуло четверть века. Отец погладил шершавым мозолистым пальцем надпись.
– Моя сестра, – просто сказал он.
Квентин присел на корточки и уставился на отца.
– А почему ты скрывал ее от нас?
– Я не люблю говорить о ней. Разговорами ее не вернешь. Джина Луиза умерла, когда я был примерно в твоем возрасте. Она была настоящим ангелом. Мне казалось, что другую такую нежную душу не найти, пока не встретил твою мать. Если ты хочешь понять меня, то ключ к пониманию лежит вот здесь. – Он указал на плиту. – В тот год я очень быстро повзрослел.
– От чего умерла твоя сестра?
– От полиомиелита. Джина Луиза задыхалась. Они поместили ее в “железное легкое”. Была видна лишь ее голова. Я прокрадывался в больницу и сидел рядом с ней. Я даже не думал о том, что тоже могу заразиться. Она была единственным, что у меня оставалось в жизни. Когда я смотрел на нее, лежащую внутри этой машины, мне казалось, что ее едят живьем. Но лучше ей не становилось.
– Но аппарат не дал ей умереть сразу.
– Вот так всегда с этими проклятыми механизмами. Никогда не знаешь, то ли любить их, то ли ненавидеть. – Отец помолчал, потом внимательно посмотрел на Квентина. – Я создал Железную Медведицу ради нее. Только из-за Джины Луизы я взял заказ на эту скульптуру.
Квентин только удивленно покачал головой. Папина сестра умерла задолго до появления Железной Медведицы. Отец продолжал:
– Леди из Джорджии, заказавшая медведя, прочла обо мне в журнале общества, собирающего средства на борьбу с полиомиелитом. Я им помогал, чем мог. Чинил костыли, делал скобы. Они упомянули меня в заметке и сказали, что я мечтаю стать скульптором. Эта леди, Бетти Тайбер Хэбершем, так ее звали, прочитала заметку и написала мне. Вся ее семья умерла от полиомиелита. Она хотела увековечить их память. – Отец подробно объяснял, откуда был взят материал для скульптуры, но Квентин его не слушал. К чему он клонит? Старик привез его на кладбище, чтобы рассказать эту историю? Неужели у него все-таки поехала крыша?
Когда отец закончил, Квентин осторожно посмотрел на него.
– И что дальше? Зачем ты мне об этом рассказываешь?
– Потому что жизнь не выбирают. Это дар, и, если ты его промотаешь, второго шанса у тебя не будет. Я никогда не смогу понять, почему Джина Луиза умерла, а я остался жить. Разве я чем-то заслужил это?
– Конечно. Пробил ее час, а не твой.
– Не повторяй мне того, чем тебе забивают голов эти чертовы священники.
Квентин удрученно поднял руки, словно собирался сдаться, но тут его гнев, сдерживаемый столько лет, прорвался наружу.
– Что тебе от меня нужно? Ты ждешь, чтобы я восхитился, дескать, как здорово, что в твоей жизни есть цель и смысл? И как это замечательно, что ты живешь, а твоя сестра умерла? Ты хочешь, чтобы я солгал?
Лицо отца превратилось в каменную маску. Волны ярости наэлектризовали воздух. Они оба поднялись.
– Я приехал сюда не для того, чтобы говорить обо мне. Или сравнивать нас с тобой, – сказал отец. – Сейчас самое главное – это ты. Ты и то, что только ты будешь в ответе, если твоя жизнь пойдет псу под хвост.
– Я и без того несу ответственность за себя и за нашу семью с того самого дня, когда достаточно вырос, чтобы понять: тебя рядом никогда не будет.
И тут отец ударил его по лицу. Короткий, очень сильный удар разбил Квентину губы. Все произошло так быстро, что он даже не успел среагировать. Квентин упал навзничь на могильную плиту и лежал какое-то время без движения, пока у него не прояснилось в голове. Потом он приподнялся на локте, отер кровь с разбитой нижней губы. Отец сел рядом с ним. В его жестком стальном взгляде Квентин не увидел ни капли жалости.
– Ты чертов угонщик, – рявкнул Ричард. Квентин молчал. Он не шевелился, просто смотрел в глаза отцу, ощущая во рту вкус собственной крови. Его захлестнула волна стыда.
– Как ты узнал?
– От старых друзей, знакомых с Гуцманом. Когда ты пошел работать к нему в гараж, я знал, что это может случиться, но молчал. Я сказал себе: “У моего сына есть достоинство. Мать научила его понимать этот мир, я не подавал ему дурного примера. Так что, если Гуцман предложит ему воровать машины, он откажется. Пусть мальчик покажет, на что он способен”. Но ты обманул мои надежды.
Квентин медленно вытер руку о штанину. Его трясло от унижения. Он всегда хотел, чтобы отец гордился им, и, когда осознал, насколько сильно ему этого хочется до сих пор, испытал горькое разочарование. Но годы боли и обид взяли верх.
– Кто ты такой, чтобы читать мне лекции о достоинстве? Ты никчемный отец и никудышный муж. Я угоняю машины, чтобы оплачивать наши счета. Мама всегда скрывала от тебя, как нам без тебя тяжело. А ты даже не удосужился выяснить, как мы выкручиваемся.
И Квентин рассказал и о долгах, и об отключении электричества, и о выселении, и ростовщике Маклэндсе. Наконец он выпалил самое скверное:
– Я знаю, что ты трахал богатую вдову, дававшую тебе деньги, – крикнул Квентин. – Знаю, что ты делал это лишь ради денег.
Гнев на лице отца сменило выражение изумления, а затем и отчаяния. Он закрыл глаза и опустил
