итоге привыкла к этой жизни. Я стала ювелиром, приобрела хорошую репутацию, и это придало мне сил и уверенности в себе. Я растила сына, жизнь текла тихо и спокойно, без всяких сюрпризов, хороших или плохих.
Но однажды, через двадцать лет после Великого Хаоса, судьбе было угодно оживить мои воспоминания, которые начали мало-помалу стираться. Я читала какую-то газету, когда наткнулась на статью о Леомидо Фортенски, выдающемся дирижере. И тут же узнала его по фотографии. Как вам объяснить охватившие меня чувства? У меня словно земля разверзлась под ногами. Двадцать лет я потратила на то, чтобы жить как все, и вдруг из небытия возникает мое прошлое, как бы говоря: «Не забывай, кто ты есть». В статье было написано, что Леомидо дает этим вечером единственный концерт в Альберт-Холле.
Не знаю, какая муха меня укусила: я помчалась в аэропорт и первым же рейсом вылетела в Лондон. Там меня ждало разочарование: все билеты были проданы! И тогда я сделала то, чего не делала двадцать лет и поклялась больше никогда не делать: я воспользовалась своими способностями и получила билет, с помощью магии стянув его из сумочки какой-то незнакомки!
К счастью, место оказалось в одной из закрытых лож, что позволило мне незаметно изучать зал. Не знаю, чего я ожидала, но я очень нервничала. Когда я узнала Нафтали и Брюн, у меня душа в пятки ушла. Они оба были тут, во втором ряду партера. А чуть дальше я увидела Бодкина, ювелира, чьи изделия мне так нравились в Эдефии. Кстати, по чистой случайности, одно из его творений было у меня на запястье в тот день: великолепный браслет с крошечными изумрудами в форме звездочек. Я нервно обежала глазами весь зал. Внезапно свет погас, а сцена осветилась.
Я думала, у меня сердце разорвется, когда я увидела Леомидо. Он поклонился публике и повернулся лицом к оркестру. И целых два часа я любовалась его профилем, обуреваемая чувствами. Он совсем не изменился, ну или совсем чуть-чуть…
В конце к нему подошла женщина и обняла.
«Наверняка его жена, — сказала я себе, испытав при этом куда более болезненный удар, чем могла предположить. — Ну конечно… Почему нет?»
Я испытывала и облегчение и боль. Я давно уже перестала думать на эту тему, но теперь, глядя на эту красивую пару, такую счастливую, осознание, насколько я одинока, буквально подкосило меня.
Я сидела в ложе, совершенно убитая, когда позади меня раздался негромкий голос: «Добрый вечер, дорогая сестрица… Счастлив тебя снова видеть».
Прошло двадцать лет, но этот голос я узнала бы из тысячи. Мой брат Ортон был здесь, совсем рядом… Совершенно выбитая из колеи, я не хотела оборачиваться. Но мне и не пришлось. Ортон сел рядом и положил ладонь на мою руку. Я не возражала, окаменев от неожиданности.
«Наш общий друг — просто настоящий катализатор для Внутренников, не находишь? — не без иронии заметил он. — Ты, как и я, наверняка узнала наших общих знакомых. Но главное — я нашел тебя. Так и думал, что ты не сможешь устоять…».
Когда я, наконец, повернулась, чтобы взглянуть на Ортона, то не удержалась от возгласа: он выглядел так молодо! Но… У меня сохранились о нем далеко не лучшие воспоминания. Именно в этот конкретный момент я его ненавидела. И это чувство лишь укрепилось, когда я поняла, какими мотивами он руководствуется, стремясь вернуться в Эдефию… Он всю свою жизнь посвятил стремлению открыть Портал, а для этого ему нужно было наложить лапу на новую Лучезарную. Он разъезжал по всему миру, тайком наблюдая за обнаруженными им Внешниками. И каждая рождающаяся девочка становилась объектом его пристального внимания: среди них скрывалась новая Лучезарная… Когда я сообщила ему, что у меня сын, его разочарование было таким очевидным, что, признаюсь, я испытала большое облегчение.
Брат меня пугал, я не желала, чтобы он снова становился частью моей жизни. Но после этого концерта он стал меня изредка навещать. И не только для того чтобы поделиться результатами своих изысканий, но и чтобы убедиться, что возле меня нет никакой потенциальной Лучезарной.
Когда у сына с невесткой родилась Зоэ, его интерес к нашей семье существенно возрос, и визиты Ортона стали частыми. Учитывая ее происхождение, существовала вероятность, что Зоэ станет следующей Лучезарной. Я это понимала лучше, чем кто бы то ни было, и это меня ужасало. Но, к счастью, этого не произошло, и Ортон перенес все свое внимание на Оксу, которую недавно обнаружил.
Однако моя жизнь от этого лучше не стала: мания величия Ортона тревожила меня все сильней. Этот человек был опасен, я не могла закрывать на это глаза, и, кстати говоря, он этого и не скрывал. Я знала, что он не постесняется убрать тех, кто встанет у него на пути, он сам этим совершенно беззастенчиво хвастался. И тогда я допустила роковую ошибку: пригрозила все рассказать Леомидо, если Ортон не откажется от своих планов. Я очень беспокоилась за Оксу, которая — я это чувствовала — и была новой Лучезарной.
Я собиралась поехать к Леомидо и обо всем ему рассказать. К сожалению, мне помешало это сделать страшное несчастье. Сын с невесткой погибли в авиакатастрофе, от этой трагедии мне не оправиться вовек…
Пожилая дама замолчала, губы ее дрожали. С повлажневшими от слез глазами она отвернулась и постаралась справиться с дыханием.
— С того момента в моей душе поселилось подозрение: а не Ортон ли их убил? Я знала, что он вполне на это способен. Эта мысль отравляла мне душу на протяжении многих месяцев, но я никому ничего не могла сказать. Зоэ требовала внимания, надо было как-то справляться с нашим общим горем… Однажды ко мне заявился Ортон. Как обычно во время его визитов разговор быстро перерос в ссору. Я выложила ему свои подозрения — у меня сдали нервы. Пригрозила, что отправлюсь к Леомидо или Драгомире и все расскажу. Это было несколько месяцев назад. В тот же день я оказалась в картине…
19. Движущиеся холмы
Реминисанс замолчала, сложила руки перед собой и застыла, как статуя. Беглецы, взволнованные ее повествованием, с состраданием взирали на нее. Ее поразительная история произвела на них сильное впечатление.
Фолдингота всхлипнула, нарушив тишину.
— Моя дорогая Реминисанс… — пробормотал бледный, как смерть, Леомидо. — Я не мог поступить иначе…
— Не стоит себя корить.
— Не мог! — взорвался Леомидо, яростно сжимая кулаки.
— Давай не будем тревожить прошлое, — сказала Реминисанс. — все равно ничего не изменить. Что было, то было. Надо научиться жить, примирившись со своими страданиями.
— Я не знала этих подробностей. Ужас какой… — пробормотала потрясенная Окса.
Реминисанс обреченно поглядела на нее, а потом вскинула голову.
— Ладно… По-моему, нам пора двигаться, как считаете?
— Тут с вершины открывается просто фантастический вид! Уверен, вы никогда такого не видели! — воскликнул Гюс.
Он взял за руку недоуменно поглядевшего на него Простофилю и пружинящим шагом направился к вершине холма.
— Эй! — внезапно воскликнул Простофиля. — Это ведь выходит, что Зоэ — внучка Реминисанс и Леомидо!!!
— Э-э… ну да, — подтвердила Окса. — И должна тебе сказать, Простофиля, что мы об этом знаем всего лишь четыре месяца!
— Четыре месяца? — изумленно повторило существо. — А, так вот почему я не в курсе…
— Он совсем дуб! — прыснул Гюс.
Окса ускорила шаг и, оказавшись на вершине, мгновенно поняла, что имел в виду Гюс, говоря о фантастическом зрелище: перед ее глазами до самого горизонта простирался великолепный пейзаж — бесконечная череда темных бархатистых холмов. Но самым поразительным было вовсе не их количество!
