Все молчали, переваривая слова Фолдинготы.
— Должны все Беглецы себя от силы тех иллюзий защищать! — добавило маленькое существо. — Иллюзии те — лишь приманка, чтоб усыпить и души их забрать!
— Я понял, о чем ты, Фолдингота, — озабоченно кивнул Абакум. — Это опаснее, чем кажется, ты правильно сделала, что нас предупредила.
— А они нас слышат? — перебила Окса, глядя на длинноволосых бестелесных существ.
— Нет у Сирен Летучих интереса слова выслушивать, что с уст наших исходят, — пояснила Фолдингота. — Черпают сведения они из душ…
— Друзья мои, — снова заговорил Абакум, покачав головой, — нам нужно быть максимально бдительными. Предлагаю следить друг за другом, чтобы предупредить, если кто-то поддастся притяжению Сирен. Будем действовать методично и держаться вместе. Я пойду первым. Реминисанс будет приглядывать за мной, а Леомидо за ней, Тугдуал за Леомидо, Окса за Тугдуалом и так далее. Павел, тебе я доверяю Простофилю. А ты, Фолдингота, останешься со мной. При малейшем подозрении поднимайте тревогу. Все согласны?
— Окса будет присматривать за Тугдуалом? — разочарованно пробурчал Гюс. — А это не будет немного…
— Немного что? — тут же поинтересовался Тугдуал с веселой беспечностью, несказанно бесившей Гюса.
— Немного опасно! — выплюнул он. — Потому что о тебе никак нельзя сказать, что ты нормальный!
Тугдуал в ответ лишь хрустнул пальцами, с иронией глядя на Гюса.
— До чего же вы оба невыносимы… — возмутилась Окса. — Ладно, так мы идем или что? — продолжила она, глядя на отца. — Не всю же жизнь нам торчать в этом туннеле!
Павел кивнул и с опаской покосился на Сирен, паривших над Беглецами. Затем обнял за плечи дочь, и все молча потянулись дальше в темный проход.
27. Никакой пощады!
Туннель казался бесконечным. Создавалось такое впечатление, что он ведет к центру Земли. Вдобавок чуть наклонный пол был усеян острыми камушками, отчего идти Беглецам было еще труднее. Реминисанс в ее сандалиях на тоненькой подошве, практически не защищавшей стопу, приходилось хуже всех. Окса же, хоть и обутая в крепкие и удобные кроссовки, тоже быстро начала спотыкаться, всякий раз чертыхаясь. И поэтому именно она нашла хитроумный выход из положения, достойный Юной Лучезарной, каковой она и являлась: каждые десять-двадцать метров Окса кидала Гранок Торнадона, который мигом расчищал им путь, сильным порывом ветра разметывая камни.
— Нельзя позволять издеваться над собой какой-то паршивой гальке! — торжествовала она, перезаряжая Гранокодуй.
При свете Трасибулы Беглецы шли довольно быстро, по-прежнему в сопровождении Летучих Сирен. Было ощущение, что время перестало существовать. Часы всех остановились на моменте Вкартинивания, так что невозможно было определить, прошло два часа или два дня после их попадания в картину.
Уже стала сказываться усталость. Все они одним глазом присматривали за друзьями, а другим следили за Сиренами: такое напряжение выматывало. По мере продвижения группы Окса чувствовала, как ее силы постепенно иссякают. Ноги, казалось, весили тонну каждая, и у нее возникло почти непреодолимое желание вздремнуть.
Тугдуал шагал слева и, в отличие от нее, похоже, никакой усталости не испытывал. Ну или не показывал этого… Внезапно он повернулся и вроде бы удивился, увидев усталое выражение лица девочки.
— Давай-ка я тебя сменю с Торнадонами, — предложил юноша, доставая свой Гранокодуй.
Беглецы еще некоторое время шли в тишине, нарушаемой лишь грохотом разлетающихся камней. Скорость их продвижения становилась все медленнее, но каждый из Беглецов словно считал делом чести идти дальше и не выказывать слабости и усталости.
Реминисанс сдалась первой. Белая, как простыня, она со вздохом уселась на пыльный пол.
— Не могу больше… — выдохнула она.
— Может, немного отдохнем? — предложил Абакум к всеобщему облегчению. — Но бдительности не теряем!
Все переглянулись, изнуренные и встревоженные.
— Почему мы так устали? — спросила Реминисанс. — Мы не так уж и долго идем…
— Сирены? — предположила Окса. — Они пытаются нас усыпить, да?
И в этот же миг одна из Сирен приблизилась и уставилась на Оксу таким жестоким взглядом, что та застыла, зачарованная.
Длинные волосы Сирены тихо колыхались, поглаживая лицо девочки. Окса содрогнулась, чувствуя, как ее затягивает совершенно неожиданный вид: она не была в туннеле, а стояла на вершине того, что походило на… Хрустальную Колонну Эдефии!
Под возвышавшимся над городом балконом толпа скандировала ее имя, а в небе люди выписывали фигуры высшего пилотажа.
Окса повернула голову, душа ее пела от счастья. Рядом с ней стоял человек, в котором девочка, несмотря на его постаревшее лицо, узнала отца. Вошел еще кто-то, и Окса вздрогнула, завидев его: он тоже постарел. Точнее, повзрослел. Это был Гюс! Его лицо стало взрослым и мужественным, плечи раздались, но он по-прежнему был таким же красивым.
Гюс отбросил с лица темные волосы и посмотрел на нее своими синими глазами. Потом приблизился, и она почувствовала его губы на своих губах.
— Ты счастлива? — прошептал он, прижимая ее к себе и гладя по спине.
Окса блаженно кивнула, чувствуя щекой щетину на подбородке мужчины, в которого превратился Гюс. Затем ее взгляд привлекла женщина, с улыбкой подходившая к ней. Она мгновенно узнала маму. Мари тоже выглядела постаревшей… Но самое главное — она стояла на ногах и самостоятельно шла!
— Мама! Ты выздоровела! — выдохнула Окса.
В этот же миг Павел подскочил и изо всей силы врезал Сирене кулаком в лицо, отшвырнув ее к стене туннеля. Изображение Мари исчезло из сознания Оксы. Девочка изумленно поглядела на Беглецов, с тревогой смотревших на нее.
— У меня галлюцинации! — воскликнула она, испуганная реализмом иллюзии.
— Осторожно, Павел! — взревел вдруг Пьер, выпучив глаза.
Летучая Сирена, которую оглушил Павел, пришла в себя! Раскрыв рот в беззвучном вопле, она ринулась на отца Оксы.
Павел мгновенно встал в стойку и ребром ладони сильно ударил голову чудища. Но Сирена была к этому готова: она приняла удар и осталась на месте в нескольких сантиметрах от Павла. Сузившимися глазами она свирепо уставилась на него, а потом из ее рта вылетела точно такая же голова, и не менее угрожающая!
— Это еще что такое? — ошарашенно пробормотала Окса.
— Я так по вас скучал… — эхом откликнулся сонный голос Абакума.
Все обернулись и с ужасом увидели, что одна из Сирен гладит по голове фея, отсутствующий взгляд которого свидетельствовал о силе окружавшей его иллюзии.
— Боже! — вскричала Реминисанс. — Я оставила его без присмотра!
— Мама… папа… — протянул Абакум. — Я бы так хотел… так хотел вас любить…
Окса, прислушиваясь лишь к своей интуиции, подскочила и схватила Сирену за волосы. Пришедший в себя Абакум увидел, как девочка изо всей силы швыряет голову в кучу камней с воплем:
— Зараза! Оставь Абакума в покое!
Голова чудища раскололась, как арбуз, и Юная Лучезарная скривилась от отвращения.
